а я тебе говорю: «не сы».
Ты за свое: «Развели как лоха!
Вороной белой роняю сыр
во вражьи пасти – конечно, лисьи!
Пилю объезженный мною сук,
потом валюсь на гнилые листья,
в клыки больных кобелей и сук.
На каждой купленной мною марке
не видно цену из-за чернил.
С меня, наверно, Гарсиа Маркес
того полковника сочинил.
Я одиночее одиночек,
хоть бы единственный кто обнял.
Да я обмылок, обломок, прочерк,
и звезды светят не для меня!»
А я считаю, что жизнь – как книга.
Роман, новелла – не важен жанр…
И вне зависимости от ника ты можешь произвести пожар.
Пиши в блокнот на своем макбуке,
курсором, словно пером, скрипя.
Полей бензином, дождем, самбукой,
верстая сказку вокруг себя.
Ты можешь в полночь уйти из дома за сигаретами.
В горле – ком.
И убежать на вокзал, ведомый далеким северным городком.
Нет, за тебя я не беспокоюсь: так поступают однажды все.
И твой зеленый последний поезд уже стоит на платформе семь.
Конечно, я покиваю, будто
вступил ногою в твою же гнусь,
а после, как всемогущий Будда, тебе загадочно улыбнусь.
Ах, ты не в теме, ах, ты не в паре… Да боже правый, себе не ври!
Ты говоришь мне все это, парень…
И жрешь биг-тейсти с картошкой фри
Баллада о борще
Та девушка в черном пальто
и готической юбке
смотрит на Вас, как печальная
женщина-вамп.
Она целоваться хотела бы
с Вами на юге,
но Вы и не в курсе, что сохнет она
лишь по Вам.
Я – программист
и ломаю пароли, как ногти,
только вот к сердцу ее
не сумел, вашу мать.
Она Вам – стихами
в закрытом на ключик блокноте,
и этот замок я могу,
но не смею сломать…
К чему инфантильные чувства
под корень чекрыжить?
Делите с ней хлеб и родное тепло одеял…
Быть может, пожив
под одной протекающей крышей,
она осознает, что Вы –
не её идеал…
Тогда-то ко мне
сто процентов она возвратится
и врубит прожектор любви
в богоданную мощь.
Я буду прокачивать орка
до уровня тридцать,
пока она будет на кухне
готовить мне борщ.
И будет, как должно:
ведь женщине место – на кухне,
а Ваше – писать диссертации
и защищать…
Пускай чьи угодно миры
в апокалипсис рухнут,
но нет ничего аппетитней и лучше
борща!
«Кто я? Да так, пустой ниочемный гон…»
Кто я? Да так, пустой ниочемный гон.
Как статуэтка, упавшая на паркет.
Не довелось застать ни кафе «Сайгон»,
ни ливерпульский бьющий в сердца квартет,
ни физрука с семиклашкой наедине,
чтобы предотвратить развращенный акт.
Пальцам моим предназначено леденеть,
а сердцу – гореть, и это публичный факт.
С птичьих полётов мой семимильный шаг –
крестовый поход букашки, но без креста.
А в крестике запрятана анаша,
и, может, я оттолкнул от себя Христа.
Кого люблю, тот занят, как туалет.
Кто враг мне, тот боится плевать в лицо.
И так уже практически двадцать лет
живу я – не святым и не подлецом,
не нищей шавкой, и не голубых кровей,
синонимом одиночества, как монах.
А всех, чьи лица сальней и багровей,
я посылаю стандартным маршрутом нах.
И всех, кто оскорбляет мою семью,
ушедшую раньше времени в облака.
И всех, кто пишет сопливые Мери-Сью
из сладкого ванильного молока.
И всех, кто любит штампы на лоб лепить,
на собственном лбу прыщики теребя.
И всех, кто предлагает себя любить,
подумав, что заменят собой тебя.
Я не ношу ни звездочек, ни погон,
мечтая носить на руках Тебя – и кольцо на пальце.
Но кто я?
Так, пустой ниочёмный гон.
Первые прописи протонеандертальца.
«И когда я рожу детей…»
И когда я рожу детей,
я их буду пороть ремнем
за влюбленности в чьи-то величества
и мудачества.
Я любила такого –
вроде бы все при нем,
только если чуть поскоблить,
проявляется низость
качества.
А за двойки в дневник,
сигареты и рок-н-ролл
улыбнусь и скажу:
будьте поосторожней.
А меня никогда, никто,
ни за что не порол,
вот поэтому переливаю
из пустого
в порожнее.
Пусть кого угодно
тащат они в кровать,
это лучше, чем трахаться
по подъездам.
Но за что я их буду
медленно убивать –
это за стихи тем,
кто в сердцах
проездом.
Несмотря ни на что,
я буду любить любых,
и, конечно, шучу –
ни ремнем не побью,
ни руками.
Хоть акселератов,
хоть розовых-голубых,
только бы не связывались
с мудаками.
Дела сердечные
Мне говорят –
«твоё сердце разбили,
бедная девочка, ах, как жаль».
Не надо искать в бедолаге Билле
мою Моисеевскую скрижаль.
Знаете,
чтобы разбить
сердце,
надо его в морозилку класть.
После – как следует побеситься
и ледорубом стучаться
всласть.
Да, у меня неполадки с сердцем.
Тахикардия, валокордин.
Я, как подарок, в красивом ситце,
но не влюбляется
ни один.
Можешь стучаться в него до дрожи,
