Александр Матюхин "Кровавые легенды. Античность"

Голова закружилась привычно-внезапно. Иванов растопырил руки и плюхнулся на шезлонг. Стальная конструкция заскрипела, проседая в песок. Затмение обволокло черной ватой, и Иванов вздрогнул, почувствовав прикосновение… Женщина дотронулась пальцем до его переносицы.

Тьма схлынула. Иванов заморгал и закашлял. Женщина сидела напротив, очень близко, и смотрела на Иванова своими огромными глазами. Радужки ненамного темнее белков. Она посасывала указательный палец. Запястье окольцевали дешевые браслеты с ракушками и глиняными амфорами.

– Перекупались?

– Вроде того, – просипел Иванов.

– Меня зовут Фоя, а вас?

– Саша. Алекс.

– Откуда вы, Алекс?

С такого расстояния Иванов видел, что сужающееся к острому подбородку лицо гречанки ассиметрично. Смещенный нос, опущенный край рта и глаза разного размера. И все же назвать ее страшненькой не поворачивался язык. Наоборот, внешность женщины приковывала взгляд. Подумав, что таращится слишком откровенно, Иванов опустил взгляд и заметил бирку с ценником, болтающуюся на сандалии Фои. Пять евро девяносто евроцентов.

– Я… из Польши. До этого – из России.

– Я знать русский немного.

– Откуда?

– Глотаю… – Зрачки Фои двигались, будто она вылавливала из воздуха слова. – Полиглот.

– Здорово. Вы здесь живете? Я имею в виду, на Крите?

– Последнее время да. Там. – Фоя мотнула головой.

– Где? – Иванов посмотрел на отель. Здание обрастало сумраком, как мхом. В кустах вскрикнула птичка.

– Побудьте со мной, – вместо ответа сказала Фоя. У нее был хрипловатый, грудной голос. Длинные пальцы перебирали складки подола. Фоя не рассчитала, купив сарафан на пару размеров больше, чем было нужно.

– Эм… ладно. – Иванов разучился болтать с противоположным полом. – Чем вы занимаетесь?

– Путешествовать. Плавать. Рассказывать.

– Рассказывать?

– Рассказать мне что-то. – Фоя смотрела на Иванова широко открытыми глазами разной величины. Он задался вопросом, не приняла ли она чего. Тощая барышня на территории заброшенного пляжа, в сандалиях с биркой. Иванов заерзал на шезлонге.

– Я? Я должен что-то рассказать?

Фоя кивнула.

– Страшно.

– Простите…

– Рассказать мне страшную историю. А я – вам.

Предложение сбило с толку. Иванов посмотрел на водонепроницаемые часы. В это время, по плану, он должен был быть основательно мертв.

– Я не знаю страшных историй.

– Так не бывает. С вами не случаться ничего страшного?

Иванов невесело хмыкнул.

– Как вам сказать.

– Нет, – точно прочитав его мысли, тряхнула головой Фоя. – Страшно-таинственно. До мурашек.

– Извините. – Он собирался встать. – Я не смогу. Буду кашлять.

– Не будете.

Что-то в ее тоне вынудило его остаться на шезлонге. Иванов внимательно посмотрел на Фою. И вдруг понял, что не хочет уходить. Не хочет торопить смерть.

Я бы попробовал завтра…

Иванов вынул из пачки сигарету.

– Не надо курить, – произнесла Фоя.

Он помешкал и выронил «раковую палочку». Ее слизала волна, заполняющая пеной вмятины в песке.

– Хорошо, – проговорил Иванов.

И он рассказал о побережье. Другом побережье, в Италии. Как с бывшей женой гулял по кромке моря и забрел на пустынный пляж, который вызвал в нем такое неконтролируемое беспокойство, что холодный пот выступил по всему телу. Ничем не обоснованная тревога – может быть, ее источником были угрюмые напластования остывшей лавы, которые сменили песок. Дыры под ногами, напоминающие рты, разверзшиеся в немом вопле. Ничего не замечающая Ира шла вперед, а Иванов плелся за ней, робко предлагая вернуться. «Там тупик», – сказал он. «Там лестница», – возразила Ира, горным козликом спрыгивая с гребня. Сухие водоросли засасывали ступни, как зыбучий песок. Пляж сузился до тропки, пролегающей в тени карьера. За высоким забором отдыхали бульдозеры. «Плохое место», – пульсировало в голове Иванова, но он боялся показаться трусом. Ира – завела она тогда любовника или еще нет? – радостно взвизгнула. Нашла-таки лестницу. Высеченные в скале ступени вели к приотворенной калитке. Аккуратно подстриженный газон окружал стоящий наособицу, вдали от вилл, небольшой коттедж с бассейном на заднем дворе.

Иррациональная тревога сменилась вполне объяснимым опасением быть застуканными и принятыми за грабителей. Чего доброго, хозяева вызовут карабинеров, и придется торчать в полицейском участке.

«Давай найдем выход», – сказала Ира. Дюжина садовых гномов наблюдала, как они спешат к воротам. Запертым воротам.

«Тупик», – сказал раздосадованный Иванов. Двор был обнесен высоким кирпичным забором с колючей проволокой поверху. Существовало два варианта: стучаться в дом и просить выпустить их или возвращаться к застывшей лаве. Иванов выглянул в щель между створками ворот. Вокруг, насколько хватало зрения, ширилась пустошь, поросшая колючкой и прорезанная узкой дорогой. Хозяева явно предпочитали уединение. Коттедж был зеленым оазисом среди бесплодных земель, по соседству с карьером и ржавым остовом лодочного гаража.

Иванов покосился на джип, припаркованный в тени кипариса. Багажник машины был открыт, из него, как собачий язык, свисало розовое платье. Внедорожник будто блеванул вещами. На газоне валялись женская одежда, туфли на шпильках, фен и прокладки. На интуитивном уровне, на уровне спинного мозга Иванов почувствовал, что надо уходить. Не пытаться разобраться. Ни в коем случае не стучать в дверь дома.

Он взял Иру под локоть. Ухоженный двор сейчас казался таким же мрачным, как пустошь за воротами или силикатные блины расплавленных и снова затвердевших горных пород на берегу.

– Там кто-то есть. – Ира приставила ладонь ко лбу, «козырьком», и Иванов скопировал ее жест. В окне второго этажа трепетали занавески и вычерчивался силуэт человека. Иванов прищурился. Он увидел голый торс и маску, которая прикрывала лицо мужчины в окне: чудная глиняная маска с тремя одинаковыми отверстиями – для глаз и для рта.

Потом, вскарабкавшись по вулканическим покровам и отбежав на приличное расстояние – Ира упала и разбила колено, Иванов ушиб ребро, – супруги пришли к выводу, что они действительно это видели.

Мужчина держал винтовку. Он не целился в незваных гостей, а просто стоял, сжимая оружие в правой руке, а пальцем левой подманивал Ивановых. Они кинулись прочь и потом в течение нескольких ночей просыпались в гостиничном номере от одинаковых кошмаров, в которых по ним стреляли из окна.

– Я гуглил, – сказал Иванов спустя три года. – В том районе Тосканы рыбаки находили части расчлененных человеческих тел. Не знаю, связано ли это с домом, на который мы напоролись… наверняка не связано. Я думал сообщить в полицию, но что бы я сказал?

– Это история не для полиции, – произнесла Фоя. Выглядела она как человек, отведавший деликатес. Глаза подернулись дымкой, будто горы Крита, там, вдали, за Ретимно. – Это история для меня. Она прекрасна.

– Рад, что вам было интересно. – Иванов потер грудь. Футболка высохла. Он сумел рассказать о давнишних приключениях, не раскашлявшись. – Я, наверное, пойду.

– Вас кто-то ждет?

– Нет.

– Тогда куда же вы торопитесь? Пришла моя очередь рассказывать страшную историю.

– Вы… – Иванов засмеялся. – Ваш русский лучше, чем был десять минут назад.

– Слушала вас и вспомнила язык. – Фоя не улыбалась, но ее глаза сияли весельем в тающем свете долгого июньского дня. Иванов назвал бы это веселье дьявольским. – Так что же? Уделите мне время?

– Почему нет? А эта история будет о Греции?

Фоя посмотрела на черную скалу, о которую разбивались волны.

– О да, – сказала она.

Максим Кабир

Дмитрий Костюкевич

Волчий

Спасибо моему сыну, Александру Костюкевичу, за точечное соавторство. Он спросил, будет ли его имя на обложке. Я улыбнулся: вряд ли. Но новые кроссовки и имя в благодарностях – ведь тоже неплохо, верно, Санька?

И снова большое спасибо моему брату, Антону Костюкевичу, за дельные мысли и советы, которые вселили в меня уверенность и вернули за письменный стол.

Его рывком выдернуло из сна: кричал Ник.

Игорь сел на кровати, еще не понимая, где находится. Комната была маленькой, незнакомой, с телевизором на стене напротив изножья кровати; задернутые шторы пропитались утренним светом.

«Отель. Прилетели ночью. Корфу…»

Он повернулся к сыну, которого уже успокаивала Марго:

– Все хорошо. Не бойся, это сон. Приснилось плохое?

Номер считался трехместным: в комнату втиснули три кровати – две рядом, одна отдельно, через узкий проход на ширину тумбочки. Ник в свои десять лет по-прежнему спал с родителями: они упустили этот момент и теперь пожинали ежевечерние истерики и упрашивания. В отпуске, тем более на море, ругаться не хотелось, к тому же вчера измотались переездами и перелетом, в отель заселились после двух ночи и, не разобрав чемоданы, повалились спать.

– Мама! – Не открывая глаз, Ник мотал головой. – Он на меня смотрит!

– Тише, солнышко. Мама рядом. Это сон. Все хорошо.

– Пускай он уйдет! Пускай не смотрит!

– Здесь никого нет. Только мама и папа. Солнышко, ты уже не спишь.

Сердце Игоря продолжало колотиться, в ушах стоял полный страха крик сына. Он сел на кровати и взял Ника за руку.

– Сын, открой глаза.

Ник дернулся, будто его ужалила змея.

– Кто это? Мама! Это он?!

– Тише, это папа. Мы на море. Посмотри, уже утро. Скоро пойдем купаться.

– Это я, папа, – подтвердил Игорь. – Не пугайся, я просто хотел взять тебя за руку.

Марго обняла Ника, тот зажмурился плотнее и прижал руки к груди.

– Ну все, тише, тише. Ты в безопасности.

– Открой глаза, – сказал Игорь, стараясь не злиться. – И увидишь, что мы в номере.

– Вчера мы прилетели на самолете, помнишь? – нашептывала Марго. – Потом ехали на автобусе по горам, было темно и непонятно. Приехали в гостиницу, и, пока стояли в очереди на заселение, ты увидел на улице котика и пошел его гладить. Помнишь? Похоже, здесь много котиков, и днем их будет легче найти. Пойдем искать котиков?

Игорь сдержался, чтобы не прокомментировать обилие котиков: видел напряженное лицо сына. Впрочем, оно расслаблялось, светлело. Ник приоткрыл один глаз.

– Привет, – сказала Марго.

– Привет, – ответил Ник.

«Вот и славно».

– Калимера. – Игорь спустил ноги на пол и взял с тумбочки телефон. 6:42.

«Четыре часа не совсем здорового сна».

– Ну что, будильник, первый ужин мы точно не пропустим. – Он подмигнул Нику, но тот не отреагировал: еще не скинул паутину кошмара.

«Ничего, скоро забудется. Главное – не акцентировать».

– Значит, всем официальный подъем. Раскачиваемся. Не спешим. Кто не выспался, доспит на пляже.

Игорь раздернул шторы и откатил до упора балконную дверь. С улицы потянуло свежестью, морем, утренней тишиной, началом отдыха. И вдруг, перебив все запахи, завоняло сигаретным дымом: курили соседи.

«Первая ложка дегтя».