Элла Долгарева "Семь рассказов"

Семь рассказов.
Элла Долгарева

Семь рассказов о жизни и любви. "Числа"– рассказ о коте-математике по имени Тюбик. "Егор и Адвайтина сказка"– рассказ о мальчике с особенностями развития, "Груши" и "Соня" – о любви. "Моральные принципы"– о "хороших о девочках". "Преступление без наказания" и "Нестраховой случай"– названия говорят сам за себя.

Элла Долгарева

Семь рассказов.

Егор и Адвайтина сказка

Во взгляде Егора читалось нечто глубинное, мудрое, желающее вырваться на свободу из темницы. Но это глубинное было скрыто сковывающим разум куполом. Казалось, что Сущее нарядилась Егором и скрыло его разум под защитным слоем, чтобы размагнитить замки на сердце у умных головой, но глупых душой. Егор искренне улыбался, глядя на маленького рыжего котенка, играющего на полу гостиной. Глаза его светились радостным и чистым теплом. Левая рука Егора всегда тряслась. Сильнее, когда его что-то тревожило и меньше, когда, как сейчас, всё было хорошо и спокойно. В быту Егор был абсолютно беспомощен. Он не мог самостоятельно принимать душ или положить себе еду на тарелку. Просто он не мог определить, какое движение и в какую сторону нужно сейчас совершить. Если бабушка просила Егора донести сумки или помочь ей повесить белье, он всегда с радостью помогал. С этим ему было относительно не сложно справляться. Бабушка называла Егора «мой помощник». Он сам подходил иногда к ней и говорил: «Помочь хочу». И бабушка находила, чем Егор может быть полезен. Большую часть времени Егор просто сидел рядом с бабушкой и смотрел куда-то, как кот на подоконнике. Если бабушка уходила в дом, Егор шел следом за ней. Завтрак, обед, ужин, душ, телевизор – вот и все значимые события его каждого дня. Два раза в неделю они с бабушкой ходили в магазин. Там Егору поручалась тележка с продуктами, которую он с удовольствием возил. Если бабушка спрашивала Егора – два бутерброда ему сделать или три, он уверенно отвечал, что три. Хотя считать и писать он не умел. У Егора отсутствовало чувства стыда, он не стеснялся ни своей, ни чужой наготы. При этом он любовался красотой лица и проявлял, как умел знаки внимания к дочери их соседки. Та беззлобно посмеивалась над ним и разрешала слушать вместе с ней популярную музыку. Если играла известная песня, он подпевал и делал странные движения руками, будто пытался взлететь. Это был танец Егора.

***

В нём точно жила любовь. Он много и часто говорил, что любит того или иного. Нальет ему бабушка чай и даст бублики, Егор говорит вместо спасибо: «Бабушка, я люблю тебя».

Бабушка устроила во дворе кормушку для птиц. Каждый день к ним с Егором прилетали голуби, воробьи и даже сойки.

– Вот гляди, Егорушка, на эту горлицу, – говорила бабушка, глядя на красивую белую птицу. – Когда-нибудь и я так же улечу на небо. А ты будешь здесь снизу смотреть на меня.

У Егора седой ёжик волос, хотя ему всего лишь тридцать лет. Фигура его была почти не развита. Впалая грудь, круглые бёдра, сутулые плечи. При общей худобе, выпирал не понятно как приклеенный к худому торсу рыхлый живот. Мать Егора умерла от пьянства, отец Егора, по сути, тоже – сгинул в пьяной драке, дед Егора умер от старости и усталости. Бабушке Егора умирать было нельзя. Кроме неё у Егора никого не было. И поэтому бабушка просила, вымаливала у Бога ещё пару годков, а через пару годков просила ещё прибавить. И Бог соглашался. Дважды. А в третий раз бабушка попросить не успела. Так и остался Егор совсем один на свете.

***

Соцработник что-то записывал в тетрадь со слов соседки. Егор тихо сидел рядом на краю табурета.

—Бабушка улетела на небо? – спросил его Егор.

Соцработник удивленно поднял глаза от своих записей:

—Хм..Ну как бы да..

Егор вышел во двор. Мимо калитки шёл отряд пионеров из соседнего лагеря. Отряд состоял всего лишь из семи человек. Четыре девочки в венках из одуванчиков несли корзинки с подберезовиками и опятами, а трое ребят очень разного роста тащили на себе большое бревно. Вожатая, юная хрупкая девушка с большими синими глазами увидел Егора и спросила: «Не поможете донести?». Егор, на первый взгляд, не сильно отличался от обычных людей. Нужно было присмотреться и переброситься парой фразой, чтобы понять, что он «другой». Егор молча подхватил бревно и ушел вместе с отрядом в направлении лагеря.

***

—Спасибо вам! Очень выручили! – Приветливо сказала Егору глазастая девушка —Из этого бревна чудесная скамья получится. У нашего завхоза золотые руки, – она показала на длинный стол и скамью, —вот это он все сам сделал! Своими руками!

Немного смутившись, спросила:

—Будете чай? У нас вечернее чаепитие сейчас будет.

Егор ответил кратко: —Буду.

Его усадили за длинный стол в саду, на котором стоял большой медный самовар, чашки и блюдца, в мисках лежали бублики и конфеты. Вкусно пахло мятой, яблоками и мёдом.

За столом уже сидел сторож и по совместительству завхоз по фамилии Адвайтин. Егор смотрел на маленькую вожатую с синими глазами и не отводил от нее взгляд.

Солнце уходило за горизонт, батарейка дня садилась и все окружающие предметы медленно тускнели. Экран уютного местечка, огороженного деревянным забором, постепенно потемнел. Сад, в котором сидел Егор с ребятами из лагеря, в сумраке становился всё более таинственным. Деревья обретали многозначительность, кусты то и дело притягивали подозрительные взгляды кого-нибудь из ребят. По вечерам, перед самым отбоем, все собирались за большим столом и по очереди рассказывали истории. Сегодня слово взял фактический хозяин маленького лагеря —сторож и по совместительству завхоз Адвайтин.

Он обвел своими тёмными раскосыми глазами разношёрстную компанию за столом и начал рассказывать свою сказку:

—Чуча;во-чучаво;.. Среди женщин женщина жила. Как листок на дереве среди других листков на ветке. Чуча;во-чучаво;.. И вот однажды она умерла. Когда она ещё была живой, деревья, качая ветками и шелестя листвой, рассказывали ей сказки. Женщина записывала их на толстую нитку, а нитку мотала в клубок..Когда она умерла, клубок этот стал таким большим, что сам покатился по её тропе. И сейчас ещё катится, такой он большой. Была эта женщина когда-то ребенком с разбитыми коленками, была девушкой, от которой не могли отвести глаз мужчины и была старухой, у которой в глазах отражались огромные звёзды, освещающие мир. Были у женщины темный лес, светлое море и всегда чуть влажный, даже летом, песок на берегу её моря. Ещё у женщины была улыбка, особенная улыбка. Она жила в самом сердце женщины и все об этом знали. Такой она была теплой и исцеляющей, ее улыбка. И был у женщины страх. Он жил в её животе, немного левее пупка. Женщина дружила с ним, хоть он и был таким неприятным, как крик лисицы в ночном лесу. Ещё у женщины был сундук сокровищ. Он всегда стоял на самом видном месте, но никто его не трогал. Женщина знала, что люди редко видят то, что находится у них под самым носом. Особенно сокровища. Люди…Взгляд их чаще направлен туда, где их уже нет или ещё нет. «Чуча;во-чучаво;» – пела женщина свою песню, сидя под звездным небом у ночного костра. Поленья потрескивали и маленькие красные искорки устремлялись к звёздам, что висели прямо над крышей её дома.

В доме женщины всегда всё было на своем месте. Кружки были повернуты ручками на север, маленький чайник с резным узором – носиком на юг. Узор был не только на старом чайнике, но и на теплых сухих ладонях женщины. Она говорила, что этот узор на ладонях-книга её пути, но не нужно пытаться её прочесть. Путь лежит на виду, на ладони, как тропинка, освещённая звездным небом и луной. Деревья качают верхушками, звёзды светят, ноги идут. И это всё. Так она говорила. Чуча;во-чучаво;… И вот однажды она умерла, эта женщина, но потом решила ещё пожить. Ведь если ещё раз пройтись по той же тропе- можно увидеть много старого, что покажется новым. Чуча;во-чучаво;.. Женщина шла медленно, не торопясь. Ведь если спешить, можно пропустить Важное. А важное требует уважения, ждёт внимания. Тропинка шла в гору и под гору, была гладкой и была скользкой. Иногда вдоль тропинки росли прекрасные цветы, иногда из кустов выпрыгивал лягушка прямо под ноги женщине или камешек больно впивался в подошву. Иногда шёл дождь, но чаще светило солнце. Дул ветер, принося с собой запах чужих тропинок и историй. Чуча;во-чучаво;.. И вот так шла и шла она. Вдруг смотрит-навстречу ей по тропе идёт другая женщина. Присмотрелась, а это она сама идёт. Та, что шла по этой тропе, до того, как умерла. Подошла она ближе и обняла ее. Так женщина встретилась с самой собой. Зачем жила эта женщина? Зачем слушала сказки деревьев и крик ночной лисицы? Зачем сидела у костра и пела свою песню: «Чуча;во-чучаво;». Почему ходила она по своей тропе? Хотите это знать? Хорошо. Я скажу. Ответ простой, как роса по утрам на траве, что растет вдоль тропинки, по которой ходила та женщина… И не слышимый, как ветер, что качает верхушки деревьев. Он длинный, как тропа от начала пути и до его конца. Ответ этот такой: «ЧучАво-ЧучавО;». Только перевод с языка этой женщины я не знаю.

Адвайтин замолчал.

В повисшей тишине был слышен только писк одинокого комара, на которого никто не обращал внимания.

Артём, самый старший из ребят, лениво почёсывая комариные укусы на руках и ногах, спросил:

—И чо? Какова была её миссия, тётки этой? Чего она ходила туда-сюда? Смысл сказки в итоге в чём?

Все остальные тоже озадачено и разочаровано смотрели на сторожа Адвайтина, который, казалось, уже напрочь забыл о сказке и, как ни в чем ни бывало, прищурившись от удовольствия, шумно пил чай из блюдца.

Из всех присутствующих сказку понял только один Егор. Но рассказать об этом он никому не мог. Во-вторых, «купол» мешал, а во-первых, все равно бы никто ничего не понял.

Груши

В саду пахло гнилыми грушами, упавшими с деревьев. Нещадно палило солнце. У поленницы с дровами в тени лежал облезлый пёс Макар и грыз блох у хвоста. Иногда пробегал случайный ветерок, легко и приятно касаясь лица и плеч. Муха кружила над гнилой грушей, выбирая лучшую локацию для пригрушения. В полной тишине были слышны только далекое щебетание птиц и шорох гравия, от шин какого-то заблудившегося авто.

Савицкий сорвал спелую грушу с дерева. Впился зубами. Груша внутри была теплой, напитанной южным солнцем. Он любил груши больше, чем яблоки. В детстве у него было воспаление лёгких. А груша полезна для работы легких. Вдали послышался протяжный гудок паровоза. Вернее, электрички. Но Савицкому нравилось думать, что это паровоз, с кипящей в котле водой. И он гудит, выпуская пар из трубы. Ребёнком он мечтал стать кочегаром, на таком вот настоящем паровозе. И ходить чумазым, с измазанным углем лицом безнаказанно. Без битья бабушкиной хворостиной.

Зоя, жена Савицкого, говорит, что он застрял в оральной стадии развития:

– Ты инфантил, Савицкий. Тебе нужна мамина юбка. Ты абсолютно не разбираешься в людях! Да что там говорить, ты даже не можешь отличить шантаж от манипуляции!

Зоя подписана на популярного психолога.

И регулярно записана к нему. Савицкий это знает. Зоя так глубоко погружена в вопросы психологии в последнее время. Объясняется это не просто, а очень просто. Зоя уже два года спит со своим психологом. Этого Савицкий не знает. Тем более, сейчас он тоже спит. Один, в супружеской кровати, и видит прекрасный сон про бабушкин сад в деревне.

Зоя готовит завтрак на кухне. В планшете вещает Зоин любовник:

– Всегда! Всегда делайте то, что не нравится! Именно так и только так происходят реальные изменения!

Звучит веселая музыка. Долгие аплодисменты. Все рыдают.

Всегда. Всегда делать то, что не нравится. Именно это когда-то привело мать Савицкого к клинической депрессии. Зоя сейчас в свои пятьдесят выглядит как хорошо потрёпанная звезда или как старый плюшевый медведь из детства. Она ещё дорога его сердцу, но восторг уже не вызывает. Ужимки Зои с годами стали профессиональнее, одежда дороже, зубы монолитнее. Между ними давно исчез секретный ингредиент счастливых отношений. Никто теперь не вспомнит, кто первым начал притворяться, играть в игру– что она всё та же, а он всё тот же. И всё, как раньше..Главное, зачем? Савицкий сейчас думает, что ради дочери. На самом деле, им обоим было просто лень что-то менять всерьез. Дочь Савицкого Варя была до ужаса похожа на него. Лопоухая, сероглазая, в коричневых веснушках, с медными жёсткими волосами. От Зои Варе достались длинные стройные ноги, крепкая хватка, сильный характер и талант в искусстве вранья. Хотя Савицкий в этом искусстве в свое время тоже преуспел, но об это позже.