Ричард Длинные Руки – властелин трех замков
Гай Юлий Орловский
Ричард Длинные Руки #6
Гай Юлий Орловский
Ричард Длинные Руки – властелин трех замков
Часть 1
Глава 1
Через все небо протянулось гигантское оранжевое облако, край блестит красным, ощущая близкий закат, над ним еще три, помельче, такие же вытянутые; кажется, гигантская кисть одним небрежным движением чиркнула по небосводу, и сердце сжимается в тоске от масштабности: облако от горизонта до горизонта, для божественной руки один мазок, один взмах, а мне ехать и ехать сотни миль…
Зайчик, красиво выбрасывая ноги в сторону, промчался у самого края небольшого лесного озерка. В тихой воде на мгновение отразился гордый рыцарь в блестящих доспехах, меч справа у седла, щит слева, с плеч красиво ниспадает белый плащ с огромным красным крестом. Конь великанский, черный, настоящий боевой жеребец.
Я с величайшим сожалением оглянулся на громаду замка Амальфи. До чего же обидно уезжать, так и не поняв, что хотел призрак, указывавший на черного всадника за таинственной дверью, и кто он вообще, почему металлическая статуя по ночам оживает и разъезжает черт-те где… хотя вряд ли оживает, разве на живой осталась бы от первой встречи с моим молотом только крохотная вмятина?
Да и вообще не разобрался до сих пор, почему коридоры то короче, то длиннее, влияют ли на это фазы луны или другие факторы, уж я-то мог бы понять больше, чем местный народ, но… турнир состоится ближе к Югу, а главное – приедут рыцари с таинственных южных земель.
Еще так и не воспользовался сладким правом тетравленда, обидел Гортензию… или как ее там… ах да, леди Гервену. Оставил в недоумении, сидит теперь как на иголках, не знает, каков ее статус. А всего-то для ее спокойствия надо было позволить ей разок постелить мне постель и лечь рядом. Она ведь хороша, хороша…
Я вздохнул, что-то воображение разыгралось. Наверное, съел что-нибудь. Слишком много мяса со жгучими специями. Вот так буду всю дорогу о бабах думать, а ночью Санегерийя потешится.
– Погоди, – велел я Зайчику, – мы уже далеко от замка, пора снять галстук.
Не покидая седла, начал снимать плащ, шлем, с панцирем так извертелся, что едва не рухнул на землю, слез и продолжил складывать в кучу металлические пластины с рук, ног, с наслаждением снял и бросил сверху кольчугу. Зайчик следил внимательно, в багровых глазах мне почудилось сочувствие.
Мешок, в который мне натолкали всего-всего, тщательно перебрал, половину оставил на земле, взамен сложил доспехи и плащ, стараясь уложить покомпактнее, словно турист, планирующий пройти с рюкзаком всю восточносибирскую тайгу. Слуги по моему заказу в перерыве между судебными заседаниями положили жареного мяса, сыра и хлеба.
Еще я проверил оба мешка, не положил ли Гунтер тайком кольчугу с едва заметной меткой Лавинии. И хотя кольчуга выглядит просто невесомой, но, как объяснил монах, получила благословение самого прелата Войтыллы, потому ее не пробить копьем, мечом или топором, не просечь стрелой из лука или арбалета. К тому же всякий, кто носит ее, не знает усталости, ему не требуется сон, а слышит ее обладатель намного лучше любого, чует запахи, как волк…
Я вздохнул, кольчуга осталась в Амальфи, от Лавинии у меня ничего быть не должно. Зайчик терпеливо ждал, когда привяжу мешок за седлом. Я собирался вскочить, потом решил опустошить мочевой пузырь, раз уж на земле, подошел к ближайшему дереву, за спиной смачный хруст, это Зайчик жрет молодые веточки.
В кустах промелькнула быстрая тень. Я насторожился, левой рукой дотянулся до пояса и пощупал рукоять молота. На прогалину вышла, не сводя с меня пристального взгляда жутких красных глаз, огромная черная собака. Она напоминала ротвейлера, даже кана-корсо по размерам, но расцветка ближе к ротвейлеровской, разве что нет коричневых пятен… просто черная от кончиков ушей до ног, гладкошерстная, в породах я не очень-то разбираюсь, без всяких там белых чулочков или носочков и белых звездочек на лбу или груди, как всегда добиваются собаководы.
Пес рассматривал меня, как кот рассматривает дичь, пасть приоткрылась, там как жерло огненной печи, я услышал приглушенное рычание. Остроконечные уши слегка прижались к голове, признак, что вот-вот бросится.
– Ну что ты, – сказал я нервно, – собака – друг человека… А паладин – тоже человек, хоть и со странностями! Ну что ты рычишь? Ты должен вилять хвостом…
Рычание стало громче, пес слегка присел, мышцы стали рельефными, как в атласе анатомии, где показывают с содранными шкурами. Холодея, я присел и похлопал в ладоши. У собак инстинкт подбежать к человеку, который присел то ли завязать шнурок, то ли покопаться в сумке. Так подманивают непослушных собак, что, заигравшись, не хотят возвращаться домой или подходить к хозяину.
– Меня есть нельзя, – сказал я как мог ласково и почти не дрожащим голосом. – Кошка – вот самый полезный корм! В кошке все сбалансировано. Рекомендации лучших собаководов!.. Хотя, конечно, можно есть и всяких там демократов.
Рычание стало тише, пес смотрел с недоумением. Повернул голову набок, потом на другой, всматриваясь в существо, что не ринулось прочь с диким криком.
– Хорошая собачка, – сказал я льстиво. – Хорошая, хорошая, красивая… Ты просто светишься здоровьем, хоть и не чернобыльская сторожевая…
Пес сделал в мою сторону пару шагов, в горле рычание становилось то громче, то тише. Я похлопал ладонью по земле, все так же сидя на корточках и глядя ей в глаза. Если отведет взгляд, то ты победил. Смотреть надо вот так, не моргая и продолжая разговаривать, это гипнотизирует, подчиняет. Собаки, как и женщины, должны чувствовать сильную руку и доминирующую мощь.
– Или сюда, песик… Что женщина делает сидя, мужчина стоя, а собака – поднимая лапу? Правильно, здоровается. Иди и дай мне лапу… Я знаю, что собака Баскервилей – это Муму, которая выплыла, но я не Герасим, чесс слово!
Пес подошел и остановился в двух шагах. Я сел на землю, сердце колотится как бешеное, кровь прилила к лицу, я все еще похлопывал по земле.
– Иди сюда, иди!.. Хороший пес, хороший…
Пес сделал еще шаг, мне стало совсем жутко, горячий воздух из раскрытой пасти жжет лицо, пес дышит часто, словно бежит вверх по лестнице.
И тут я сказал строго и властно:
– Сидеть!
Пес бухнулся толстым задом на землю, мгновение смотрел на меня ошалело, тут же вскочил, зарычал. Я вскрикнул осчастливленно:
– Молодец, хорошо!..
И снова он не сумел преодолеть рефлекс внедренной команды, подставил голову для поощрения. Я тут же почесал за ушами, по спине и, самое главное, спину в том месте, где все собаки мечтают почесаться, но не могут: ближе к репице хвоста.
Рычание становилось глуше, багровый огонь постепенно угасал, а когда я закончил чесать, пес пару раз двинул хвостом из стороны в сторону и посмотрел на меня с немым вопросом в больших неглупых глазах.
– Мы сейчас закрепим союз, – сказал я, надо в самом деле закреплять, двигаться, говорить, не давая собаке выйти из состояния гипнотической подчиненности. – Я не собирался останавливаться, но… что ж, перекусим, я расскажу, куда еду, а ты расскажешь свою историю… вообще всех, кого напугал, кого оставил заикой…
Я вытащил из мешка мясо, сыр, хлеб, отламывал куски и бросал псу. Тот ловил и сжирал, словно мух, я похваливал, бросал снова, приучая к тому, что действую я, а он реагирует, мы дружим, но старший – я. Собаки – звери стайные, у них в крови подчинение более сильному и властному, на этом держится стая.
– Тебя все называют Черным Псом, – говорил я тем же благожелательным тоном. – Но это все равно, что называть меня человеком или даже рыцарем. Ты и есть пес черной окраски. Правда, не думаю, что у кого есть еще такой… во всяком случае, не видел ни в Амальфи, ни в Амило, ни даже у Тудора, а там вообще помешанные собачники…
Он сел на задницу и внимательно слушал, слегка наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Я тоже сел и осторожно поднес кусок сыра к своим губам. Пес смотрел внимательно, но ни рычания, ни багровости в глазах. Я с облегчением проглотил сыр, почти не жуя, остальное бросил псу – заслужил за выдержку, – поднялся.
– Молодец, хорошо… Хороший пес! Думаю, не стоит тебе здесь оставаться, пугать народ. А то у них и коровы из-за тебя не доятся, и куры не несутся, и вообще повышенный спрос на женьшень… ну, ты понимаешь.
Он так же внимательно смотрел, как я ухожу, я повернулся, хлопнул себя по бедру и сказал повелительно:
– Ко мне!
Пес сорвался с места и в мгновение ока оказался рядом. Правда, не у левой ноги, как учат в школах, но здесь, возможно, другие правила. Были.
– Хороший пес, – сказал я в который раз, погладил, почесал, за все выполненные команды надо хвалить, чтобы пес в следующий раз выполнял с еще большим рвением. – А теперь познакомься с моим Зайчиком… Не пугай его… и сам не пугайся.
Зайчик нервно заржал, переступил с ноги на ногу, даже оскалил зубы, а пасть у него побольше, чем у любого пса. Пес тоже слегка зарычал, но я продолжал говорить ласково и властно, в конце концов оба успокоились, я вставил ногу в стремя, пес бесстрастно наблюдал за моими действиями.
– Пойдешь со мной, – сказал я. – Не думаю даже, что вот так возьму тебя и брошу, как только отведу от своих владений, а я, чтобы ты знал, сэр Ричард Длинные Руки! Да еще и де Амальфи, а с сегодняшнего дня так и вовсе де ля Амальфи, а это, я тебе скажу, уже что-то в этом мире, заносчивом и в то же время готовом кланяться всем, кто выше…
Черный Пес бежал поблизости, в собачьем взгляде я иногда ловил непонимание: как это вдруг он в подчинении у незнакомца и почему вдруг сопровождает, но из-под лап то и дело вышмыгивали ящерицы, над головой пролетали громко каркающие птицы, и в конце концов он, похоже, принял как истину, что все трудные вопросы решаю я, а ему достается счастливое избавление от забот по принятию решений.
Зайчик идет неспешной рысью, это для пса, кто знает, каков он в беге, проверим пока на время и выносливость, да и вообще не забудет ли, что отныне у него вновь хозяин. Однако у пса, видимо, что-то переключилось в мозгу, в его простом сознании не может уместиться мысль о человечьем коварстве, для него все стало ясно и просто: хозяин – я, на мне теперь все вопросы выживания и обеспечивания стаи, а он наконец-то может вволю носиться вокруг просто так, кувыркаться в цветах, гонять птиц.
Они явно дразнили его, перелетая с ветки на ветку и садясь рассчитанно низко, но так, чтобы чуть-чуть не мог допрыгнуть. Я некоторое время любовался прыгучестью, просто кузнечик, а не пес, и тут пришла мысль, что я так ни разу не видел, чтобы пес мочился на деревья или горбился, выдавливая экскременты.
Сперва подумал, что просто не обратил внимания на такую привычную деталь, ведь не приходится же выводить из городской квартиры и подолгу искать место на клумбе или на краю газона, рискуя навлечь укоры со стороны прохожих и ругань дворника, здесь все сам, а у меня других забот хватает…
Однако весь остаток дня пес ни разу не отметился у деревьев или кустов, не сообщил местным зверям, что он здесь, принимайте или бросайте вызов, но вот его автограф, даже полный аттестат с данными о поле, возрасте, мускульной массе и здоровье.
Если это так, хотя такое кажется диким, то пес не результат какой-то мутации и даже не выведен на генетическом уровне, а, как тогда Рихтер сказал, «создан». А создать можно так, что все остатки будут либо сжигаться во внутренней топке, это беру простейший варварский вариант, либо разлагаться на молекулы и уходить, так сказать, паром, а то и вовсе утилизироваться. Это уже тот уровень, при мысли о котором начинает кружиться голова, но разве Дмитрий Донской не одурел бы, стараясь понять, что за чудовище раскинулось на землях его Москвы и что за миллионы железных чудовищ носятся по странным дорогам, напоминающим застывшие реки?
– Бобик, – позвал я дрожащим голосом. – Бобик…
Пес прервал игры и моментально оказался передо мной: огромный, черный, массивный, но чем-то неуловимо напоминающий щенка. Да, кто-то обожает левреток и пекинесов, кто-то карликовых бульдогов, а другие, напротив, выбирают собак самой крупной породы, а в ней выискивают самого крупного щенка.
– Бобик, – сказал я просительно, – ну что тебе стоит взять и рассказать все о себе? Заполнить, так сказать, налоговую декларацию?.. Эх, все молчат о своих доходах и способах зарабатывания на жизнь… Ладно, беги, играй…
Он тут же убежал, а я постарался систематизировать, что уже знаю. Бегает быстрее любой собаки, проверено, кроме того, откликается, как бы тихо я ни позвал, уже проверил. Не гадит, это и понятно: создавали для своих удобств, а не для собачьих. Но наверняка умеет что-то еще…
Пес унесся было далеко вперед, затем спохватился и пошел сбоку, поглядывая на нас, а когда уверился, что не собираемся поворачивать обратно или резко менять направление, снова ушел, стелясь над землей, как бегущая тень от облака.
Я поглядывал вслед обеспокоенно, у нас человек отвечает за собаку, даже если та просто потопчет цветочки на клумбе. А этот Бобик может и тигру, если не понравится, оставить без хвоста и ушей. В села или города с собой не поведешь – народ начнет разбегаться… С другой стороны, кто знает, вдруг да о его зловредности – бабьи сказки. Все, что могу вспомнить, – это как после встречи с этим Черным Псом случаются всякие несчастья, но не могу припомнить, чтобы он кого-то разорвал или загрыз.
Ближе к полудню, когда проголодался, да и наскучила однообразная скачка, я остановил коня в удобном месте под двумя раскидистыми деревьями – ручеек, пригорок, – расположился со снедью. Пес сел напротив и молча наблюдал, как я разворачиваю скатерть.
– Время обеда, – объяснил я, – пусть даже ленча, мне все равно. Неграмотные, когда не знают правильно, говорят просто: трапеза. Вот мы и того, потрапезничаем…
Чтобы не томить, я сразу бросил псу увесистый кусок жареного мяса, а потом сыра. В другой раз, когда привыкнет, буду приучать, чтобы сидел или лежал, пока я жру, а сейчас поедим на равных.
На равных не получилось, он проглотил сразу и посмотрел на меня честными глазами, мол, ничего не ел, сроду не видел никакого мяса или сыра, но я погрозил пальцем.
– Хитришь? Это хорошо… Значит, понимаешь, что отнимать у сеньора нельзя. Ты теперь мой вассал, а я твой сюзерен…
Треск в кустах прервал мое объяснение структуры феодальных отношений. Я поспешно оглянулся, другой рукой нащупывая меч. Через лес в нашу сторону неторопливо бредет коричневая гора, настоящая горилла, с той лишь разницей, что ветви деревьев отстраняет огромной, как бревно, лапищей, а пни и кустарники разбивает палицей размером с половинку фонарного столба.
– Этого еще не хватало, – пробормотал я и пригнулся. – Такого мордоворота угощать не собираюсь… Бобик, тихо! Может быть, пройдет мимо.
Тролль похож на гигантскую гориллу и одновременно – на человека, разве что плечи переразвиты, как у Ронни Колмэна. Да и вообще он похож на Ронни Колмэна, только повыше и с виду поинтеллигентнее, что вообще-то нетрудно, если кто помнит Ронни Колмэна… Я надеялся, что он пройдет мимо, нет во мне азарта бросаться на все, что движется, это рефлекс богомолов, лягушек да рыцарей, а я из того мира, где даже педофилов и демократов принято считать людьми, однако тупой, как мистер Олимпия, тролль заревел и пошел на меня, угрожающе размахивая дубиной.
Бобик зарычал, я сказал властно:
– Сидеть!
Пес с неохотой, но опустил зад на землю. Я воспрянул духом, хотя жуткий низкий рык по-прежнему рождается в горле моего пета. Красные глаза враждебно следят за приближающимся троллем.
– А теперь отступим! – велел я. – За мной!
Я быстро взобрался в седло, мы в десяток конских прыжков очутились за сотню шагов. Пес с огромной неохотой бежал за мной, в глазах сильнейшая обида и немой укор. Даже, как мне показалось, сомнение в моей способности противостоять злу.
Мои пальцы стиснули рукоять молота.
– Сидеть, – велел я псу. Он сел, глядя на меня вопросительно. Я повернулся в седле, тролль упрямо прет за нами, не понимая, что в любой момент можем оказаться вне досягаемости его лап. – А вы, сударь, вышли, как я понимаю, за пределы заповедника, так что можете рассматриваться как дичь или даже как помеха дорожному движению. Весьма интенсивному в это дневное время… Зачитываю ваши права…
Тролль, обнаружив, что мы убежали не так уж и далеко, зарычал и пошел быстрее, тяжело топая широкими, как ноги слона, ступнями. Дубина в его руке начала описывать круговые движения над головой.
– Что за дурак, – пробормотал я. – Не понимает, что я на быстроногом коне, а зеленых здесь нет. Ладно, поработаю орудием эволюции. Она же рука Провидения, Божьего Замысла и все такое.
Молот вырвался из ладони с привычным хлопаньем, удар, треск костей, в синем небе мелькнула бешено вертящаяся ручка. Я вскинул длань, хлопок в ладонь, а тролль еще некоторое время стоял с проломленной грудью, кости пронзили сердце и высунулись из спины. Затем ноги подогнулись, он тяжело рухнул вниз лицом.
– Молодец, – громко сказал я псу, – ты вел себя очень хорошо! Хорошо, это когда слушаешься меня, понял? Запомни, без моей команды и впредь не бросаться! Запомнил?.. Дай я тебя почешу за послушание…
Пришлось слезать, долго чесал, а еще и скормил два куска мяса со специями, что за странный пес, так жрет жареное, тоже мне хыщник. Пес блаженно щурился, морда счастливая. У широкомордых собак, особенно у боксеров, ротвейлеров, морды очень выразительные, так вот по этой морде я увидел, что пес уже принял безоговорочно, или почти безоговорочно, что вожак нашей небольшой стаи – я, все проблемы на мне, а ему надлежит только поддерживать меня везде и во всем… когда позволю.
Еще немного я опасался, что пес восхочет потерзать убитого противника, но, когда он в самом деле направился к троллю, я властно сказал «нельзя», он остановился и, повернув голову, посмотрел на меня с вопросом в глазах. Подозвал к себе, он подбежал ленивой трусцой действующего президента в разгар предвыборной кампании, я похвалил, погладил, торопливо влез в седло и пустил Зайчика рысью.
Пес побежал рядом, я с облегчением перевел дух.
– Ты умный пес, – сказал я громко и уверенно, чтобы он привыкал к моему голосу. – Я – умный феодал, а ты – умный вассал. А теперь посмотрим тебя в галопе…
