Я собирался сделать так, чтобы цивилизация приехала к бабуле.
– Образование? – усмехнулась Мария Всеволодовна.
Женщина кивнула своим детям, и те произнесли что-то на французском, и явно не простые фразы из учебника —, я его в школе изучал, но здорово подзабыл. Потом они стали говорить на английском и перешли на немецкий.
– Все, хватит! А то как услышу немецкий язык да посмотрю в окно, словно наваждение какое, так и хочется отстреливаться от фашистов, – бабка улыбнулась. – Не только языки мы учим, по физике Настюшка уже прошла материал до десятого класса, так и по всем иным предметам. Так что образование… Я когда-то директором школы работала. А помощь… ты бы солдатикам чего передал. Фронт отодвинулся сильно, уже и не слышно выстрелов, но где-то ж воюют еще.
Я слушал эту женщину и ловил себя на мысли, что она мне настолько импонирует, столько в ней скрытых тайн и силы, что тут нужен фильм – не меньше. Таких сильных людей в пример необходимо ставить. Телевизионщики и журналисты роют землю, чтобы найти, как это нынче называется, контент. А здесь такой типаж, такая женщина, которая и Великую Отечественную войну прошла, и теперь держится. Пусть была девчонкой тогда, но уверен, что партизанила, это как минимум.
Одну войну перетерпеть, чтобы снова оказаться под ударом и потерять родных? Но не клянчить помощи, жить, насколько это можно, полноценной жизнью, учить правнуков так, что они в любой гимназии звездами станут. Мощно.
Чай был вкусный, вообще в некоторых продуктовых наборах можно встретить такие продукты питания, что хочется посмотреть в глаза тем, кто формирует эти пакеты и ящики. Ну, зачем тут консервированный дальневосточный краб? Зачем черная икра? Что это? Купить людей дорогой едой хотят? Так лучшее, что нужно сделать – это принести сюда жизнь. Магазин загрузить товарами, социальные пособия начислить, привезти медиков, а надо, так и актеров, чтобы люди полностью осознали – они нужны.
– Варенье-то откуда? – удивился я. – На гуманитарном сахарке?
– А ты не зубоскаль! Вареньице еще довоенное! – сказала Мария Всеволодовна, видимо, ожидая моей реакции, что лакомство просроченное.
Не дождалась и ухмыльнулась, протягивая свою ложку к изящной вазочке с вареньем.
– Расскажите о себе, пожалуйста! – попросил я и приготовился слушать увлекательный рассказ.
Партизанка, как я и предполагал, в Конторе поработала, потом поняла, что мало уделяла внимания семье, и стала склеивать семейную фотографию, примиряя детей, собирая их вместе. А после – развал страны и всё вот это…
– Ты бы не верил этой сорвиморде, – сказала бабуля, когда кратко (уверен, что многое скрывая и недоговаривая), она рассказала о своей жизни. – Этот был у меня, так я чуть не пристрелила его и тех, кого он привез. Все бумажки просил подмахнуть какие-то да паспортные данные туда переписать, спрашивал о соседях. Я старая, но в маразм не впала, Бог миловал. Там, по бумагам этим, и дом мне отстроили, и дорогу тут провели, и генераторы, чуть ли не в золоте с бриллиантами, выделили – десять штук! Иные сельчане-то и подписывают. Тут такие деньги воруют!..
– Знаю, Мария Всеволодовна, уже знаю. Я исправлю это, – как мог твёрдо сказал я.
– Исправишь? Ой ли. Ну, да Бог тебе в помощь, парень. Тут без Божьей помощи не совладать, – заметила хозяйка дома.
– А это кто? – я заметил большую фотографию на стене.
Красивая, просто глаз не оторвать, женщина, одетая в платье явно дореволюционного покроя. И пусть Мария Всеволодовна – уже заметно пожилая дама, но явно не она запечатлена на снимке.
– То бабка моя. Вот где красавица была! Тоже прожила долго, все Бог не мог прибрать, – сказала бабуля. – Судьба у нее… Не легче моей была. Во все времена есть, парень, белое и черное, и много-много серого.
– Алексей Михайлович! Алексей Михайлович! – орал-надрывался на улице Ухватов, перебивая Всеволодовну.
– Иди, ответь ему! – сказала бабуля. – На порог своего дома я этого прохвоста вороватого не пущу, если только чтобы кастрировать. Подступает голод к гландам… Только будто бы на пире, ходит взяточников банда, кошельки порастопыря.
Она еще и Маяковского цитирует.
Я вышел во двор и улыбнулся. Прячась за деревом, мой сопровождающий буквально трясся от страха. Небось, бабуля уже стреляла в этого ухаря, вот он и помнит.
– За мной машина приедет. Нормальная машина. Тот, с позволения сказать, автомобиль, на котором мы прибыли оставляю. Вы возвращаетесь? – говорил Ухватов, и тон его мне показался странным.
Он словно просил прощения у меня. Что? Совесть проснулась, что бабулю использовать хотел для собственного обогащения? Я и сам был не прочь как-то избавиться от сопровождения, а то этот все канючит: туда не ехать, сюда не ходить. Хочу сам окунуться в атмосферу происходящего, понять, что людям нужно в первую очередь, чтобы уже завтра-послезавтра вернуться и дать это им. Условно, конечно, завтра. Я не такой уж идеалист, чтобы верить в скатерть-самобранку или в волшебную палочку. Даже если засучить рукава, так сразу всё не появится.
Ухватов уехал, за этим деятелем приехал прямо-таки гелендваген. Ну, и черт с ним! Главное, что оставил мне телефон спутниковый, так что на связи буду.
– Еще чаю? – впервые улыбнувшись, спросила Мария Всеволодовна. – Тут у меня примус есть, а еще чего-чего, а печенья навозили нам столько, что и растолстеть можно.
За непринужденной беседой я чуть не пропустил приезд машины, даже двух автомобилей. Выглянув в окно, я испытал очередной диссонанс. Дорогущий двухсотый “крузак” с новейшей, которой и у военных единицы, антидроновой защитой. Ну, а рядом побитая, причем, не войной, а жизнью и плохим уходом, “Газель”.
– Дети, в подпол! – скомандовала бабуля, снимая автомат с предохранителя. – Опять этот упырь.
– Кто это? – спросил я, внутренне готовясь к неприятностям.
– Э, старая! Гуманитарка подоспела! – кричал тем временем “упырь”.
Глава 2
– Я разберусь! – тут же ответил я и вышел из дома.
Осмотрелся – никого. Приехавшие отогнали машины чуть в сторону, будто опасались попасть в сектор обстрела. Это же надо, какая боевая женщина Мария Всеволодовна, так выдрессировала местные сомнительные элиты с гуманитарной помощью!
Я прошел чуть в сторону, мимо ветхого деревянного забора, туда, где стояли машины.
– Ты кто такой? – спросила меня типичная бандитская морда.
При этом сложилось впечатление, что мужик явно ожидал меня здесь увидеть. Ни грамма удивления в его глазах не было. Может, это именно те люди, которых мне обещал Ухватов – которые со мной, мол, поговорят? Ну, тогда говорить здесь не с кем.
Бритая голова, хоть сам большой, но явно не атлет. Отсутствие системных тренировок или воздержания от чрезмерного жора у него заметно по изрядно выпирающему животу и в комплекте с еще более заметным, чем пузо, вторым подбородком. Типичный персонаж для фильма про пресловутые девяностые. Бывший спортсмен, ставший на скользкую дорожку. Не хватало только малинового пиджака и двухкилограммовой мобилы на поясе.
– Я намерен просить вас уехать отсюда, – до скрежета сжимая зубы, нарочито вежливо произнёс я.
Все-таки психология и этика деловых отношений…
Мужик посмотрел в сторону, словно искал чьего-то согласия или мнения. Но никого не было видно. «Газель» и «крузак» были с тонированными стеклами, так что можно предполагать, что приехал бандит всё-таки не один. Ну, и кто-то же должен быть за рулем второго автомобиля, хотя сейчас место водителя пустовало.
– Да, да, конечно, – сказал «браток», выставил левую руку вперед, делая два шага назад и показывая вытянутый палец.
Я напрягся, огляделся в поисках какой-нибудь оглобли или, на удачу, топора. Узнал я этот блеск в глазах, именно такой часто возникает у человека, когда он перестает быть homo sapiens и превращается в животное, примата, нацеленного на убийство.
– Не дури, мужик, – сказал я, уже отринув сомнения в том, что сейчас произойдет.
Дверь тонированного внедорожника открылась, оттуда ловко вылезло еще одно действующее лицо. А этот мужик был уже больше похож на того, кто следит за своей формой. Жилистый, спортивный, он представлялся более сильным потенциальным противником, чем первый бугай. А еще у того, кто вылез из джипа, были непропорционально выглядящие, словно от болезни, выделяющиеся змеями вены на руках. Даже издали я мог подметить этот факт. Набухшие вены очень цепляли глаз.
И вновь складывалось впечатление, что я попал в какие-то девяностые годы. На втором мужике был спортивный костюм с закатанными рукавами, он словно хвастался особыми венами. Этот мужик имел короткую стрижку, которая, вроде бы, называлась «бокс». Несмотря на незначительные, в сравнении с первым бугаем, стати, именно он опасен, он боец.
И даже не в атлетике дело, не бить тут меня собирались. А в том, что мужик достал пистолет и выверенным движением направил ствол на меня.
– Что рассматриваешь меня, словно бабу? Или ты из этих? – усмехаясь, спросил мужик с венами и с пистолетом в руках.
Тело тренированное, а вот мозг… этому органу мужик уделял мало внимания. А зря…
– Из каких это «этих»? Из ваших, что ли? – сказал я и начал действовать, понимая, что шансов решить всё миром нет.
Меня пришли убивать, и я с почти стостопроцентной уверенностью мог бы сказать, что это Ухватов навел на меня «серьезных» парней, которые и промышляют в районе. Конечно, они работают на кого-то, так как самим ума не хватит даже относительно грамотно ограбить людей.
Мысли пролетают в одно мгновенье, оставляя в сознании лишь еле заметный отпечаток. Потом я смогу о всех обстоятельствах появления бандитов подумать, сейчас же нужно действовать.
Рваными шагами я устремляюсь к «братку», тому бугаю, который уже забыл, что такое зал. Пробиваю ему в солнечное сплетение, вкладывая в этот удар всю свою пролетарскую злость. Я ушел от войны, от боя, от оружия, но все это нашло меня. Впрочем, рожденный воином балет в лосинах не станцует!
Прикрываясь телом первого, что задыхается и смотрит на меня выпученными, полными страха глазами, я слежу за вторым бандитом, одновременно обшаривая карманы мужика в поисках оружия. Бандит тут, в месте, где еще кровоточат раны от боёв и бомбёжек, конечно же, – это преступник в самой подлой ипостаси. Тот, кто прикидывается своим, но лишь грабит и наживается на боли. А еще меня сейчас пытаются ничтоже сумняшеся убить, и лишь только за то, что я решил дать огласку творящемуся в регионе.
– Просто уходите! – кричу я, продолжая прятаться за толстым громилой.
Мне ничего не отвечают. Именно это и заставляет подумать, что второй бандит не сомневается, он собирается идти до конца, иначе искал бы возможность что-то обсудить, договориться. И лишь то, что он может задеть своего подельника, заставляет его пока не выжимать спусковой крючок. Мелькает мысль, что вот теперь автоматная очередь от бабули не помешала бы. Но окна сюда не выходят. Эти ухари знали, где останавливаться и кто здесь хозяйка дома.
– Бах! – прогремел выстрел.
Все-таки решился, гаденыш, но стрелял чуть в сторону, наверняка, думал хорошенько испугать меня. Замечая, что громила зашевелился, приходя в себя, я влепил ему в нос с желанием продлить дезориентацию противника. Переусердствовал. Кто ж знал, что на вид мощный мужик от не самого сильного удара уйдет в нокаут. Громила упал, и казалось, что земля вздрогнула. Я перекатом ушёл в сторону, стараясь приблизиться к забору, что метрах в шести-семи от меня. Деревянный, хлипкий заборчик можно проломить, заваливая секцию. Конечно, необтесанная доска не сдержит пулю, но я хотя бы буду невидим для стрелка.
– Бах! Бах! – два выстрела гремят, сливаясь в единый звук.
– Ух, – вырывается у меня.
Пуля попадает мне в грудь и отбрасывает к тому самому забору.
«Держит китайская хрень пулю», – думаю я.
Пусть я был и без бронежилета, но под одеждой у меня бронированный костюм из многослойной ткани. Вряд ли такой даже автоматную очередь сдержит, но, видимо, у бандюганов пистолет был маломощный. Небось, польстились на какую-нибудь иностранную недорогую пукалку.
Надо лежать, не показывая признаков жизни. Если сейчас начать активно двигаться, то будет еще один выстрел, а потом и в голову – для контроля. А так можно усыпить бдительность бандитов. Ну и попасть в меня, лежащего на поваленных, сбитых досках, да еще частью и за металлической трубой того самого забора – нетривиальная задача, если не подойти ближе. А еще, наверняка, им жалко патронов. Может, стрелок еще подумает и о том, что тут и так уже хорошо нагрохотало. Мало ли, кто рядом окажется.
– Бугай, ты как? – услышал я вопрос. – Хоть теперь в зал пойдешь? А то вообще в грушу превратился. С двух ударов ложишься, как девка.
– Иди на хрен! – сказал тот самый Бугай. – Ты понимаешь, что теперь нужно и бабку зачищать? Ты убил этого праведника. Звони Ухвату, чтобы поднимал птичку. Нужно…
– Понимаю. Это было понятно сразу. Ухват уже должен действовать. Этот вояка принципиальный выискался, идеалист, – отвечал безымянный стрелок.
Сделав два неглубоких вдоха-выдоха, я определил, что ребра точно повреждены. Резкая боль в груди, справа внизу, дала о себе знать. Однако просто лежать тоже было нельзя. Нужно что-то делать. Если собрались бандюганы каким-то образом зачищать бабку, то это так оставить нельзя – там же дети! Ухват?! Чтоб его. Все-таки этика деловых отношений – неправильный предмет. Нужно было бить эту сволочь сразу на въезде в район, как только машина поймала первую колдобину.
– Э, воин, ты что, живой? – задал дурацкий вопрос Бугай.
Заслышав шаги подходящего ближе стрелка, я, затаив дыхание, старался не отсвечивать, но готовиться к действиям. Понятно, что сейчас у меня последний шанс избежать смерти и убить врага. К черту все условности! Я на войне!
Поняв, что стрелок уже близко, я крутанулся в сторону, вновь перевернулся, оказываясь у забора.
Ахнули ещё два выстрела.
Может, это даже пистолет Стечкина, эта машинка умеет стрелять очередями.
– Стой! – закричал стрелок.
А я уж было подумал, что в этой паре есть хоть один неглупый человек. Вот на что он надеялся, когда кричал? Что я остановлюсь? Облегчу задачу и смажу лоб зеленкой?
Сжав зубы и превозмогая боль, виляя, я забежал за дом. Стрелок и, судя по грохоту ломаемых досок и кряхтению, Бугай бежали следом. Спрятавшись за угол, я изготовился драться за свою жизнь, но больше за жизнь тех детей, которые, возможно, стали свидетелями всей этой разборки.
Преследователи приближались. Это хорошо, что первым бежал стрелок. А еще удача была в том, что они не были профессионалами, если только не в подлом ремесле грабителей и мародёров. Сначала показалась рука стрелка, а потом уже он сам.
Перехватив руку, я завёл её на болевой прием – надо только задрать её вверх, и конечность ломается с приятным для меня хрустом. Тут же я подхватил и выпавший у стрелка пистолет. Сколько в нем патронов и остались ли они? Проверить бы, но времени на это нет.
– Э, ты чего? – запыхавшийся Бугай остановился и, не моргая, смотрел на меня. – Мужик, все, забыли, проехали. Ты ж стрелять не будешь?
Не теряя визуального контакта со вторым бандитом, я направил оружие в Бугая. Боковым зрением видно, что стрелок что-то задумал, смотрит на меня, не отвлекаясь на боль. Надо угомонить. Бью его пыром со всей своей пролетарской злостью. Готов. Не убит, но отключился на продолжительное время.
– Бах! – я на войне, а потому без сомнения стреляю на поражение.
С аккуратной дыркой в голове и всё такими же полными ужаса глазами бандит с погонялом Бугай заваливается на спину. Обшарив его тело, я только ещё раз удостоверился, какой все же дебил этот громила. У него был ствол, который бандит засунул за спину, за ремень. Но… Пистолет скользнул в штаны, возможно, при беге или же когда я в первый раз ударил Бугая. В поисках оружия задницу придурка я не ощупывал – и не жалею об этом. Всякой грязи повидал, но даже после этого смотреть на задницу Бугая, пусть там и затерялось между ягодиц и трусов оружие, не хотелось. Это непрофессионально, пистолет нужно было забирать, но… Нет, после, когда сюда прибудут правоохранители, пусть они и изымают ствол.
Несмотря на боль в ребрах и некоторый откат адреналина, я тут же полез в карман за телефоном и набрал номер своего знакомого из администрации республики. Короткие гудки, занято.
Я осознавал, что могут быть проблемы с правоохранителями из-за того, что Бугай лежит теперь с дыркой в голове. Вот только с моей стороны это – явная самооборона. Кроме того, убийство одного из бандитов не должно позволить кому-то замять тему. Я готов к разбирательствам.
Подхожу к стрелку и начинаю приводить его в чувство.
– Лови, солдатик! – вдруг раздается голос бабули сверху.
Она направила ствол автомата на стрелка, но второй рукой держала еще один АК-74, предлагая оружие мне.
– Чего не стреляли, Мария Всеволодовна? – спросил я, ловя автомат.
– Старая я уже, бегать от одного окна к другому. Вы ж на месте не стояли, решили порезвиться, в догонялки поиграть. Вот заняла позицию, а тут и ты, мил человек, уже справился, – несколько оправдывалась старушка.
Я кивнул. Но, думаю, не все именно так было. Кто я ей? Так, человек прохожий, обтянутый кожей. Уверен, что бабуля взяла под прицел дверь и выстрелила бы, кто бы ни начал ее открывать. Волчица, которая за своих волчат готова убивать любого, впрочем, как и пожертвовать чужим. И осуждать тут нельзя.
Тем временем, мыча и кряхтя, словно в стрелка вселился дух Бугая, который через десять метров бега задыхался, стал приходить в себя пленник.
– Кто такие? – спросил я у стонущего от боли мужика. – Я задал вопрос!
Бабуля уже вышла из дома и, стоя у двери, наблюдала за мной и за пленником.
Бью рукоятью пистолета бандиту в переносицу. Кровь заливает ему лицо, а тело окончательно заваливается на землю. Надо повторить вопрос и ещё подумать, как лучше провести экспресс-допрос, но так, чтобы не сильно шокировать жестокостью бабулю и не вызвать лишние вопросы у полиции, но тут…
Шум подлетающего дрона, такой знакомый, такой ненавистный, я не спутаю ни с чем.
– Бах! – прозвучавший выстрел вывел меня из ступора.
Бабуля стреляла куда-то в воздух. Из-за кроны деревьев, и особенно большой груши, я не вижу приближающегося дрона, но отчетливо слышу звуки, издаваемые его лопастями.
– Детей уводи из дома, мать, быстрее! – закричал я, понимая, что дрон уже совсем близко.
Дракон… Так называют дроны с термитной смесью. Именно такой и завис над домом, сбрасывая смесь на здание. Я начал стрелять, но дрон отлетел чуть в сторону, прячась от меня за крышей дома, и это перемещение особо не повлияло на действия беспилотника. Он продолжал поливать своей смертельной вязкой субстанцией деревянное строение.
