Ювения появляется в сопровождении женщины с ворохом нарядной одежды, и команда Дистрикта-1 удаляется вслед за ней в мужскую раздевалку, чтобы подготовить своих подопечных к параду на колесницах – главному номеру церемонии открытия. Миротворцы отстегивают от цепи трибутов из Первого и ведут их туда же. Через несколько минут то же самое делают и с трибутами из Дистрикта-2. Полчаса спустя трибуты из Дистрикта-1 в ядовито-зеленых бальных платьях и сверкающих костюмах гордо шествуют через зал. Вылитые капитолийцы!
Когда они проходят мимо нас, Мейсили громко говорит:
– Отлично выглядишь, Силка! Надеюсь, цвет зеленых соплей нам всем пойдет!
По залу пробегает смех. Силка, которая дюймов на восемь выше и на сотню фунтов тяжелее Мейсили, бросается к ней – и тут же получает от миротворца дубинкой по ребрам. Силка смотрит на Мейсили и выразительно проводит пальцем по горлу.
В ответ Мейсили надувает губки бантиком.
– Красота требует жертв. Как насчет улыбочки?
Луэлла усмехается, глядя на меня.
– Они не поладили еще в раздевалке.
– Я и сам не фанат Первого, – признаюсь я, глядя, как они направляются к своему фургону. Мимо с надменным видом шествуют трибуты из Второго в фиолетовой коже с заклепками.
– Куда они все? – спрашивает кто-то.
– На фотосессию, – отвечает миротворец. – Потом по колесницам.
Затем появляются команды Третьего и Четвертого, и я понимаю, что мы будем последними. Спортзал медленно пустеет. Возвращается Прозерпина со свежепокрашенными хвостиками и недовольный Вит, чью комнату мать отрядила под бар для гостей вечеринки. Трибутов Одиннадцатого уводит их стилист, и тут возвращается Друзилла в ботинках на платформе и с меховым цилиндром под мышкой.
– Где этот идиот Магно? – спрашивает она у моей команды подготовки. Они беспомощно пожимают плечами. – Из-за него мы опоздаем на одну из самых грандиозных вечеринок года!
Наша сопровождающая помешана на вечеринках.
Проходит еще десять минут.
– Мне нужно отлить, – говорю я.
Миротворцы отстегивают нас от цепи и ведут в женскую раздевалку, где мы и справляем нужду. Магно все еще нет. Я сажусь на скамью рядом с Луэллой. Волосы ей заплели в косички, нарисовали выразительные брови. Белокурые локоны Мейсили завили в тугие кудряшки, что ей очень идет, а Вайет выглядит точно так же, как и до преображения.
– Если стилист не придет, можем ли мы пропустить мероприятие с колесницами? – спрашивает Луэлла. – Или просто поедем, завернувшись в бумагу?
Похоже, об этом никто не задумывался. И тут все ударяются в панику, включая меня. Как бы я ни противился всему этому, я не хочу войти в историю Игр завернутым в бумагу. Если у меня есть хоть какой-то шанс, если я хочу привлечь спонсоров, то никак не могу выйти на всеобщее обозрение с голой задницей.
– Дайте мне платье, в котором я приехала! – требует Мейсили. – Я могу сколоть его булавками.
– Уже сожгли, – отвечает миротворец.
Когда время выходит, Друзилла приказывает команде подготовки одолжить нам свою одежду. Я тщетно пытаюсь втиснуться в голубые бархатные шортики Вита, и тут появляется наш стилист с пластиковым пакетом на плече.
Загорелая кожа Магно Стифта покрыта татуировками, изображающими змеиную кожу. Он надел длинную рубаху из металлических ромбиков и вроде бы забыл про штаны. Ремешки сандалий поднимаются до самого таза, а в ушах Магно с несчастным видом извиваются крошечные живые змейки.
– Ты ведь знаешь, что их запретили! – взвизгивает Друзилла. – Я на тебя пожалуюсь!
– Ах, Друзи, все равно они сдохнут через пару часов, – говорит Магно. Он вываливает на пол содержимое пакета – полдюжины одинаковых костюмов, которые я видел на трибутах Дистрикта-12 сколько себя помню и вскидывает руки в притворном торжестве. – Ну, кто готов поразить всех в самое сердце?
Мы настолько перенервничали, что мигом расхватываем поношенные костюмы. Судя по всему, Магно на это и рассчитывал. Я без звука напяливаю пропахший по?том черный шахтерский комбез, скрепленный булавками, и дешевую пластиковую каску. Ботинки жмут большие пальцы, но я все равно их шнурую, радуясь хоть какой-то обуви.
И лишь Друзилла пытается призвать его к ответу.
– Что случилось с потрясными новыми костюмами?
Магно с размаху зажигает лампочку на каске Мейсили. Слабый лучик едва видать.
– Опля! Я заменил батарейки.
– И это все, на что ты сподобился для Квартальной Бойни? – ядовито осведомляется Друзилла. – После такого тебя точно вышвырнут!
Магно просто смеется.
– Никому нет дела до Двенадцатого. И особенно тебе. Пристегните этих сопляков к цепи и отведите в конюшню. Моя работа здесь окончена.
Мы бежим сломя голову к ожидающему фургону, и тот несется по улицам Капитолия, ревя клаксоном, который не в силах заглушить звуков гимна, ревущего на весь город. Церемония открытия Голодных игр началась без нас. Когда гимн смолкает, мы с визгом останавливаемся, дверцы распахиваются – мы въехали прямо в просторную конюшню с высоким потолком на бетонных колоннах. Конюшие пытаются втиснуть сорок восемь нарядных трибутов в двенадцать колесниц и запрячь лошадей, которые повезут нас по улицам столицы. Все кричат, никто никого не слушает.
Начинает играть музыка для парада, огромные двери конюшни распахиваются, и трибуты Дистрикта-1 позируют фотографам перед тем, как выкатиться на аллею под рев толпы. Фотограф подбегает, делает несколько снимков, потом исчезает. Это и есть наша фотосессия? В цепях, в фургоне?
Появляется Друзилла и подгоняет конюхов.
– Займитесь Дистриктом-12!
Нас отстегивают от цепи, освобождают от наручников и затаскивают в шаткую колесницу, запряженную четверкой норовистых серых кляч. Я оглядываю конюшню и убеждаюсь в своих подозрениях: все смотрятся гораздо лучше нас. У остальных трибутов новые костюмы, отражающие специфику их дистриктов: сексуальные красные ковбойские наряды для Дистрикта-10, сверкающие темно-синие русалочьи – для Дистрикта-4, переливчатые серые с коронами в виде колес – для Дистрикта-6. И колесницы у них навороченные – у кого-то угрожающие, у кого-то элегантные и у всех весьма эффектные. Лоснящиеся лошади наряжены в плюмажи и украшены цветами, а наши – с непокрытыми головами.
Для четверых тележка явно маловата. Лошади нервно пританцовывают, колесница дергается, и влезать в нее явно опасно. Одна из животин пятится, и Луэлла едва не падает на спину.
– Поосторожней, – говорю я, ловя девочку. – Ты справишься.
– Вряд ли. – Колени ее подгибаются, и она опускается на пол.
– На ноги, малявка! – орет Друзилла.
Я помогаю Луэлле встать.
– Смотри на меня! Ты в тысячу раз лучше любого в Капитолии. Тебя больше любят, ты воспитана лучше них, и находиться с тобой рядом гораздо приятнее. Ты – лучший союзник, о котором я мог бы мечтать. Ясно, милая?
Она кивает и выпрямляется.
– Ты да я, вместе до конца. Верно, Хей?
– Вместе до конца, – обещаю я.
– Девочек вперед! – велит Друзилла.
Мейсили с Луэллой взбираются в колесницу и хватаются за передний поручень. Мы с Вайетом лезем следом и прислоняемся к боковинам: имидж отходит на второй план, если рискуешь свернуть шею. Одна из лошадей брыкается, ударяет копытом в тележку и пронзительно ржет. Мы вроде бы должны двигаться вперед, но конюхи удерживают лошадей. Колесница Дистрикта-11 исчезает за дверями, и нас наконец отпускают.
Предполагается, что лошадей обучили самостоятельно шествовать по заданному маршруту величественным шагом. Наши, напротив, вылетают на ночной воздух без всякого промедления и проносятся мимо второго фотографа, окончательно лишая нас фотосессии.
Первую сотню ярдов клячи действуют слаженно и трусят по аллее под музыку. Я смотрю на огромный экран над забитыми трибунами и вижу себя в дрянном костюме, сгорбившегося у поручня. «Аутсайдер», – думаю я и заставляю себя выпрямиться.
Толпа выглядит пьяной – все улюлюкают и радостно вопят, рожи красные, потные. Люди бросают в нас бутылки и мусор. Некоторые блюют, свесившись через заграждение, установленное по маршруту парада. При всей ее нарядности от публики разит, как от оравы пьянчужек в Котле субботним вечером: толпа источает запахи пота, спиртного и блевотины.
Парень, пытающийся ткнуть Мейсили в лицо тростью, падает лицом на мостовую и лишается переднего зуба. Полуголая женщина делает мне непристойные жесты. Толпу игнорировать трудно, однако Дистрикт-12 продолжает спокойно плестись в хвосте, пока кому-то не приходит в голову поджечь прямо перед носом у наших лошадей шутиху, которая взмывает в воздух по спирали и взрывается синей вспышкой.
Лошади бросаются в сторону, пытаясь удержаться в вертикальном положении. Я падаю на колени, чудом умудряюсь ухватиться за поручень, и тут наш экипаж пускается в галоп. Толпа безумствует, мы обгоняем Дистрикт-11 и едва не врезаемся в Дистрикт-10, чьи лошади тоже понесли. Хочу защитить Луэллу, но в состоянии лишь просто держаться, пока наша колымага с грохотом несется по аллее.
Все как в тумане – публика, земля, другие колесницы, которые пытаются убраться с нашего пути. Ревет сирена, сверкают красные огни, сводя лошадей с ума еще больше. Я вспоминаю, что парад обычно заканчивается на круговой дорожке, ведущей к особняку президента Сноу, так что мчаться вечно мы не можем, но как же мы остановимся?
Перевожу взгляд на шипастые колеса догоняющего нас Дистрикта-6 и получаю ответ на свой вопрос. Летят искры, оси скрежещут, и я бросаюсь к Луэлле, надеясь ее подхватить. Она тянется ко мне, колесо ломается, нас выбрасывает в воздух. И вот я лежу на земле, рука – в луже крови, вокруг меня, словно светлячки, кружат огни Капитолия.
«Лучше так, – говорю я себе. – Лучше так, чем умереть на арене. Это лучше, чем гигантские ласки, голод, клинки».
Не успеваю я порадоваться вдоволь, как вдруг понимаю: кровь не моя. Меня ждет другая участь.
Трибут, которому удалось избежать арены, – Луэлла.
Глава 6
Во мху лежит мертвый птенчик сойки-пересмешницы – глаза яркие, иссиня-черные перышки блестят на солнце, когтистые лапки пусты… Ленор Дав гладит его кончиком пальца. «Бедняжка! Кто же теперь споет твои песенки?»
На фоне окружающего нас хаоса Луэлла выглядит такой маленькой, такой спокойной. Хорошо же я защитил ее… Девочка и до арены не дожила. Кто теперь споет твои песенки, Луэлла?
Я ушибся при падении, наверняка есть синяки и ссадины, хотя вроде бы ничего не сломано.
– Луэлла? – окликаю я, склоняясь над ней. Зная, что это бесполезно, пытаюсь ее приподнять, нащупать пульс… Она уже покинула тело. Пустые глаза это подтверждают, и я закрываю ей веки. Одна из косичек лежит в луже крови, которая вытекает из задней части черепа, расколовшегося от удара о тротуар. На бледном лице резко выделяются подведенные черным карандашом брови. Я поправляю косички и утираю со щеки каплю крови.
Стержень, на котором наша колесница крепилась к упряжке лошадей, сломался, лошади давно удрали. Вайет с Мейсили, которым удалось удержаться за поручни, выбираются из-под обломков потрепанные, но живые. Вайет поднимает каску Луэллы, свалившуюся, когда мы вылетели. Они подходят к нам и даже не спрашивают, мертва ли Луэлла.
Мейсили снимает с шеи тяжелые бусы из бисера с фиолетовыми и желтыми цветочками.
– Я хотела их ей подарить… Талисман из дома.
Она опускается на колени, я приподнимаю расколотый череп, и Мейсили надевает на шею Луэллы бусы. Мне на руку сочится свежая кровь.
– Спасибо, – благодарю я, не в силах говорить о ней в прошедшем времени, пока она лежит рядом еще теплая. – Луэлла любит цветы.
– За ней идут, – предупреждает Вайет.
Прямиком к нам направляются четверо миротворцев, расталкивая медиков, конюхов и потрясенных трибутов. Они хотят забрать Луэллу, спрятать в деревянный ящик вместе со своими преступлениями и отправить домой, в Дистрикт-12. Им не хочется показывать на весь Капитолий эту незапланированную смерть, которая свидетельствует об их некомпетентности. Не такой кровью им хочется малевать свои плакаты.
Я подхватываю Луэллу на руки и начинаю отступать.
– Бесполезно, – говорит Вайет. – Все равно ее заберут.
– Она им не принадлежит! – вскидывается Мейсили. – Не отдавай ее просто так! Пусть поборются. Беги!
Так я и делаю. Бегаю я быстро. Единственный, кто может меня обогнать в школьных соревнованиях, – Вудбайн Шанс. Ну, точнее, мог обогнать. Я бегу не только ради Луэллы, но и ради Вудбайна, потому что он больше никогда не побежит. Понятия не имею, куда я направляюсь. Знаю лишь, что не хочу отдавать Луэллу Капитолию. Мейсили права. Она им не принадлежит.
Уворачиваясь от любого в белой форме миротворца, я несусь мимо окровавленных тел, мимо разбитой колесницы Дистрикта-6. Похоже, их лошади перепрыгнули через ограждение и врезались в толпу. Повсюду снуют медики, кричат и тащат носилки с жителями Капитолия, оставляя без внимания лежащих на земле раненых трибутов.
Я бегу все дальше по аллее, ведущей к президентскому особняку. На обочинах стоят колесницы. До особняка – рукой подать, но я знаю, что не добегу. Крики миротворцев все ближе. Луэлла все тяжелее. Тесные ботинки давят на пальцы. В груди щемит, после удара о землю я не могу вздохнуть как следует. Какая разница, отдам я Луэллу сейчас или позже?
На больших экранах над толпой показывают развевающийся флаг, однако кое-где еще транслируют происходящее по ходу маршрута. На одном я замечаю себя. Луэлла выглядит безмятежной, словно уснула у меня на руках. Если это все еще записывается и идет в эфир, по крайней мере в Капитолии, может, мне и удастся чего-нибудь достичь, если буду сопротивляться изо всех сил? Может, я намалюю свой агитплакат?
Впереди стоит колесница Дистрикта-1 – сверкающая золотом повозка, запряженная белоснежными лошадьми. Трибуты вылезли и отошли в сторонку, кроме Панаша, который тянет повода.
– Ну же! – кричит он на лошадей. – Пшли!
Несомненно, хочет продолжить парад и стать единственным трибутом, который доберется до президентского особняка на колеснице. Эффектное появление для будущего победителя. Но лошади противятся, бьют копытами и вскидывают головы. Силка снимает модную туфлю на шпильке и избивает в кровь крайнюю лошадь. Та ржет от боли и лягается, приводя в замешательство всю упряжку. Силка падает на землю, Панаш отступает в сторону, чтобы его не задело.
Миротворцы меня почти догнали, руки вот-вот откажут, и все же я улучаю момент и прыгаю в колесницу, когда страдания несчастных животных заставляют их забыть о выучке. Панашу пришла в голову отличная идея, и теперь я краду ее прямо у него из-под носа. Я хочу стать тем трибутом, который прибудет на колеснице, и я хочу, чтобы Луэлла была со мной и это увидели все.
Четверка лошадей устремляется вперед, меня бросает на поручень, и я перекладываю на него часть веса Луэллы. Позади Панаш ревет от ярости. Плевать. Лошади чуть успокаиваются, и мне удается выпрямиться. Дурацкая каска давно с меня слетела, и без головного убора наши костюмы выглядят вполне прилично – черные и особо не запоминающиеся. Наши талисманы привлекают внимание – яркие бусы Луэллы, мое изящное огниво. В великолепном экипаже и броских украшениях мы впервые за все время смотримся внушительно. Не какие-нибудь там аутсайдеры! Ну, или хотя бы такие аутсайдеры, на которых хочется поставить. Обидно, что один из нас мертв.
Лошади останавливаются прямо под балконом. Я поднимаю взгляд и застываю, боясь дышать. Президент Сноу. Не на экране, а во плоти. Самый могущественный и, следовательно, самый жестокий человек в Панеме. Он стоит спокойно и прямо, наблюдая за катастрофой, которой обернулась церемония открытия. Слегка наклоняет голову, и на лоб падает серебристый локон. Наши глаза встречаются, у него на губах возникает улыбка. Ни злости, ни гнева и точно ни тени страха. Мне не удалось впечатлить его своим выступлением. Дерзкий мальчишка из горного дистрикта с мертвой девочкой на руках выглядит глупо и слегка забавно. Не более.
Внутри меня что-то сжимается, и я думаю: «Сегодня ты на коне, но когда-нибудь придет тот, кто сбросит тебя прямо в могилу». Я выхожу из колесницы и кладу Луэллу на землю, делаю шаг назад, чтобы Сноу не мог притвориться, будто не видит ее сломанного птичьего тельца. Потом я жестом указываю на него и начинаю аплодировать, отдавая ему должное.
«Попробуй-ка переиначить это, Плутарх!» – думаю я.
Вдруг выражение лица президента меняется. Он переводит внимание на экран справа, где показывают меня по пояс, хлопающего в ладоши. Его пальцы тянутся к белой розе в петлице, поправляют, и он вновь смотрит вниз. Голубые глаза прищуриваются, только они направлены не на мое лицо, а ниже. Разглядывает огниво?
Меня хватают сзади и волокут прочь. К Луэлле подбегают медики. Ужасно не хочется ее оставлять, хотя что бы я с ней делал, если бы меня не оттащили? Видела ли семья Луэллы, как она отправилась в последний путь? А моя? Вряд ли это покажут в Дистрикте-12. Наверняка трансляцию прервали, когда наши лошади понесли.
Для виду борюсь, потом понимаю, что слишком усердствую. Обмякаю, позволив миротворцам волочь меня по длинной улице обратно в конюшню. Они спохватываются, надевают наручники и заставляют идти самому. И тут я обращаю внимание на толпу, все еще стоящую на трибунах, и начинаю различать голоса.
– Эй, откуда ты?
– Посмотри сюда, мальчик! Как тебя зовут?
– Двенадцатый, верно? Ты из Двенадцатого, парень?
Неужели они спрашивают у меня? Я верчу головой.
– Говори, мальчик! Не сможем тебя спонсировать, не зная, кто ты!
Эти люди хотят стать моими спонсорами? Посылать мне на арену еду и припасы? Поставить на меня, словно на голодного пса в драке? Может, мне и следует быть им благодарным или хотя бы не теряться, однако у меня на руках кровь Луэллы. Я собираю слюну и плюю прямо в распухшее лицо мужчины, в которое вставлены крошечные зеркала. Плевок попадает ему на щеку, и толпа ревет от смеха.
– Так ему и надо!
– Мне нравится твой стиль!
– Хеймитч или Вайет? Который из двух?
