Рэндалл Гаррет "Лорд Дарси. Убийства и магия"

Лорд Дарси. Убийства и магия
Рэндалл Гаррет

Fanzon. Fantasy World. Мастера фэнтези
Премия «Сайдвайз» за особый вклад в развитие жанра.

Добро пожаловать в Англо-Французскую империю Плантегенетов XX века, в котором магия органично дополняет науку! Потомки славного короля Ричарда Львиное Сердце, выжившего при осаде замка Шалю, правят большей частью Европы и Нового Света и противостоит им лишь хищное Польское королевство. Такой знакомый и такой непривычный мир, в котором неизменным остается одно: человеческая природа во всех ее убийственных проявлениях.

Лорд Дарси, главный следователь герцога Нормандии, наделен аналитическим умом, который может посоперничать со способностями Шерлока Холмса. С помощью таланта и магического мастерства Шона О'Лохлэнна он способен раскрыть любое преступление, совершенное на территории Империи.

«Если вы ищете что-то необычное в жанре детектива, то несколько часов с лордом Дарси – это отличный способ провести время». – Daily Kos.

«Одно из лучших написанных произведений в жанре фэнтези». – SF Chronicle

«Я не могу сосчитать, сколько раз я перечитывала эти романы – и каждый раз с одинаковым удовольствием». – Андрэ Нортон

«Этот цикл автора – величайшее литературное достижение». – Роберт Силверберг

Рэндалл Гаррет

Лорд Дарси

Убийства и магия

Randall Garrett

LORD DARCY

Text copyright © The Estate of Randall Garrett 2002 All rights reserved

© Ю. Соколов, перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Убийства и магия

Глаза помнят всё

Сэр Пьер Морле, рыцарь Анжуйской империи, кавалер ордена Золотого леопарда и личный секретарь милорда графа д’Эвре, отогнул кружевную манжету, чтобы взглянуть на наручные часы… без трех минут семь. Ангелус, как всегда, прозвонили в шесть, наверняка пробудив милорда д’Эвре. За семнадцать лет своей службы графу сэр Пьер не мог припомнить такого дня, чтобы милорд не проснулся от колокольного звона. Впрочем, однажды ризничий забыл прозвонить, после чего граф бушевал целую неделю. И только заступничество отца Брайта при поддержке самого епископа уберегло ризничего от заточения в одном из подземных казематов замка д’Эвре.

Сэр Пьер вышел в коридор и направился по устланному коврами каменному полу, привычно оглядываясь по сторонам. В старинных замках трудно поддерживать чистоту, и милорд граф всякий раз возмущался, замечая селитру в швах между камнями стен. Все, похоже, пребывало в полном порядке, что было само по себе неплохо. Милорд граф вчера вечером изволил гулять, отчего по утрам всегда капризничал. Да и пробуждался он под звон Ангелуса не всегда трезвым.

Сэр Пьер остановился перед резной дубовой полированной дверью, нащупал нужный ключ в связке на поясе и повернул его в замке, после чего вошел в лифт, и дверь автоматически за ним закрылась. Он нажал нужную кнопку и терпеливо принялся ожидать, пока лифт поднимет его на четыре этажа вверх, к личным покоям графа.

К этому времени милорд граф обычно уже успевал освежиться в ванне, побриться и одеться. Помимо этого, он также выпивал для бодрости духа половину стакана отличного бренди, произведенного в провинции Шампань. Завтракал он всегда в восемь. Камердинера в строгом смысле у графа не было. Титул этот принадлежал сэру Реджинальду Бове, которого тем не менее никогда не вызывали исполнять прилагавшиеся к титулу обязанности. Однако граф предпочитал покидать свои покои только в безукоризненно презентабельном виде.

Лифт остановился. Выйдя из кабины, сэр Пьер направился к двери в дальнем конце коридора. Ровно в семь утра он коротко постучал в высокую дверь, украшенную позолоченным и разноцветным гербом дома д’Эвре.

И впервые за семнадцать лет не получил ответа.

Не веря своим ушам, сэр Пьер подождал минуту, рассчитывая все же дождаться разрешения, произнесенного привычным брюзгливым тоном. А затем, едва ли не с робостью, постучал снова.

И вновь не получил ответа.

После чего, приготовившись к словесной буре, ожидавшей его в случае ошибки, повернул дверную ручку и открыл дверь так, как будто получил разрешение из уст графа.

– Доброе утро, милорд, – проговорил он, как делал каждый день в течение семнадцати лет.

Но в комнате никого не оказалось, и потому ответа, понятным образом, не последовало.

Он окинул взглядом просторное помещение. Утренний свет проливался сквозь разделенные средниками высокие окна, оставляя яркий шахматный след на гобелене, висевшем на противоположной от окна стене, подчеркивая яркие краски изображенной на нем сцены охоты.

– Милорд?

Тишина. Ни звука.

Дверь в спальню была открыта. Подойдя к ней, сэр Пьер осторожно заглянул внутрь.

И немедленно понял, почему милорд не ответил ему и, более того, почему никогда уже не ответит.

Милорд граф лежал на спине, широко раскинув руки, уставившись мертвыми глазами в потолок. На нем был алый с золотом вечерний наряд. Однако на красной ткани камзола багровым цветом выделялось большое темное пятно, в самой середине которого виднелась оставленная пулей дыра.

Сэр Пьер какое-то время неподвижно смотрел на графа, затем подошел поближе, опустился на колени и тыльной стороной ладони прикоснулся к ледяной руке графа. Его убили довольно давно.

– Так и знал, милорд, что рано или поздно вы нарветесь на пулю, – едва ли не с сожалением произнес сэр Пьер.

А потом поднялся из коленопреклоненной позы и вышел из спальни, не глядя более на своего почившего господина. Заперев дверь в покои, он убрал ключи в карман и спустился вниз на лифте.

***

Мэри, леди Дункан, взирала из окна на яркий утренний свет и пыталась понять, что делать. Колокольный звон Ангелуса пробудил ее, уснувшую беспокойным сном в кресле, и она понимала, что в качестве гостьи замка д’Эвре ее и сегодня ожидают к мессе. Но как могла она решиться на это? И разве могла она теперь осмелиться предстать перед святым ликом Господним над алтарем – не говоря уже о том, чтобы принять святое причастие?

И тем не менее как она может не спуститься сегодня утром в церковь после того, как в первые же дни своего визита обещала леди Алисе постоянно посещать вместе с ней по утрам церковь и все четыре дня исправно выполняла свое обещание.

Повернувшись, она взглянула на запертую на замок и засов дверь спальни. Его там точно никто не ждет. Лэрд Дункан отговорился от присутствия на службе, сославшись на свою инвалидную коляску, однако она подозревала, что с той поры, как ее муж увлекся черной магией, он на самом деле просто боялся даже подойти близко к церкви.

Если бы она только не солгала ему! Но разве можно было открыть ему правду? Так было бы хуже, бесконечно хуже. И потому он заперся в своей опочивальне, занимаясь бог и черт знает чем.

Если бы только он вышел! Если бы только прекратил то, чем был занят все эти долгие часы, – или, по крайней мере, окончил свое занятие! Тогда они могли бы покинуть Эвре под каким-нибудь предлогом – да под любым – и убраться как можно дальше отсюда. Один из них мог бы сослаться на какую-нибудь болезнь. Или что-нибудь еще… что угодно, лишь бы оставить Францию, переплыть Канал и вернуться в Шотландию, где они будут в безопасности!

Она снова посмотрела в окно, на громадную каменную башню цитадели и высокое окно в стене, за которым располагались покои Эдуара, графа д’Эвре.

Вчерашним вечером она ненавидела его. Теперь же в ее сердце не осталось места ни для чего другого, кроме страха.

Прикрыв лицо ладонями, она кляла себя на чем свет стоит. Слез также не осталось – после бесконечно долгой ночи.

Она обернулась на скрип отпираемой двери.

Лэрд Дункан, владелец поместья Дункан, въехал в отведенные им покои. Из оставленной им комнаты дохнуло отнюдь не благовонными испарениями. Леди Дункан внимательно посмотрела на мужа.

Он словно постарел за ночь, его и без того угрюмое лицо осунулось, а в блеске глаз угадывалось нечто неприятное. Какое-то мгновение лэрд молчал, затем кончиком языка облизал губы и заговорил наконец оцепенелым голосом.

– Бояться больше нечего, – произнес он. – Совсем нечего.

***

Паства преподобного отца Джеймса Валуа Брайта, викария капеллы Святого Духа, насчитывала несколько сотен обитателей замка д’Эвре. Сам по себе отец Брайт представлял собой видного в графстве священника – хотя бы в общественном, если не в иерархическом плане. Конечно, вовсе не равного епископу или настоятелю кафедрального собора. Однако осознание этого факта отнюдь не способствовало его душевному спокойствию. Увы, посещаемость служб его духовными чадами самым угнетающим образом не соответствовала размеру паствы – особенно по будням. Воскресные мессы, конечно, посещались хорошо; сам граф д’Эвре каждое воскресенье регулярно появлялся на службе ровно в девять утра, кроме того, имел привычку подсчитывать присутствующих членов своего дома. Однако по будням он не появлялся вообще, и его небрежность каким-то образом нисходила вниз по иерархии свитских.

Зато утешение, и притом огромное, приносила леди Алиса д’Эвре. Девушка простодушная и бесхитростная, почти на двадцать лет младше своего брата, и полная противоположность ему во всех отношениях. Тихая там, где он был громогласен, скромная против его напыщенности, умеренная против его пьянства, целомудренная, тогда как он…

Отец Брайт заставил себя остановить поток своих мыслей, поскольку не имел права на суждения подобного рода. В конце концов, не он был духовником графа, а епископ.

К тому же ему следовало обратиться мыслью к своим молитвам.

Он с легким удивлением заметил, что успел облачиться в стихарь, паллий и епитрахиль, автоматически произнося соответствующие молитвы.

«Привычка, – подумал он, – может самым губительным образом сказываться на умственных способностях».

Он окинул ризницу взглядом. Служка, молодой сын графа Сен-Бриё, присланный сюда для завершения образования, подобающего истинному джентльмену, которому суждено однажды сделаться королевским губернатором одного из самых важных графств Бретани, надевал стихарь через голову. На часах значилось одиннадцать минут восьмого.

Отец Брайт заставил себя обратить свои мысли к Небесам и безмолвно повторил про себя полагающиеся при облачении молитвы, ранее нечувственно произнесенные его губами, на сей раз обратив к этому процессу полное внимание. И добавил к ним короткое послание от себя лично, в котором просил у Бога прощения за небрежение, допущенное в столь ответственный момент.

Открыв глаза, он уже протянул руку к своему облачению, но в этот самый момент в дверях ризницы появился сэр Пьер, личный секретарь графа.

– Мне нужно поговорить с вами, ваше преподобие, – тихо проговорил он и, бросив взгляд на молодого де Сен-Бриё, добавил: – С глазу на глаз.

Обыкновенно отец Брайт строго отчитал бы всякого, решившего посетить ризницу, когда он облачался к мессе, однако понимал, что сэр Пьер никогда не совершил бы такой поступок, не имея на то веской причины. Кивнув, он вышел в ведущий к алтарю коридор.

– Что случилось, Пьер? – спросил он.

– Милорд граф скончался. Его убили.

После первого короткого потрясения отец Брайт осознал, что новость, в конце концов, нельзя было назвать неожиданной. Словно каким-то образом он всегда знал, что графа ожидает насильственная смерть, причем намного раньше, чем его погубят распутство и невоздержанность.

– Рассказывайте, – негромко произнес он.

Сэр Пьер в точности изложил все, что делал и что видел, заключив словами:

– После чего я запер дверь и направился прямо сюда.

– У кого есть ключи от покоев графа? – спросил отец Брайт.

– Только у самого милорда, – ответил сэр Пьер, – во всяком случае, насколько мне известно.

– И где они?

– На кольце, прикрепленном к его поясу. Я проверил.

– Очень хорошо. Пусть дверь останется запертой. Вы убедились в том, что труп остыл?

– Холодный и восковой на ощупь, отче.

– Тогда получается, что он умер достаточно давно.

– Необходимо сообщить леди Алисе, – проговорил сэр Пьер.

Отец Брайт кивнул.

– Графиня д’Эвре должна знать о своем восхождении на престол графства.