Вскоре он как будто очнулся от глубокого сна и уже не мог ответить ни на один вопрос хозяйки. Он встал, так и не допив кофе. Потом обошел всех, пожимая всем руки. Амалии и Эллен, Анне Софии, их матери и последней Саре Сусанне. Лицо его было бесстрастно, но шея стала пунцовой, и он все время поглядывал на конверт, лежавший на буфете.
Как только он ушел, сестры набросились на шаль. Мать протянула Саре Сусанне письмо. Плавным изящным движением. Почти торжественно. Словно оно содержало привет от французского «короля-солнца». Но Сара Сусанне не взяла его. Она внимательно разглядывала узор на ковре.
Мать вздохнула, с упреком взглянула на дочь и сама открыла письмо. Некоторое время она изучала его, потом выпрямилась, откашлялась и прочла таким голосом, каким обычно читала Рождественское Евангелие.
Уважаемая йомфру Сара Сусанне Бинг Линд!
Имею честь просить Вашей крохотной ручки, дабы Вы стали моей законной спутницей жизни и в счастье и в горести. Если Вы ответите мне согласием, Вы никогда не раскаетесь и никогда ни в чем не будете терпеть нужды! Следует сказать, что я намерен в скором времени приобрести лавку в Хавннесе у Юхана Урсина. У меня есть на это средства, и, таким образом, у Вас будет свой собственный дом.
И еще: смею ли я просить Вас тактично не разглашать моего предложения в случае, если Вы мне откажете?
Преданный Вам
Юханнес Иргенс Крог, шкипер.
P.S.: Извините за почерк, мне привычнее писать цифры.
Кто-то провез по вымощенному камнем двору тачку на колесах с железным ободом. Под окном у входа в погреб болтали две служанки, вынесшие туда остатки воскресного обеда. Сара Сусанне смотрела на скворца, который в саду собирал урожай еще не созревшей рябины. День за окном был сверкающе ясный.
– Ну что?.. – склонилась к ней мать.
– Мама… – прошептала Сара Сусанне, и сидевшие вокруг сестры затаили дыхание.
– Надеюсь, ты не собираешься на всю жизнь остаться старой девой? – начала мать, когда Сара Сусанне так ничего больше и не сказала.
– Нет…
– Юханнес Крог очень симпатичный и красивый мужчина! И вполне солидный. Ему всего двадцать шесть лет! К тому же мы в родстве с ними через его отца, Йенса Крога. Арнольдус и Северин были крестными отцами его племянника. Мы с твоими единокровными братьями и сестрами тесно связаны с Крогами. Милая Сара Сусанне… А заикается он от того, что сильно нервничает.
– Вы заметили, у него глаза как у нашей Буланки? Такие же большие и блестящие! – воскликнула Анне София.
– Меня не пугает его заикание! Но…
Мать вздохнула. Она сидела слишком близко, их разделял только стол. Когда она положила руку на плечо Саре Сусанне, той показалось, что она уже попала в заточение.
– Ну, раз так, ладно… Можешь подождать с ответом до возвращения Арнольдуса. Никто не сможет сказать, что я к чему-то принуждаю своих детей!
– Может, он согласится жениться на мне, если ты ему откажешь? – засмеялась Эллен.
– Что за глупости! – Фру Линд вскинула голову и по очереди оглядела своих дочерей.
– Не все же выходят замуж по любви, – буркнула Амалия и смущенно взглянула на мать.
– А может, Сара Сусанне задумала купить себе отдельную усадьбу и жить вообще без мужа, как Иверине в Торстаде, – заметила Эллен.
Она имела в виду их единокровную сестру, которую они любили и к которой относились с большим уважением. Иверине прекрасно справлялась со своим хозяйством с помощью экономки Перулине. Никто не устраивал таких интересных рождественских вечеров, как она. У нее мужчинам не удавалось завладеть беседой и приходилось говорить о том, что интересно хозяйке.
– Любовь… она всякая бывает… Кое-кто ее не замечает, даже если она совсем близко… Хваленое бурление в крови мимолетно, как весенний шквал. На этом жизнь не построишь, – вздохнула мать.
– Но, мама! Ты всегда так красиво говорила о папе, разве это была не любовь? – мягко спросила Анне София.
– Милая Анне, тебе был всего год, когда он умер. У меня было много времени, чтобы подумать о нем и обо всех моих сиротках. Мне это стоило много любви и труда. – Мать снова вздохнула и поднесла к глазам носовой платок.
Когда Арнольдус вернулся домой и узнал о шали и о письме, лицо его озарилось широкой улыбкой.
– Замечательно! Сам Юханнес Крог! Ясная голова и, насколько мне известно, человек, не имеющий ни одного врага. Что тут скажешь? Один неженатый мужик дома – это еще куда ни шло, но ведь маму заботит, что у нее вообще слишком много непристроенных детей. Иаков, Хелене, Амалия, Эллен, Анне София, ты и я, – бойко перечислил он всех. – Она, бедняжка, ночами не спит, все думает, что с нами со всеми будет, особенно с дочерьми.
Сара Сусанне промолчала. Висячая лампа покачивалась на медных цепях. Стеклянный резервуар был наполовину пуст. Стекло лампы походило на закопченный маятник, качающийся под потолком. Мать ходила по комнате на втором этаже. Решительные твердые шажки неожиданно замирали, а потом снова начинали свое однообразное движение. Как будто она останавливалась, чтобы прислушаться, или чуть не упала, или по какой-то другой причине нуждалась, чтобы кто-нибудь поспешил к ней на помощь. Когда мать начинала там ходить, Сара Сусанне, сколько себя помнила, всегда ждала, что вот-вот что-нибудь случится. Неритмичное постукивание каблуков, за которым следовала оглушительная тишина. И снова твердые шаги. Когда там проходил кто-нибудь другой, его шаги всегда имели конец. Мать же ходила бесконечно. Она не спешила спускаться вниз. Словно хотела напомнить своим детям, что ей надо о многом подумать, что у нее много забот и что ей приходится делать эти остановки, дабы их жизнь могла продолжаться дальше.
Арнольдус и Сара Сусанне были в гостиной одни. Накрахмаленные летние шторы колыхались, как мантии. Картофельный крахмал, тщательное спрыскивание и горячий утюг. Но к матери эти заботы не имели отношения. Она не занималась такими пустяками. Ей не приходилось даже намекать, что она не любит этого или чувствует себя слишком важной дамой для такой работы. Нет, вовсе нет. Просто всегда получалось, что в это время она или разбирала свой секретер, или должна была что-то проверить. До того как Марен вышла замуж, именно она распоряжалась всем в доме и делала генеральную уборку, в том числе и гладила шторы. Теперь это как могли делали другие дочери или служанки.
Арнольдус всегда был чем-то занят, какая-то неприкаянность вечно гнала его из дому. Он почти постоянно чувствовал себя неприкаянным. Даже по воскресеньям. Особенно по воскресеньям.
– Если Юханнес купит Хавннес и начнет там свое дело, без жены ему не обойтись. По-моему, тебе не следует тянуть с ответом. Здесь на каждом мысе найдется девушка, мечтающая выйти замуж.
Сара Сусанне пыталась заглянуть брату в глаза. Пыталась показать ему, что она ждет от него совсем других слов. Хотя и не знала, каких именно. Но то, что Арнольдус, которого она ставила выше всех людей, предает ее таким образом, было ужасно.
– Я думала, ты посмотришь на это с моей стороны… – начала она.
– Я так и делаю, дорогая… И не знаю никого, кто подошел бы тебе лучше, чем Юханнес.
– Неужели никого больше нет?
– А кто еще может быть? Что ты имеешь в виду?
– Значит, надо выходить замуж за первого попавшегося?
– Юханнес не первый попавшийся, – кисло возразил Арнольдус.
Но когда Сара Сусанне наконец поймала его взгляд, он тут же отвел глаза.
– Я надеялась найти у тебя поддержку, – прошептала она.
– А разве я тебе в ней отказал?
Сара Сусанне помолчала, ожидая, что он скажет еще. Арнольдус молчал, тогда она встала и наклонила голову. Пригладила руками юбку и пошла к двери. Медленно. Если бы он сейчас сказал ей хоть слово, произнес бы ее имя, она бы обернулась и бросилась ему на шею.
Три дня Сара Сусанне лежала в постели, у нее болело горло. Родным пришлось послать человека в Бё с сообщением, что она не может вернуться к обещанному сроку.
Хозяйка вообще была недовольна ее отъездом, можно было представить себе, что она скажет, узнав, что возвращение Сары Сусанне откладывается.
Мать пришла проведать больную и остановилась в дверях комнаты. Ей непонятно, как в это время года у человека может болеть горло. Нет-нет, она не осуждает Сару Сусанне за ее болезнь, она только сказала то, что думает. И закончила словами: «Бедная моя девочка!» Сара Сусанне знала, что, если она преодолеет жжение в горле и расплачется, мать непременно войдет в комнату и сядет к ней на край кровати. Но она лишь отрицательно качала головой или согласно кивала. Это длилось недолго. Наконец Сара Сусанне смогла закрыть глаза и позволить времени идти своим чередом. Так или иначе, с этой жизнью было покончено.
Странно, что после сведения счетов с жизнью ее охватило небывалое спокойствие. Оказалось, что горячий черносмородиновый тодди с изюмом подействовал на нее точно так же, как в детстве. Выпив тодди, она вынула из чашки изюмину, положила ее в рот, и ей сразу стало легче. Сестры, одна за другой, заходили к ней в комнату. Им явно запретили донимать ее разговорами о письме. Они лишь останавливались вдали от больной, уверенные, что свою болезнь она привезла с собой из Бё. Пусть радуется, что лежит в постели, – на улице туман и идет дождь, на это можно смотреть и через окно. А вот им нужно идти в сад, чтобы нарвать ревеня, или помогать в доме по хозяйству.
Арнольдус не показывался.
На третий день Сара Сусанне проснулась очень рано и припомнила приснившийся ей сон. Она стояла у причалов возле лавки и ждала лодку, которая покачивалась во фьорде, но подходить к берегу как будто не собиралась. Неожиданно время года изменилось. Над фьордом закружился снег, однако лодки при сильном ветре шли без парусов. Она не чувствовала ни ветра, ни холода. Когда она повернулась к усадьбе, она увидела, как распускаются листья на залитых солнцем деревьях. Они были так близко от ее лица, что был виден даже пушок на маленьких листочках ивы. Цветной горошек карабкался по сетчатой изгороди, похожий на зверьков пастельных тонов, и распространял дивный аромат. Через мгновение цветки съежились и опали. Тяжелое дыхание пустоты окутало Сару Сусанне. Ей нужно было освободиться от этого. И она решила вымыть волосы, потому что вспотела и была вся липкая. Из цинковой бадейки шел пар, Сара Сусанне наклонилась, и ее распущенные волосы поплыли в горячей воде. Они закрыли собой все причалы и поплыли дальше в море, и она никак не могла их остановить. К тому же они цеплялись за подставки для сушки сетей и за прибрежные скалы, на которых сушили рыбу. Неожиданно она увидела Юханнеса Крога, он висел, зацепившись за самый высокий столб, и протягивал ей белоснежное льняное полотенце. Если бы это не выглядело так опасно, она бы даже засмеялась. Лица у него не было, но, проснувшись, она не сомневалась, что это был он.
Сара Сусанне встала с кровати, оделась, причесалась и села писать письмо.
Многоуважаемый шкипер Юханнес Иргенс Крог!
Большое спасибо за Вашу красивую шаль и приятное предложение.
Я отвечаю «да». Вы сами решите, когда у нас будет оглашение.
Для порядка, должна обратить Ваше внимание на то, что моя матушка не располагает средствами, чтобы оплатить расходы на свадьбу. Что же касается меня, то меня устроит и самая скромная свадьба.
Я получу весьма небольшое приданое. Только мои платья и немного постельного белья. Но долгов у меня нет. Моя матушка низко Вам кланяется!
Разделяю Ваше желание сохранить все в тайне.
Сара Сусанне Бинг Линд
Она попросила старого работника лавки, жившего у них на хлебах, взять лодку и доставить письмо лично Юханнесу.
После этого уехала в Бё и продолжала работать, как обычно. Хозяйка была рада ее возвращению и позаботилась навалить на нее столько работы, чтобы ей некогда было вздохнуть. Сара Сусанне решила не отказываться от места, пока не придет ответ от Юханнеса и не будет сделано первое оглашение. Работа помогала Саре Сусанне заполнить грызущую ее пустоту. Она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь чувствовала себя такой безнадежно одинокой.
Но она просчиталась. Уже через несколько дней Юханнес приплыл в Бё и представился хозяевам Сары Сусанне как ее жених. Слово «жених» он повторил несколько раз не заикаясь. Он преподнес Саре Сусанне золотое кольцо с красным камнем и сразил наповал хозяйку, вручив ей письмо, в котором просил освободить Сару Сусанне от ее обязанностей как можно скорее, ибо он нуждается в присутствии своей невесты во время приготовлений к свадьбе.
Хозяйка мужественно, хотя и не без сожаления, отнеслась к предстоящему отъезду Сары Сусанне. Она от всего сердца пожелала молодым счастья, но очень просила, чтобы невеста осталась у нее до конца ноября. Юханнес возразил – это слишком долгий срок. Он рассчитывает, что свадьба состоится между Рождеством и Новым годом.
Тогда Сара Сусанне словно проснулась и заявила, что будет работать до середины ноября. Ей показалось, что таким образом она угодит и жениху и хозяйке. Ей было не по душе, чтобы кто-то, кроме нее самой, решал, сколько времени она останется на службе. Но она понимала, что на такие пустяки не следует обращать внимания, когда вручаешь свою судьбу в чужие руки.
Она еще не плакала. Поплакать она всегда успеет.
– Почему ты не носишь свое обручальное кольцо? – спросила у нее однажды хозяйка, когда они готовили желе из красной смородины. Кроваво-красный сок капал через край сосуда.
– Оно слишком дорогое, я не хочу его носить, пока у меня столько грязной работы, – решительно ответила Сара Сусанне.
– Он сам приедет за тобой пятнадцатого ноября?
– Да, он так сказал.
– Хочешь взять несколько свободных дней и съездить домой в Кьопсвик?
– Нет, спасибо. Это уже не мой дом.
Хозяйка с удивлением взглянула на нее. И наморщила лоб так, что он стал похож на бараний бок. Желто-красно-белый. Оставалось только свернуть его рулетом и поставить в духовку.
Остров Офферсёй
О скромной свадьбе речь больше не шла. Это было бы неприлично. О скромной свадьбе может идти речь, если люди бедны или, как говорится, пребывают в стесненных обстоятельствах. Молодые должны были венчаться в церкви в Лёдингене, а сама свадьба – состояться на Офферсёе. Там уже устраивались свадьбы. Эйлерт должен был быть шафером, как и купец Юхан Бордервик из Вогана. Он был женат на сестре Юханнеса Магдалене. В подружки невесты были выбраны сестры Сары Сусанне – Марен и Иверине.
Арнольдус отправился к Саре Сусанне в Бё, чтобы поговорить с нею о свадьбе. У нее не было никаких пожеланий. Решайте все сами, сказала она. Когда он спросил, не хочет ли она видеть в подружках невесты кого-нибудь более именитого, чем ее сестры, Сара Сусанне ему даже не ответила. Но на его нижайшую просьбу до свадьбы приехать домой решительно ответила отказом.
– Мама боится, что ты на нас сердишься.
– Все знают, что теперь мой дом будет в другом месте, – твердо сказала она.
– А как быть со всеми этими женскими вещами?.. С платьями и всем остальным?.. Мама хочет, чтобы ты примерила подвенечное платье, которое они с Марен подготовили тебе к свадьбе.
– Скажи маме, если она хочет что-нибудь мне отдать, пусть приедет туда, где я живу.
– По-моему, ты ненормальная!
– Думай как хочешь, – отрезала она. И настояла на своем.
Что касается некоторых интимных сторон брака, несколько простых советов Сара Сусанне получила от своей старшей сестры Марен, жившей на Хундхолмене, которая тоже приехала в Бё, чтобы поговорить с сестрой о ее свадьбе. Во-первых, Сара Сусанне должна перестать быть недотрогой, надо помнить, что она теперь замужняя женщина. О слезах не должно быть и речи, хотя в первую брачную ночь ей будет немного больно. Ее слезы могут огорчить мужа, и тогда он ничего не сможет. Чего не сможет, Марен объяснять не стала, но Сара Сусанне догадывалась, что это каким-то образом связано с настроением. Во-вторых, долг женщины вытерпеть то, что выльется из него, не выказывая отвращения. А то он может расстроиться еще больше. Она должна позаботиться о том, чтобы у нее под рукой была вода и полотенце, и, когда он уснет, незаметно подмыться.
Если она не хочет сразу же забеременеть, нужно после всего стиснуть себе живот, особенно его низ, словно она хочет помешать его семени проникнуть в ее самые потаенные уголки. Ибо именно там и происходит зачатие. Кроме того, следует сразу же встать и помочиться, учила она Сару Сусанне. Сама она не нуждалась в подобных советах, просто слышала, что это помогает.
Саре Сусанне показалось это таким сложным, что она решила лучше уж сразу стать матерью, хотя одна только мысль об этом вызывала у нее отвращение и страх.
* * *
Юханнес прислал письмо, в котором объяснял, что он не просто женится на ней, но горячо ее любит. Как он смог полюбить ее, если они были едва знакомы, это уже другое дело. Он писал странные слова: «Ты стала моей путеводной звездой» или «Я и не знал, что в моем сердце таится столько жара».
Такое непосредственное выражение чувств тронуло Сару Сусанне. Пусть это были только слова, какие обычно говорят до свадьбы, но этот человек ей определенно нравился. Он желал ей добра, и она без принуждения ответила согласием на его предложение. Он писал, что ему хочется отвезти ее на пару дней в Кьопсвик, чтобы она повидалась с родными, а потом они заедут на Офферсёй – он хочет показать ей комнаты, в которых они будут жить, пока не завершится покупка Хавннеса.
Она ответила, что в Кьопсвике ей делать нечего и она охотно останется на Офферсёе уже до свадьбы.
Юханнес сдержал слово. Пятнадцатого ноября он приехал за ней. На большом карбасе, словно у нее было с собой много вещей. Ему помогал молодой парень. В Вестеролс-фьорде им мешал сильный боковой ветер, но когда они пересекали Хадсель-фьорд, ветер утих. В проливе Рафтсундет ветра почти не было, так что карбас двигался медленно. Горы подходили к самой воде по обе стороны пролива. Они блестели от изморози, но поля под тонким слоем льда были еще зеленые. Над отвесными черными скалами серели занесенные снегом вершины. Всю дорогу Сара Сусанне сидела в укрытии под кормой, там было тепло, сухо, и туда почти не долетали морские брызги и поваливший вдруг мокрый снег. Юханнес стоял у штурвала и правил карбасом. Его помощник укрылся под парусом.
Все казалось каким-то ненастоящим. Это был конец прежней жизни Сары Сусанне, но у нее хватило ума не горевать об этом.
