– Ах, Кати, моя Кати! Мне так жаль! Мне очень-очень жаль, ужасно жаль!
Кати не обняла ее в ответ; не хотела принимать симпатию от Гудрун Люпенау и уж тем более не хотела выражать симпатию ей. Она просто хотела уйти.
– Я ведь лишь старалась поступить как лучше! – через запинку выдавила из себя учительница.
Предложение, которое Кати всегда терпеть не могла. Чересчур самоуверенное, оно будто никого не воспринимало всерьез.
– Нет, ничего подобного!
Старая женщина разомкнула объятия и кое-как вытерла слезы с лица тыльной стороной ладони.
– Я сделала так только потому, что твоя мать настояла!
– Моя мать?
– Да, тогда на родительском собрании я с радостью рассказала ей, какая ты старательная, и сообщила, что могу дать тебе рекомендацию в гимназию, но она не захотела.
– Но… это же бессмыслица какая-то.
Гудрун Люпенау так держала в руках письмо, словно оно было липким и противным, как ловушка для мух.
– Она сказала, что тебе это нужно, что ты из тех девочек, которым необходимо преодолевать трудности. Я ответила, что она не обязана отправлять тебя в гимназию, несмотря на рекомендацию, но я в любом случае хочу в письменной форме отметить твои успехи. Тогда она взмолилась, чтобы я этого не делала, потому что это спровоцирует ссору между вами, а я же не могла этого хотеть. Настраивать дочь против матери. Я ничего не понимала, это полностью противоречило моей интуиции. Я не сомневалась, что ты обладаешь всеми необходимыми качествами, чтобы поступить в университет. Но передо мной стояла плачущая мать, которая твердила, что хочет для своего ребенка только лучшего. – Гудрун Люпенау тяжело сглотнула. – Тогда я была еще молодой учительницей. Случись это несколько лет спустя, я бы не позволила себя переубедить, но тогда… я всегда надеялась, что приняла правильное решение. Но сейчас… я ужасно сожалею! Мне никогда не загладить свою вину.
Она снова обняла свою маленькую ученицу.
В тот миг Кати поняла, что иногда даже объятия могут быть ударом судьбы.
?
Кати нарушила свое самое главное правило: не ушла, прочитав письмо. Она пила свежесваренный фильтр-кофе со сгущенным молоком, хотя на самом деле ей вообще ничего не хотелось. Вытирала слезы на лице Гудрун Люпенау голубой салфеткой, которая лежала на кухонном столе, и успокаивала свою старую учительницу, хотя сама нуждалась в этом гораздо больше.
Спустя добрых два часа Кати сказала:
– Всего хорошего. – И действительно имела в виду именно это.
Потом она пошла к реке: мимо нескольких палисадников к окраине городка, вдоль заброшенной фермы, к скамейке, где можно отдохнуть душой. Душа Кати казалась такой тяжелой, что от этого груза, наверное, прогнулась до земли.
Небольшая речка делала здесь плавный изгиб, по берегам лежали гладко отесанная водой галька и по-осеннему разноцветные листья. Дети соорудили из веток небольшую плотину, и река весело журчала, дергая за тонкие прутики.
В детстве она тоже играла здесь, но в какой-то момент потеряла интерес. Потому что река могла просто взять и покинуть это место, никто ее не останавливал. В отличие от Кати, которая не могла уйти куда хотела и делать что хотела. Все это решала ее мать. Которая, разумеется, желала ей только добра.
Скамейка для отдыха душой была сделана из нержавеющей стали, сиденье и спинка состояли из решеток, напоминающих кухонную терку. Под ней не росла трава: видимо, ее стирали ботинки сидящих здесь людей… а может, сами отдыхающие души. Кроме Кати, у реки никого не наблюдалось, только ветер шелестел в верхушках дубов, лип и каштанов. Здесь снаружи все так красиво, думала Кати, присаживаясь на скамейку, а у нее внутри все так безобразно.
Ей хотелось спросить у матери, почему она тогда так поступила. Но мертвые не слышат вопросов сквозь могильную землю, как громко их ни задавай. Даже если будешь кричать. Поэтому крики Кати так в ней и остались, не сумев вырваться наружу.
Ее мать была из тех, кого когда-то называли леди. Симпатичная стройная женщина, всегда безупречно одетая, с французским шиком, манерами и выражениями. Представительница высшего общества этого городка. И главный секретарь мэра, причем с ударением на слово «главный».
Ее нельзя было назвать добросердечной, но она неизменно находилась рядом с Кати и активно участвовала в ее жизни. Мама относилась к категории женщин, которые зимой натягивают тебе шапку пониже, постоянно заворачивают тебе в вощеную бумагу на один бутерброд больше и трижды напоминают не перебегать через дорогу, а пользоваться пешеходным переходом. Мать с удовольствием надела бы на Кати стеклянный колпак. Это не прекратилось даже после того, как ее дочь выросла. Кати поддерживала с ней хорошие отношения, но они до последнего больше походили на общение с гувернанткой, чем с матерью. Она всегда надеялась, что однажды это изменится, что из гувернантки, как бабочка из кокона, вылупится настоящая мама. Но она в итоге даже не окуклилась.
Кати встала и направилась к реке в поисках места с неглубоким руслом и медленным течением. Ее отражение рябило, расплывалось. И все же вот они, глаза ее матери. Кати искала в них ответ, который бы все объяснил, все оправдал и не нанес при этом новых ран.
– Почему? – спросила она, как будто этот вопрос требовалось произнести вслух, явить миру, чтобы получить ответ.
Внезапно раздался какой-то шелестящий звук, словно сильный ветер подхватил кучу листьев.
Лишь когда он постепенно затих, Кати различила взмахи больших крыльев.
А в следующий момент он уже стоял перед ней в воде и пил. Посмотрев вверх, издал горловой звук, похожий на «гру-гру». Над каждым глазом, теперь внимательно изучающим Кати, красовалась ярко-красная точка. Журавль был больше метра в высоту, а его распростертые крылья выглядели вдвое больше. С серебристо-серым оперением и широкой черной полосой от основания шеи до головы. Кончики крыльев тоже были черными, как будто птица носила длинные перчатки из мягкой блестящей кожи.
Кати стояла очень тихо.
Длинноногий журавль подошел ближе и теперь склонял голову то в одну, то в другую сторону. Черные зрачки не отрывались от нее, словно пятнышки в желтом свете глаз.
– Что ты делаешь здесь один? – прошептала Кати. Он поджал одну ногу вверх и спрятал в перьях. Сохранять равновесие ему удавалось без особых усилий. – Ты что, заблудился?
Над небом появился темный клин, тоже издававший горловые крики. Песня журавлей рассказывала о тоске по далеким местам, по теплым южным краям.
Кати еще никогда не оказывалась настолько близко к такой крупной птице. Это заставило ее на мгновение забыть весь свой гнев и разочарование. Этот момент – настоящий дар.
А потом тишину, словно топором, разрубил мужской голос:
– Стойте на месте! Не двигайтесь!
Кати посмотрела на другой берег, сощурилась на солнце и различила силуэт мужчины, лица которого не узнала.
– Только никуда не уходите! – воскликнул тот и приблизился. – Не делайте ни шага! Пожалуйста!
Журавль испуганно оглянулся на мужчину, а затем помчался по течению реки, набирая скорость, пока не расправил крылья и мощными взмахами не взмыл в небо навстречу сородичам.
Человек подошел еще ближе. Ему оставалось совсем немного до русла реки.
Кати провожала взглядом журавля, который, похоже, забрал с собой тот идеальный краткий миг. Глубоко вздохнув, она отвернулась от реки.
– Нет! – прокричал мужчина. – Все наконец-то стало идеально!
Кати ощутила, как холодная костлявая рука, именуемая страхом, сомкнулась вокруг ее горла. Она ускорилась, потом побежала к старой ферме и мимо нее, пока, совсем запыхавшись, не добралась до городка.
Незнакомец ее не преследовал.
Кати остановилась, уперев руки в бока, чтобы выровнять дыхание, и подняла глаза к небу – листу голубой бумаги без единого символа. И уже без журавлей. Птицы чувствовали, когда наступала пора покидать то или иное место, законы природы отзывались в их костях и мышцах. Не пропустить нужный момент – для них вопрос жизни и смерти, потому что слишком долгое ожидание могло обернуться гибелью.
Сама она пока не решила, когда уедет. И сейчас, вглядываясь в пустые бескрайние небеса, неожиданно поняла. Это намерение словно превратилось в магнитный северный полюс ее мира, на который отныне будет ориентировано абсолютно все. Когда в конце октября в путь отправится последний журавль, она вместе с ним покинет родину и найдет новую. Полетит с ними на юг и разгонит в стороны огромные серые тучи.
?
Место, где жила Кати, никак не могло определиться, чем хотело быть – деревней или городом. Его окружали деревни, а рядом находился город, в статусе которого никто не сомневался. Те же, кто жил в родных краях Кати, не относились ни к деревенским, ни к городским жителям. Местные объединяли в себе не лучшее, а худшее из обоих миров: ассортимент товаров и культурную жизнь от деревни, а анонимность и цены на жилье – от города.
Но все-таки было здесь кое-что, отличающее это место от всех остальных: Арктический музей. Им управлял дядя Кати Мартин, эксцентричный человек, который обожал земли за полярным кругом, хотя никогда там не был. Он окрестил свое царство «Полярный мир Свенссона», хотя на самом деле носил фамилию не Свенссон, а Вальдштайн, но «Полярный мир Вальдштайна» звучало недостаточно аутентично.
Сколько Кати себя помнила, Мартин перестраивал свои дом и сад так, под шестьдесят шестую параллель. Сначала он обшил внешние стены дома деревянными досками и покрасил их в красный цвет, чтобы они напоминали рыбацкие домики на Лофотенских островах. Затем проложил в саду шланги, через которые выходил горячий пар, имитируя геотермальные источники в Исландии. Со временем к ним добавились иглу из пенопласта, юрта, поросшая травой деревянная хижина викингов (с манекенами внутри, одетыми как настоящие викинги) и прутья, на которых Мартин действительно сушил рыбу (правда, всего одно лето, после чего муниципалитет чрезвычайным распоряжением запретил ему это делать). Однако главной достопримечательностью все же считались два живых экспоната. Одного из них, ворчливого и упрямого, со слабым слухом, бородой, очень широкой верхней губой, которую называют храпом и которая нависала над нижней, звали Харальд Прекрасноволосый, и он был старым лосем. Другую, чрезвычайно ласковую самочку северного оленя, звали Беттина. Как и у всех самок оленей, ее голову тоже украшали рога.
Мартин высадил разные виды травы, чтобы вырисовались очертания всех стран Арктики, причем Харальд то и дело съедал Швецию. Никто не знал почему, наверное, даже сам Харальд.
На первом этаже дома, на переоборудованном чердаке которого теперь жил Мартин, со временем накопились следующие экспонаты: небольшая библиотека, бесчисленные картины и фотографии, аквариум с северными рыбами и медузами, три чучела животных (белый медведь, песец, заяц), копия хижины китобоя с полной внутренней обстановкой, различные образцы горных пород в подсвеченной витрине, миниатюра памятника-глобуса на мысе Нордкап и все флаги стран полярного круга (с толкованием их значения). На полу даже была нарисована линия, чтобы имитировать прыжок за полярный круг, как часто делают на круизных лайнерах. Последним экспонатом стал снежок со Шпицбергена в морозилке, перевозку которого организовал один его хороший друг, сотворив тем самым настоящее логистическое чудо. И каждый год добавлялось что-то новое, так что маленький музей уже трещал по швам.
Местные жители утверждали, что на самом деле Мартин работал страховым агентом. Но это неправда, на самом деле Мартин работал директором музея, а ставка страхового агента просто приносила ему дополнительный доход.
Раньше всех на своей улице Кати называла дядями и тетями. Всех считала родственниками, единомышленниками. Чудесная ложь. Но Мартин действительно приходился ей дядей и младшим братом ее отцу, который умер несколько лет назад.
Когда Кати пришла, он сидел рядом с входной дверью за открытым окном бывшего туалета для гостей, в котором теперь располагалась билетная касса и по совместительству крошечный музейный магазин. Лучше всего продавались плюшевые животные; для смельчаков предлагался сюрстрёмминг – шведский деликатес из квашеной рыбы, банки с которым покрывались опасными вмятинками от содержащегося в них газа.
Когда музей работал, высокий бородатый дядя Кати всегда носил тяжелый колючий норвежский свитер, даже в разгар лета – разве что тогда надевал с ним шорты и шлепанцы.
Его впечатляющая борода от природы имела оттенок «нордический блонд», что позволяло ему экономить на осветлении.
Увидев Кати, Мартин поднял руки, словно защищаясь.
– Не дай бог ты принесла мне письмо! В этом случае можешь сразу разворачиваться и уходить обратно!
– А ведь оно может быть очень, очень позитивным, – ответила племянница и поцеловала его в щеку в знак приветствия. – Много дел?
– Сегодня утром приходила группа из детского сада «Семь гномов», а сейчас Лукас водит по музею пару, которая на следующей неделе собирается на Шпицберген и хочет проникнуться атмосферой. Всегда бы так!
В свои четырнадцать лет Лукас напоминал ходячую энциклопедию. Он впитывал информацию по своей любимой теме, вечной мерзлоте, как губка, но при этом обладал одной скверной особенностью: выдавать то, что впитал, когда его никто об этом не просил. Лукас был не семи пядей во лбу, а как минимум десяти. Разбудите его посреди ночи, он без запинки перечислит все полярные экспедиции последних двухсот лет. Плюс названия кораблей. И клички ездовых собак. Юноша подрабатывал экскурсоводом в музее, в чем, в общем-то, не было необходимости, потому что его родители – супружеская пара врачей, владеющая несколькими клиниками, – относились к числу самых богатых людей в городке. Тем не менее они несказанно обрадовались, что у их сына появилась работа, что он находится где-то в другом месте и читает лекции не только им. Раньше он увлекался динозаврами, но когда родители Лукаса услышали о «Полярном мире Свенссона», то быстренько сообразили, что им представился шанс, и с помощью хитрого маневра с сибирскими мамонтами пробудили у мальчика интерес к ледяным красотам севера. Они очень любили сына, но даже любовь способна выдержать лишь определенное количество специфических лекций о трицератопсах и диплодоках. Благодаря круглым очкам и стрижке Лукас внешне был похож на Гарри Поттера.
Кати протянула Мартину небольшую коробочку, обернутую бумагой.
– Держи, твоя еженедельная поставка тонкоизмельченной ливерной колбасы от Хамучера. Моника передает привет.
Мартин обожал ливерную колбасу мясника Хамучера, лучшую в их краях, но не мог смириться с тем, что помощница мясника Моника флиртует с ним между свиным жиром и сервелатом. В прошлый раз Моника спросила, не удастся ли им вместе выпить кофе. С тех пор все покупки у мясника за Мартина приходилось делать Кати. Моника всегда передавала Мартину привет, когда Кати заказывала у нее двести граммов ливерной колбасы тонкого измельчения. И каждый раз отрезала на пятьдесят граммов больше. Бесплатно.
– Только не надо передавать ей ответный привет от меня.
– Рано или поздно тебе, старый ворчливый медведь, придется рассказать мне, почему ты не хочешь дать ей шанс.
Мартин прочистил горло.
– Рано или поздно, да.
Кати сделала еще один шаг вперед.
– У тебя найдется для меня немного времени? Я хотела кое о чем спросить.
– Учитывая, какой серьезный у тебя сейчас вид, я определенно найду для тебя время. В Арктике всегда нужно помогать сразу, иначе будет слишком поздно. Ведь часто это вопрос жизни и смерти!
Мартин достал из-под прилавка табличку «Скоро вернусь!» с нарисованным на ней белым медведем с коктейлем в руке и повесил ее на гвоздь над оконным проемом.
Они зашли в саамскую юрту, которая была полностью выстлана мехами и где Мартин иногда проводил мастер-классы по горловому пению. Как-то раз на такой мастер-класс пришел даже церковный хор, но их больше интересовала бесплатная водка, чем техника пения.
Кати рассказала ему, что узнала о матери от фрау Люпенау. Затем Мартин вручил ей шведскую лакричную конфету с большим количеством соли, завернутую в серебряную фольгу. Конфета якобы отлично поднимала настроение. По крайней мере, если ты швед.
– Ты можешь как-то это объяснить? – спросила Кати, посасывая конфету. – У меня просто в голове не укладывается.
– Твоя мама была сложным человеком. Может, так она хотела тебя защитить?
– Она никогда не говорила со мной об этом! Хотя я тогда умоляла ее отправить меня в гимназию. Всем моим подружкам дали разрешение, только мне – нет. Меня официально признали слишком глупой. Это выбило меня из колеи на несколько недель, даже месяцев, и она прекрасно это видела. – Кати сложила фольгу в небольшой конвертик. – Она никогда не говорила с тобой об этом?
– Нет, прости.
– А с кем она могла об этом поговорить? За исключением папы, конечно.
– Твоя мама никогда особо не делилась своими мотивами или переживаниями. Все держала в себе. Сама знаешь. Она бы хорошо вписалась в арктическую жизнь, там люди тоже мало разговаривают.
– Я не могу вот так просто поставить галочку и забыть об этом.
– Понимаю.
Внезапно в юрту вошел Лукас.
– А, вот вы где. Герр и фрау Константин, которые живут по адресу: Энгельбертштрассе, 73, на третьем этаже, хотели бы купить плюшевую игрушку, желательно горбатого кита, для своей восьмилетней внучки Мары. Но в музейном магазине в данный момент никого нет. – Он укоризненно приподнял брови. – Кроме того, должен сообщить, что Харальд только что съел Стокгольм. А Беттина снова заснула на Гренландии.
?
Мысль о предательстве матери легла с Кати в постель, как дурно пахнущий и возмутительно громко храпящий парень. Когда утром она пыталась смыть ночь с волос, с лица и особенно с головы, ей казалось, что она не сомкнула глаз.
Обычно суббота становилась для Кати главным событием недели. После сытного завтрака – важного начала длинного дня – она отправлялась в салон. Официально он назывался «Женская парикмахерская „Роза“», но все называли его просто «салон». Как будто для того, чтобы попасть туда, нужно было в платье с оборками и цокая туфлями на высоких каблуках пройти через зеркальный зал в западном крыле.
Салон, полностью выкрашенный в абрикосовый цвет, располагался между небольшим цветочным магазином «Кавалер розы», который не так давно начал предлагать самодельные плетеные корзины, и тату-студией «Чернильное сердце», которая всевозможными рисунками и фотографиями с покрасневшей кожей рекламировала на витрине свои услуги. После ее открытия мать Кати постоянно причитала, какой безвкусицей считает такое разрисовывание своего тела.
Салоном управляла мадам Катрин – с ударением на последний слог и буквой «е» на конце, которая на французском пишется, но не произносится. «Как говорят на Лазурном Берегу», – любила повторять она.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71687926&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
