Людмила Мартова "Уравнение с тремя неизвестными"

– Что тут случилось? – коротко спросил Дорошин.

Не дожидаясь ответа, аккуратно, стараясь не наследить, подошел к телу, присел, нащупывая пульс, покачал головой и встал.

– Кто его нашел?

– Я, – тяжело дыша, ответила Татьяна, перестав выть. – Я понесла Эдику кофе. Я сварила кофе. Сначала две чашки – Вадиму и себе. Потом встала Ниночка, и я сварила еще две. Одну налила ей, а вторую понесла Эдику. Я удивлялась, что он так разоспался…

Разоспался? Лена бросила взгляд на часы. Шесть сорок две. Не так уж и много, особенно с учетом, что легли они вчера не раньше полуночи.

– У Эдика были проблемы со сном, – заметив ее взгляд, объяснила Татьяна. – Он просыпался около пяти утра, больше не мог заснуть и, будучи очень деятельным человеком, вставал, потому что терпеть не мог валяться в постели без дела. Считал это проявлением распущенности.

Лена снова вспомнила деда.

– Когда он вставал, то сразу же шел пить кофе. Он без чашки кофе не мог нормально функционировать. Даже зубы почистить становилось проблемой, не говоря уже обо всем остальном, – продолжила объяснять Татьяна. – Я потому и понесла ему кофе в галерею. Он бы путался в коридорах, не в состоянии понять, где проснулся.

– А что с ним случилось? – дрожащим голосом спросила Нина. – Кто-нибудь понимает? Ему стало плохо, он упал и разбил голову, да?

– Нет, – мрачно проговорил Горелов. – Тут не обо что так разбить голову при падении. Эдуарда ударили по голове. То есть убили.

– Ударили по голове? Убили? – В голосе Нины послышался ужас. – Но кто? Кто мог это сделать?

– Выяснится, – уверенно сказал Дорошин. – Тань, слышишь, я все сделаю для того, чтобы это преступление было раскрыто. А пока надо в полицию звонить.

– Что? – спросила Татьяна. – В полицию?

– Да. Надо сообщить в полицию, что здесь произошло убийство. И еще позвонить Грише. Ты слышишь меня?

– Слышу. – Голос Татьяны звучал ровно, даже безучастно. – Зачем звонить в полицию? Разве она вернет мне мужа? И как, скажи на милость, я могу сообщить своему единственному сыну, что его отца убили?

Она снова заплакала. На этот раз тихо, отчаянно, давясь слезами. Горелов обвел глазами собравшихся, и Лена правильно перевела его молчаливый призыв, подошла, обняла Татьяну, перехватив ее у Вадима. Он благодарно кивнул, шагнул к Дорошину.

– Помощь нужна? Что-то осмотреть, что-то сделать? На свою встречу, как я понимаю, я все равно не попадаю.

– Не попадаете, – кивнул Виктор. – Мы все свидетели. Мы ночевали под крышей дома, где произошло убийство, так что ко всем нам обязательно будут вопросы. А насчет того, чтобы все осмотреть… Давайте для начала проверим, заперты ли окна и двери в доме.

Да. Все выходы из дома Киреевых оказались надежно заперты. Из этого обстоятельства следовало, что либо у убийцы были ключи, либо он до сих пор находился в доме.

Все, что происходило дальше, Лена воспринимала как во сне, а точнее, словно через толщу воды. Ей казалось, что она лежит на морском дне, безучастно снизу разглядывая то, что происходит на поверхности. После звонка в полицию пришел участковый, а следом приехали оперативная группа и следователь, представившийся Владимиром Николаевичем Бекетовым.

Выглядел он ровесником Дорошина, то есть примерно за пятьдесят, высокий мужчина с оформившимся пузом, однако что-то в его глазах заставляло забыть и про возраст, и про лишний вес. Если бы Лена не была давно и счастливо замужем, то этот мужчина однозначно вызвал бы ее интерес.

Они долго по очереди давали показания, и он слушал, въедливо и дотошно задавая дополнительные вопросы. Тот факт, что Виктор Дорошин в прошлом полицейский, не произвел на него никакого впечатления. Впрочем, Лена его понимала: как будто бывший полицейский не может стать убийцей.

Щелкала вспышка фотоаппарата. С деловитым видом сновал туда-сюда эксперт. Весь дом наполнен людьми, и казалось, этому содому не будет конца. Краем сознания Лена отметила, что приехал взволнованный Гриша, с порога бросился к матери, увидел лежащего на полу отца, споткнулся об него глазами, заплакал по-детски, со всхлипами, словно и не был взрослым двадцатисемилетним мужчиной и отцом двоих детей. Лене стало его жалко. Совсем же еще мальчик.

Татьяне сделалось плохо, и ей пришлось вызвать скорую. Народу в доме стало еще больше, и посредине всей этой неразберихи Лена вдруг почувствовала, что отчаянно, до обморока хочет есть. Она даже постыдилась, что у нее такой нетонкий организм. Рядом труп, а у нее голодные рези в животе. Она прошла в кухню, преодолев чувство неловкости, залезла в чужой холодильник, наделала бутербродов, вскипятила чайник и заварила чай, сгрузила все это богатство на поднос, принесла в гостиную, куда все переместились в ожидании, пока труповозка увезет тело.

Оперативники расхватали бутерброды мгновенно, Лена еле-еле успела ухватить один, впилась в него зубами, успев поймать изумленный взгляд Нины. Той-то, в отличие от Елены Золотаревой, было точно не до еды. Нина выглядела измученной и бледной, и Лена вдруг поняла, что молодая женщина вспоминает другие обстоятельства, при которых она стала вдовой, и что, пожалуй, Нина Невская – единственный человек в комнате, до конца понимающий, что именно переживает сейчас Татьяна Киреева. Лена бы отдала все, что у нее есть, лишь бы только не очутиться на месте обеих женщин в подобной ситуации.

Как и всегда в моменты эмоциональных потрясений, муж почувствовал, о чем она думает, перехватил ее взгляд, улыбнулся одними уголками губ, давая понять, что с ним все будет хорошо. Утешил, как привык утешать всегда, когда она волновалась. Лена понимала, что ему сейчас тяжело. Эдик Киреев был не просто его коллегой, а настоящим другом, с которым они многое пережили за долгие двадцать лет знакомства.

Губы у Виктора сейчас были сжаты в тонкую прямую линию, на щеках ходили желваки, но лицо ничего не выражало. Полковник Дорошин хорошо владел собой и умел скрывать свои мысли и чувства.

– Либо у преступника был ключ, которым он, уходя, запер двери, либо убийца – кто-то из вас, уважаемые, – сообщил следователь Бекетов, когда труповозка наконец уехала и большая часть чужих людей покинула дом. В гостиной остались только сам Бекетов, один из его оперативников, мать и сын Киреевы, Елена с Виктором, Невская и Горелов. – Именно поэтому с иногородних я беру подписку о невыезде и убедительно попрошу не покидать Москву до моего особого разрешения. Впрочем, москвичей тоже касается. Все слышали?

– Я никуда не уеду, – подтвердил Горелов. – Более того, Татьяна, вы не против, если я пока поживу у вас? Преступник может вернуться, и мне бы не хотелось, чтобы вы остались без защиты.

– Так-то я здесь, – сухо сообщил Дорошин. – И, в отличие от вас, покинуть дом не могу. Хотя, Таня, если тебе так лучше, то мы с Леной переедем в гостиницу.

– Нет-нет, оставайтесь все! – воскликнула Татьяна. – Я не смогу здесь одна… Я буду очень признательна, если вы поживете в нашем доме какое-то время.

Лена напряглась. Ладно, у них с Виктором и Нины нет жилья в Москве, поэтому воспользоваться гостеприимством Татьяны – само собой разумеющееся дело. Но Горелову-то это зачем? Он вполне может вернуться домой, к своим делам, приезжая по вызову следователя, когда понадобится.

В дом вернулся еще один приехавший с Бекетовым оперативник, до этого уходивший опрашивать соседей.

– Все спали, никто ничего не видел, – доложил он следователю. – По словам свидетелей, вечеринка тут вчера закончилась примерно в половине двенадцатого. В районе полуночи свет в окнах погас, и до самого утра было темно и тихо. Есть только одна свидетельница, которой не спалось. Она живет через два дома по этой же улице. Вчера вместе с мужем была здесь в гостях.

– Катя Кисловская, – слабым голосом подтвердила Татьяна и живо спросила с внезапной надеждой в голосе: – Она что-нибудь видела?

– Да. Кисловская Екатерина Николаевна, сорок два года. Показала, что после вина, которое она вечером пила, ее мучила жажда, в районе двух часов ночи она вышла в кухню, чтобы налить воды, и увидела в окно человека, который прошел по улице и зашел в калитку Киреевых.

– Как это, увидела в окно? – не поняла Лена. – Окна у всех домов выходят в собственные дворы, огражденные забором. Если вы сейчас подойдете к окну, то никак не сможете увидеть улицу.

Бекетов посмотрел на нее с уважением и перевел вопросительный взгляд на оперативника. Тот ничуть не растерялся.

– Она увидела этого человека не в окно кухни, а в окно лестницы, ведущей со второго этажа. Оно расположено выше забора, поэтому из него видна улица.

– И она смогла описать этого человека?

– Этого не требуется. Она его узнала. Свидетельница утверждает, что это Григорий Киреев.

Что? Лена не верила собственным ушам. Гриша, уехавший вместе с женой из родительского дома еще до одиннадцати, потому что им нужно было отпустить сидевшую с детьми няню, вернулся сюда в два часа ночи?

– Сыночек! Что он говорит? – Голос у Татьяны был совсем измученный. По-хорошему, ей нужно лечь после сделанного врачами скорой успокоительного укола. – Ты возвращался? Зачем?

– Я забыл барсетку, а там все документы, – объяснил Киреев-младший. – Я спохватился еще по дороге, но не возвращаться же. Нужно было к детям, и Павла настаивала, чтобы я забрал все завтра. То есть сегодня. Но я не хотел оставаться без документов, тем более что пропуск на работу тоже был в барсетке, так что я отвез Павлу домой, помог уложить детей, которые никак не хотели успокаиваться, и поехал обратно.

– Во сколько это было?

– Я не смотрел на часы. Наверное, около двух, как и говорит Екатерина Николаевна. Мы уехали примерно без четверти одиннадцать, дома оказались в районе двенадцати. Пока отпустили няню, пока уложили детей, пока я приехал обратно… Ну да, около двух ночи это и было.

– И что было, когда вы приехали сюда?

– Ничего. – Гриша выглядел удивленным. – Все спали. По крайней мере, в доме было темно и тихо. Барсетка лежала на столике в прихожей. Я ее взял и ушел.

– А как вы попали в дом?

– У меня есть ключи. Это дом моих родителей, почему бы мне и не иметь от него ключей?

– И как так получилось, что они лежали не в барсетке, которую вы якобы забыли здесь?

– Так и получилось. – Гриша вовсе не выглядел нервозным. – Я не ношу ключи в барсетке. Они всегда лежат у меня в кармане. Там ключи от машины, от нашей квартиры и от родительского дома.

– Внушительная, должно быть, связка, – заметил Бекетов.

– Да, но мне так привычно. – Гриша сунул руку в карман, надо признать довольно сильно оттопыренный, и вытащил кожаный чехол, в котором находились перечисленные выше ключи. – Вот, смотрите сами.

– Вы не видели вашего отца, не заходили в галерею и не разговаривали с ним?

– Нет, я вообще не знал, что он ушел ночевать в галерею. Я был уверен, что родители наверху, в спальне, но старался не шуметь, чтобы не потревожить их гостей.

– Так, вас я тоже убедительно попрошу не покидать Москву, – сказал Бекетов сухо.

– Я и не собирался ее покидать. У меня отца убили. Неужели вы думаете, что я мог бы оставить маму одну в такой ситуации?

– Ладно. Разберемся, – все так же сухо сообщил следователь. – В завершение у меня вопрос ко всем присутствующим. Как вы считаете, кто и почему мог убить Эдуарда Киреева?

Лена с невольным вниманием всмотрелась в лица собравшихся в гостиной людей. У нее самой не имелось ни малейшего представления, кто и почему мог желать зла такому чудесному человеку, каким был Эдик. Однако его все-таки убили. И ее муж Виктор Дорошин был уверен, что незадолго до смерти обычно веселый и жизнелюбивый Эдик был чем-то встревожен. Однако сейчас муж молчал, сохраняя непроницаемое выражение лица.

– Я знаю!

Лена вздрогнула и во все глаза уставилась на воскликнувшую это Нину Невскую. Все остальные тоже перевели взгляд на молодую женщину, выглядевшую сейчас крайне взволнованной.

– Я знаю, – повторила она с горячностью. – Его убил портрет. Как и Володю, его убил потрет. Эти картины прокляты! Обе!

* * *

Нервный и суматошный выдался день. Впрочем, после случившегося ожидать другого было глупо. Как только полиция наконец уехала, все обитатели дома на улице Левитана расположились в гостиной. Татьяна лежала на одном из диванов, закрыв лицо руками, Нина пристроилась рядом с ней, периодически гладя ее по руке.

Вадим Горелов сидел в кресле, во втором расположился бледный, с дрожащими губами Гриша, Дорошин стоял у окна, глядя сквозь стекло на разыгравшийся на улице дождь. Лена облюбовала себе кресло-качалку у не работающего сейчас камина. Все молчали, погруженные в тяжелые мысли. Первым молчание нарушил Дорошин.

– Давайте соберем факты, – сказал он, поворачиваясь ко всем собравшимся. – Наверняка каждый из нас знает что-то, способное пролить свет на случившееся. Я не собираюсь подменять собой полицию, но кое-какой опыт у меня есть, и сейчас он явно нелишний. Начну с себя. За все годы, что я знаком с Эдиком, я всегда знал его как очень жизнерадостного человека. Он всегда балагурил. Но не в этот раз. С момента встречи мне казалось, что он чем-то встревожен. Вчера вечером он подтвердил, что это так.

У Лены перед глазами встала картинка того, как ее муж и Киреев о чем-то переговариваются, стоя у кустов шиповника. И лица у обоих… Серьезные лица…

Гриша встрепенулся.

– Что он вам сказал?

– Да в том-то и дело, что ничего, – вздохнул Дорошин. – Вокруг два десятка гостей. Разумеется, обстановка не располагала к серьезному разговору. Эдик только сказал мне, что у него сложилось четкое ощущение, что за его домом установлено наблюдение. Более того, в нем что-то ищут.

– Ищут? В нашем доме? – Гриша, похоже, растерялся. – Но что?

– Понятия не имею. И Эдик тоже не знал. Впрочем, с учетом, что он всю жизнь занимался предметами искусства и антиквариатом, скорее всего, искали что-то из этой сферы. Вряд ли Эд хранил дома бриллианты или другие ценности, да и к военным тайнам, которые чисто теоретически могли заинтересовать кого-то, не имел допуска. Таня, в последнее время твой муж покупал какие-то новые картины или что-то подобное?

Татьяна отняла руки от лица.

– Нет, – покачала головой она. – У нас не было свободных денег. Все, что имелось, мы вложили в покупку дома и ремонт, так что все остальное стало нам недоступно. Эдик успокаивал меня, что временно. Впрочем, меня все это вообще никогда не интересовало.

– И к нему не обращались за какой-то необычной экспертизой? Может быть, не очень легальной?

– Витя, ты же знаешь, что он никогда не переступал черту закона даже на полшажочка, – с укоризной сказала Татьяна. – Да он и не вел ни с кем дел, кроме галереи, в которой работал.

– Вадим, – Дорошин повернулся к бизнесмену, – насколько я понял, один из совладельцев галереи вы. Вы в курсе, чем занимался Эдуард в последнее время?

– Оценивал поступающие на продажу работы, в том числе и с точки зрения законности возможных сделок и чистоты провенанса, – ответил Горелов. – Ничего необычного и уж точно ничего незаконного.

– Зачем вы вчера приехали к Кирееву?

Горелов недоуменно поднял бровь.

– За тем же, что и вы. На день рождения.

– Неправда. Вы приехали по делу, а остались на вечер после того, как Эд вас пригласил. Вы появились в доме, не зная о вечеринке.

– О вечеринке я действительно не знал, но приехал специально для того, чтобы поздравить Эдуарда и вручить подарок.

– А разве он не отмечал день рождения на работе?

Горелов поморщился.

– Виктор, не пытайтесь меня подловить. В день рождения Эдуард принес в галерею торт, вино и какие-то пирожные, кажется, но меня там не было. Во-первых, я появляюсь в галерее не каждый день. Она не единственный бизнес, требующий моего внимания. А во-вторых, в то время я вообще был в Рыбинске, занимался делами отеля и маму проведывал. Вернулся позавчера к вечеру, вчера отправился сюда с подарком. Вы удовлетворены?

– Что именно вы подарили?

Когда Виктор Дорошин шел по следу, его не могли остановить такие мелочи, как нетактичные вопросы.

– «Историю русской живописи в XIX веке» Бенуа. Антикварное издание 1902 года. Вы можете проверить, она должна лежать в кабинете. Эдуард оставил ее на столе вместе с сертификатом, подтверждающим подлинность.

Виктор бросил короткий взгляд на жену. Она поняла, поднялась с кресла-качалки, прошла в кабинет, нашла на столе книгу и сертификат в рамочке, принесла в гостиную.

– Вот.

– Круто, – вздохнул Дорошин, пролистав книгу. – Весьма дорогостоящий подарок.

Лена тоже вздохнула, потому что такое издание Бенуа тянуло тысяч на сто пятьдесят – двести. Сами они с Дорошиным обошлись куда более дешевым подарком – набором кубинских сигар. Ну, да они и не бизнесмены.

– О чем вы говорили с Эдом, когда уединились с ним в кабинете?

– Ни о чем. Я поздравил его с днем рождения, вручил подарок. Он сказал, что очень рад моему приезду, потому что собирался со мной поговорить.

– О чем?

– Он не сказал. Перенес наш разговор на потом, потому что вчера, как он выразился, день был крайне суматошным. Но я, как и вы, заметил, что он встревожен. Решил, что со здоровьем что-то. Пообещал, что мы обязательно поговорим в любое удобное время и решим все проблемы.

– Таня, ты не знаешь, что его тревожило?

Татьяна отрицательно покачала головой: