С моей стороны было бы нечестно в этой книге, буквально пропитанной кровью, умолчать о приключении, в котором я сыграл весьма комичную роль. Зимой, когда наш батальон гостил у «кеанского короля», мне, молодому офицеру, довелось в первый раз проверять караулы. На выезде из города я заплутал и, чтобы разузнать дорогу к маленькому посту на железнодорожной станции, зашел в стоявший на отшибе домик. Единственным тамошним обитателем оказалась семнадцатилетняя девушка по имени Жанна, отец ее недавно умер, и Жанна осталась на хозяйстве одна. Ответив на мой вопрос, она рассмеялась и сказала: Vous ?tes bien jeune, je voudrais avoir votre devenir[10 - Вы так молоды, мне бы хотелось, чтобы вы остались (фр.).]. Это было сказано таким воинственным тоном, что я тотчас окрестил ее Жанной д’Арк, а потом, уже на позициях, иногда вспоминал о том домике на отшибе.
Однажды вечером в Круазиле мне вдруг захотелось съездить туда. Я приказал оседлать лошадь и скоро оставил городок позади. Стоял майский вечер, словно созданный для верховой прогулки. Клевер тяжелыми темно-красными подушками устилал окаймленные боярышником луга, а перед въездами в деревни горели в сумерках огромными канделябрами цветущие каштаны. Я проехал через Бюлькур и Эку, не догадываясь, что через два года, участвуя в наступлении, пройду здесь по совершенно иному ландшафту, через зловещие развалины деревень, сейчас мирно раскинувшихся среди прудов и холмов. На станции, охрану которой я тогда проверял, гражданские еще выгружали газовые баллоны. Я поздоровался и некоторое время смотрел на разгрузку. Вскоре я увидел домик с красно-коричневой, испещренной пятнами мха крышей и постучался в уже закрытые ставни.
«Qui est la?»
«Bon soir, Jeanne d’Arc!»
«Ah, bon soir, mon petit officier Gibraltar!»[11 - «Кто там?» – «Добрый вечер, Жанна д’Арк!» – «А, добрый вечер, маленький офицер Гибралтар!» (фр.)]
Девушка, как я и надеялся, встретила меня очень дружелюбно. Привязав лошадь, я вошел в дом, где меня угостили ужином: яйцами, белым хлебом и маслом, аппетитно лежавшим на капустном листе. В таких ситуациях долго не ломаются, а садятся за стол.
Все бы хорошо, но потом, уже на дороге, меня остановил полевой жандарм, посветил фонариком в лицо и спросил, кто я такой. Мой разговор с гражданскими, интерес к газовым баллонам и незапланированное появление в этой малолюдной местности возбудили подозрение в шпионаже. Конечно, я забыл захватить с собой солдатскую книжку и был доставлен пред ясные очи кеанского короля, который по своему обычаю сидел за круглым столом.
Уж там-то знали толк в подобных приключениях. Мою личность тотчас удостоверили и радушно приняли в круг пирующих. На сей раз король предстал передо мной в ином свете; в этот поздний час он рассказывал о тропических лесах, где когда-то руководил строительством железной дороги.
16 июня генерал отпустил нас в войска, с кратким напутствием, в котором сообщил, что противник готовит большое наступление на Западном фронте и левый фланг наступления будет развернут примерно напротив наших позиций. Речь шла о грядущем сражении на Сомме. Оно завершит первый и самый легкий период войны и ознаменует переход в новую фазу. Пережитое до сих пор, хотя мы даже не догадывались, было попыткой вести боевые действия по старому образцу, и эта попытка заглохла в позиционной войне. Теперь нам предстояла война на истощение, требующая мобилизации огромных сил и средств. К концу 1917 года она в свой черед сменилась битвой техники, которая, однако, уже не получила полного развития.
По возвращении в полк мы тоже заметили, что что-то назревает, ведь однополчане рассказывали о растущем напряжении на передовой. Англичане дважды, правда безуспешно, совершали вылазки к участку C. Мы отплатили хорошо подготовленной атакой трех офицерских групп на так называемый траншейный треугольник и взяли троих пленных. В мое отсутствие Ветье был ранен шрапнелью в плечо, но вскоре после моего возвращения уже снова командовал ротой. Изменился и мой блиндаж: попадание гранат уменьшило его вдвое. Англичане забросали его ручными гранатами во время упомянутой атаки. Моему заместителю удалось через световую шахту выбраться наружу, но его денщик погиб. На досках обшивки еще виднелись бурые пятна запекшейся крови.
20 июня я получил приказ разведать, что делается на переднем крае противника и не занят ли он минированием. Около полуночи я вместе с фенрихом Вольгемутом, ефрейтором Шмидтом и рядовым Партенфельдером перелез через наше довольно высокое проволочное заграждение. Сначала мы шли пригнувшись, потом поползли по густо заросшей ничейной полосе. Прижимаясь животом к росистой траве и чертополоху, я вспоминал Карла Мая, читанного в пятом классе гимназии, и старался не производить ни малейшего шума, ведь в полусотне шагов от нас черной полосой проступала линия английских окопов. Вокруг кучно и почти отвесно зашлепали пули стрекотавшего вдалеке пулемета; время от времени взлетали осветительные ракеты, бросая холодный свет на этот неуютный клочок земли.
За спиной вдруг раздался отчетливый шорох. Между укреплениями прошмыгнули две тени. Пока мы готовились на них напасть, они бесследно исчезли. И сразу же на английских позициях громыхнули две гранаты; стало быть, нам встретились свои. Мы медленно поползли дальше.
Как вдруг фенрих судорожно схватил меня за плечо:
– Внимание вправо, совсем близко отсюда, тихо, тихо!
В тот же миг в десяти шагах справа в траве послышался довольно сильный шум. Мы отклонились от направления и ползли вдоль английских заграждений; вероятно, противник заметил наше присутствие и вышел из окопа проверить предполье.
Незабываемые мгновения ночных вылазок! Зрение и слух напряжены до предела, шорох чужих шагов в высокой траве будто страшная угроза. Дышишь прерывисто, всеми силами держишь себя в узде. С коротким металлическим щелчком сдвигаешь предохранитель пистолета; этот щелчок ножом режет нервы. Зубы скрипят на запальном шнуре гранаты. Стычка будет короткой и смертоносной. Дрожишь от двух могучих чувств – возбуждения охотника и страха жертвы. Ты – целый мир, насыщенный темным, жутким настроем, гнетущим это место.
Перед нами возникли несколько расплывчатых фигур, донесся шепот. Мы повернули к ним голову; я слышал, как баварец Партенфельдер стиснул зубами лезвие кинжала.
Англичане сделали еще шаг-другой в нашу сторону, но затем занялись проволокой, не заметив нас. Мы поползли назад, медленно, не спуская с них глаз. Смерть, что уже незримо в напряженном ожидании стояла меж нами, удалилась несолоно хлебавши. Немного погодя мы встали в полный рост и благополучно вернулись на свой участок.
Раззадоренные успешным исходом, мы надумали взять пленного и решили следующим вечером повторить вылазку. Поэтому после полудня я прилег отдохнуть, но заснуть не успел, так как грянул громоподобный взрыв. Англичане обстреливали нас осколочными минами, которые на лету производили мало шума, но были настолько тяжелыми, что их осколки начисто срезали сваи обшивки толщиной в доброе бревно. Чертыхаясь, я слез со своей «лежанки» и вышел в окоп только затем, чтобы, увидев на подлете черный шар с ручкой, крикнуть «Мина слева!» и ринуться в ближайший туннель. В последующие недели мины всех калибров и типов сыпались на нас так щедро, что мы взяли в привычку, передвигаясь по окопу, одним глазом всегда смотреть вверх, а другим – на ближайший вход в туннель.
Ночью я в сопровождении трех солдат снова полз меж окопов. По-пластунски, отталкиваясь от земли носками сапог и локтями. Добравшись до английского заграждения, мы залегли за высокими кустами густой травы. Немного погодя появились несколько англичан, тащивших рулон колючей проволоки. Они остановились прямо перед нами, положив рулон на землю, щелкая ножницами и тихонько переговариваясь. Мы подползли вплотную друг к другу и шепотом коротко посовещались:
– Шарахнем гранатой – и на них!
– Ты что, их же четверо!
– Мигом все в штаны наложат!
– Не ерунди!
– Тише, тише!
Мое предостережение опоздало. Англичане, словно ящерицы, нырнули под заграждение и исчезли в окопе. Мы изрядно встревожились. При мысли о том, что сейчас они выдвинут на позицию пулемет, во рту у меня возник противный привкус. Остальные опасались того же. Под лязг оружия мы быстро поползли на брюхе восвояси. В английском окопе зашевелились. Топот, шепот, беготня. Шшших! – осветительная ракета. Стало светло как днем, и мы старались спрятать голову в клочковатых пучках травы. Еще одна ракета. Страшные мгновения. Хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, а еще лучше – очутиться где угодно, только не в десяти метрах от вражеских часовых. Еще одна. Бах! Бах! Резкие оглушительные хлопки близких винтовочных выстрелов, которые ни с чем не спутаешь.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71448706&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Цитата из стихотворения немецкого поэта Якоба Фогеля (1584 – ок. 1640).
2
Эта обработка английского «Боже, храни короля», принадлежащая перу Бальтазара Шумахера (1755 – после 1801), при Вильгельме II была в Германии своего рода императорским гимном.
3
Лаукхард Фридрих Кристиан (1757–1822) – немецкий писатель, философ, теолог; служил мушкетером в прусской армии, из-за распущенного образа жизни вскоре приобрел весьма печальную известность.
4
Эй, перережь-ка ему глотку! (фр.)
5
Я бы на твоем месте поостерегся (фр.).
6
Симплициссимус – герой гротескно-сатирического романа «Похождения Симплициссимуса» Г. Я. К. Гриммельсгаузена (1622–1676).
7
Марс-ла-Тур – место сражения, состоявшегося 16 августа 1870 г. в ходе Франко-прусской войны; французы признали свое поражение.
8
Томми – прозвище английских солдат.
9
Свиньи есть и среди вас! (фр.)
10
Вы так молоды, мне бы хотелось, чтобы вы остались (фр.).
11
«Кто там?» – «Добрый вечер, Жанна д’Арк!» – «А, добрый вечер, маленький офицер Гибралтар!» (фр.)
