Дмитрий Ромов "Цеховик. Книга 14. Воин света"

– То есть, у вас есть подвязки на таможне? Или с экспортёрами работаете? Или и то, и другое?

– Говорю же, не знаю.

– Нет, – качаю я головой. – Придумайте что-то другое, чтобы мы тебе типа поверили. И бригада ваша, если сюда приедет, здесь навеки и останется. Понимаешь меня?

Повисает пауза.

– Ну… – наконец, подаёт он голос. – Ради победы и достижения цели можно ведь и… ну, как бы тактическое отступление допустить.

– Зачем нам это, Джон? Мы и так получим то, что хотим, без вот этих выкрутасов. Нет.

– А какого размера партия? – осторожно интересуется Ферик.

– Пятьдесят кило гашиша, – отвечает Джон. – И пятьдесят героина.

Героин делают в Пакистане, в Афгане для него только сырьё производят, поэтому не так всё просто. Лицо Ферика делается каменным и непроницаемым, он прикрывает глаза. Пытается закупориться, чтобы невозможно было понять, что у него на уме. Но я его насквозь вижу.

– Нет, Джон, – повторяю я. – Ни гашиша, ни герыча, ни кокоса и ничего другого. Нет и точка. Каждый, кто приедет сюда от ваших, будет уничтожен. Завалим наглухо. По вашим правилам никаких игр не будет. Если хочешь после всего работать с нами, будешь делать, что я скажу уже сейчас. Не хочешь – досвидос. Никто не держит. Капито?

– Всё-всё, чего ты горячишься? – поднимает руки Джон. – Понял я, понял. Нет значит нет. Хотя зря, вариант беспро…

– Я же сказал, по-моему! – перебиваю я.

– Да, да, всё понятно. Чего ты кипешуешь, Бро? Я же говорю, я тебя понял.

– Да, – соглашаюсь я, – ты так говоришь. Но ты не выглядишь, как человек, который действительно всё понял.

– Бро, я понял, – подтверждает свои слова Джон. – Мне всё ясно. Ты не хочешь иметь ничего общего с наркотой. И с нашими людьми – тоже.

– С бойцами я может и познакомлюсь, – соглашаюсь я. – Но вряд ли им это понравится. Так что, давай обойдёмся безо всей этой херни.

Ферик не произносит ни слова, Цвет тоже, но он, хотя бы, не превращается в мраморную статую с застывшим взором, а, напротив, наблюдает за происходящим с большим интересом.

Если честно, я пока не знаю, нужен он мне или не так уж, чтобы очень. Надо понаблюдать, присмотреться, подержать рядом, но не открывать карты, не давать никакой инфы и бл*дь, я сказал, никакой наркоты!

Примерно такое заключительное слово я произношу, когда Красавчик Джон, как его назвал Ферик, уходит.

– Фархад Шарафович, мы друг друга поняли?

– Сколько можно, Егор! Я же сказал!

– Вообще-то нет, вы ничего не сказали. Если вам не даёт покоя слава Эскобара и других колумбийских наркобарыг, я вас держать не стану. Идите и делайте, что хотите. Но, поверьте, продлится ваша карьера не очень долго. Не из-за меня, разумеется, я-то не угрожаю, просто предвижу. Понимаете?

Он досадливо машет на меня рукой и на этом дискуссия о запрещённых веществах завершается.

– Не нравится мне этот Джон, – говорит Цвет. – Не пойму, в чём дело, но не нравится. Есть в нём что-то гнилое. Больно хитрожопый. Да и вся ситуация в целом странная. Посылают кента, чтобы втёрся в доверие. Ладно, хорошо. Но вообще-то, что им от нас надо? Чтобы мы сдохли, по большому счёту… Зачем тогда втираться? Что? Я имею в виду в чём смысл всего этого для Антипа и Мишико? Но ладно, раз ты говоришь, присмотримся, понаблюдаем.

– Решать тебе, в конце концов, – говорю я Цвету. – Тебе с человеком работать, когда мы территорию подчистим.

– Посмотрим, – качает головой он. – Посмотрим.

После казино я еду в ЦК на встречу с Новицкой и Скачковым, но перед этим успеваю пересечься с Анжелой Степановной.

– Анжел, ты чего светишься вся? У тебя не день рождения, случайно?

– Нет, – загадочно улыбается она.

– А чего тогда красивая такая? Точно коржик не хочешь?

– Нет, ну если ты на мне экономишь, то ладно, купи коржик. Но если не слишком стеснён в средствах, лучше всё-таки эклеры.

– Разорение с тобой, – шуточно ворчу я и беру целых пять штук.

– В общем, гражданин Брагин…

– Эй-ей, чего это гражданин-то? – грожу я ей пальцем. – Что за манера общения? У тебя, Анжелика, профессиональная деформация возникла, судя по всему. Надо тебя к психотерапевту командировать, на реабилитацию.

Она заливисто смеётся.

– Хохотушка. Хи-хи поймала?

– Ой, до чего же ты смешной, честное слово, Егор Брагин.

– Здрасте-пожалста. Ещё и смешным обозвала. Ну, рассказывай уже, не томи.

– Пока рано рассказывать, но могу сказать, что всё хорошо.

– Нет, Анжелка, ты меня не зли, пожалуйста, – сержусь я. – Не забывай, кто твой наниматель. А то дам тебе по одному месту, будешь знать.

– В общем, меня вызывал, – она понижает голос и оглядывается по сторонам, – Чурбанов. И дал задание. Ну, до суда, разумеется мы дело не доведём, тема скользкая, сам знаешь, но, как я понимаю, главное, оказать моральное давление, да?

– Да. Как ты продвигаешься, отчитайся, пожалуйста!

– Хорошо пошло. Я встретилась уже с некоторыми девушками, которые ушли с предприятия из-за домогательств Зевакина. Они на удивление активно сотрудничают и дают информацию. И с ныне работающими начинаю взаимодействие. Так что будет у тебя куча показаний, можешь радоваться.

– Молодец. Я тебе ящик эклеров куплю… Хотя нет, ты тогда растолстеешь…

– Егор! – сразу делается она серьёзной.

– Ну, а что ты думаешь? – пожимаю я плечами. – Злоупотреблять нельзя, а то и ойкнуть не успеешь, как превратишься в пышечку. Поэтому я тебе выплачу обалденную премию.

– Сколько? – прищуривается она.

– А сколько хочешь?

– Прямо премию?

– Ну…

– Рублей пятьдесят хотя бы… а то мне надо купить кое-что.

– Будет, – обещаю я с усмешкой. – Поверь мне, больше будет, ты довольна останешься.

Впрочем, она и так довольна, замминистра лично принимал и задание давал. Я оставляю её в кафетерии и несусь дальше.

Новый кабинет Ирины Викторовны явно попросторнее предыдущего.

– Ну что, Ириш, как дела? – чмокаю я её в щёку. – Жизнь прекрасна, да? Согласна? А то ли ещё будет…

– Ага, – кивает она. – Если честно, как тебя встретила, всё закрутилось с невероятной силой. Наверное, ты мой талисман. Или волшебная палочка… Как там Аманда Лир поёт помнишь?

– Помню, конечно. Я энигма, тайна и тот единственный, кто может всё? Ты, кстати, похожа на Аманду Лир.

– Фу, – хмурится Ирина. – Говорят она на самом деле мужик.

– Врут. И она действительно почти такая же красотка, как и ты.

– Ладно, леший с ней, давай тогда делом займёмся.

– А Скачков?

– Придёт сейчас. Садись…

Вскоре действительно приходит Скачков и мы часа два совещаемся, готовясь к встрече с начальником ГлавПУРа. Прерывает нас звонок Гурко. Поговорив с ним, Ирина недовольно качает головой:

– Почему-то я не удивлена, – говорит она.

– Что?

– Догадайся с первого раза! Гурко просит, чтобы ты подъехал прямо сейчас.

– Что там за надобность такая?

– Не отчитывается передо мной твой дружок.

– Мой дружок? – качаю я головой. – А кто с ним на свадьбе отплясывал? Не припоминаешь?

– Я припоминаю, – усмехается Виталий Тимурович.

– Так, будьте джентльменами, товарищи, – грозит она пальцем. – Не злоупотребляйте воспоминаниями.

– Слушай, Егор, – говорит Гурко. – Горбачёв меня замучил уже. Во-первых, он хочет с тобой дружить. Сейчас многие этого хотят, но он всё-таки секретарь ЦК, а это не тяп-ляп, не правда ли?

– Серьёзно? – удивляюсь я. – Это странно.

– Чего странного? Ты вон от Андропова не вылезаешь и к генеральному ездишь. Сам-то он раз или два один на один с генсеком встречался. А ты и от него не вылезаешь, можно сказать.

– Ясно. А что во-вторых? Есть ещё и во-вторых, я правильно понимаю?

– Есть, да. Он страшно разозлился или обиделся, не знаю чего больше, что ты его на свадьбу не позвал. Так что ты подумай, как безболезненно для его самолюбия этот вопрос осветить.

– Новицкая сказала, что вопрос срочный. Неужели действительно?

– Нет, не прямо срочный, просто мне сейчас уходить нужно, и я решил тебе поскорее сказать, чтобы ты не затягивал с решением. Зачем тебе враги? Лучше иметь друзей. Ты уж поверь, это я тебе с полным знанием дела говорю. Друзья лучше врагов. Правда, есть деталь. Враги тебя не предадут, понимаешь, да, что я имею в виду?

– Понимаю.

– Ну, и забеги к нему, чай не переломишься. Так что давай, а мне пора уже.

Я забегаю, но на месте его не застаю, поэтому переношу объяснения на другое время. Решаю съездить в прокуратуру. Лучше, пожалуй, не доводить отношения до обострения. Поэтому сажусь в машину и отправляюсь на Новокузнецкую 27.

Кроме заявления потерпевшего, собственно говоря, ничего у следствия на меня нет. А у меня всё-таки имеется алиби. Так что еду я со спокойным сердцем.

Мне приходится долго ждать, пока удаётся разыскать Катюшина. Находиться в этом казённом доме не так уж и приятно, честно говоря, и я уже собираюсь уходить, но он появляется.

Спускается и выглядит ужасно удивлённым.

– Смотри-ка, – качает он головой. – Сам пришёл. Неужели совесть пробудилась? Ну, что же пойдём.

Мы проходим в его кабинет, в котором стоит три рабочих стола, но других сотрудников не видно.

– Присаживайся.

Я сажусь на стул, приставленный к его столу.

– Ну что, Егор Андреевич, – вздыхает Катюшин. – По решению прокурора Москвы дело ваше мы из милиции забираем. Забрали уже, собственно.

Он достаёт из ящика стола картонную папку и раскрывает, пролистывая бумажки.

– И что за статью, вы мне шьёте, начальник? – улыбаюсь я.

– Отлично-отлично, жаргон бывалого человека, – кивает он. – Статья сто восьмая УК РСФСР. Умышленное тяжкое телесное повреждение, опасное для жизни или повлёкшее за собой потерю зрения, слуха или какого-либо органа либо утрату органом его функций, душевную болезнь или иное расстройство здоровья, соединённое со стойкой утратой трудоспособности не менее чем на одну треть, или повлёкшее прерывание беременности, либо выразившееся в неизгладимом обезображении лица. Наказывается лишением свободы на срок до восьми лет.

– Погодите, неужели у Зевакина беременность прервалась? – удивляюсь я.

– Не то, чтобы беременность, но ужасающих последствий для здоровья очень и очень много. Вот здесь заключения врачей. Хирург… терапевт… психиатр…

– Подождите, но ведь этот гражданин, называемый Зевакиным уже на работу вышел. Как это он с неизгладимо подорванным здоровьем и на треть обезображенным лицом? Не клеится что-то.

– Да бросьте, у нас, как раз, всё клеится очень и очень хорошо. Вон сколько справок. А то, что человек самоотверженно трудится на благо Родины, характеризует его с очень и очень положительной стороны. Но не суть. Смотрите, Егор Андреевич, я вам крайне признателен, что вы добровольно явились. Более того, хочу сказать, что очень даже вовремя. У нас всё готово. Сейчас поучаствуем с вами в опознании. И свидетели здесь и другие актёры, вы понимаете?

– Актёры?