– Пётр! Бери батальон и туда! – Пришлось ещё одного Салтыкова подключать.
Событие десятое
Если нападаешь на короля, тебе остаётся только убить его.
Ральф Уолдо Эмерсон
Будущий фельдмаршал был последним резервом. Сын Семёна Андреевича – Пётр Семёнович удачно женился в своё время на княжне Прасковье Юрьевне Трубецкой. Не в родовитости дело. В самой дивчине. Эта та самая Прасковья, что придумала передать записку Анне Иоанновне в пелёнках Карлуши маленького, года Верховники её в осаде держали со своими кондициями. В знак благодарности при коронации императрица утвердила её в звании статс-дамы, а по совокупным достижениям Семёна Андреевича и Прасковьи в прошлом году весь род Салтыковых, начинающийся с Семёна Андреевича, в графское достоинство был возведён. Петра Семёновича Анхен тоже привечала и даже как-то рыкнула на Бирона, когда тот на её просьбу дать Петру чин полковника хмыкнул, не вижу, мол, заслуг.
– Так увидь.
И Брехт их увидел. Вызвал нового полковника и долго того пытал. Оказалось, что сей хлопец учился за границей на моряка при Петре, но морем не заболел и перешёл в сухопутные войска. А после переворота стал камергером. Иван Яковлевич не так чтобы совсем историю не знал, но не прямо подробно. Как и все, в школе Семилетнюю войну проходил, в которой наши побили знаменитого Фридриха, вопреки союзникам австрийцам, а потом пришёл к власти Пётр третий на несколько месяцев и из-за своей любви к Фридриху сдал Россию. Так в той войне Фридриха бил фельдмаршал Салтыков. Всё. Больше нет знаний. Не запомнилось ни имени, ни отчества. Будет это через тридцать лет. И фельдмаршалу будет шестьдесят лет или около того. Маленький и старенький, это почему-то запомнилось. Эти ещё есть знания, про старенького. Не лишку для поиска. Брехт всех Салтыковых, как Штирлиц, нарисовал на бумажках и разложил на столешнице бюро. Салтыковых полно. А вот подходящего возраста не так и много. Разве Иван Алексеевич ещё подходит, но когда Брехт произносил: «фельдмаршал Иван Алексеевич Салтыков», то не получалось отклика. Выходит, победителем Фридриха станет именно Пётр Семёнович. Тогда нефиг ему делать в камергерах. Иван Яковлевич его изъял из этого гадюшника и отправил в строящийся Кизляр инспектором министерства обороны. Из крепости новой на Кавказе шли противоречивые доклады, хотелось самому во всём разобраться. Брехт несколько дней провёл с полковником, разжёвывая, все свои хотелки и засыпая советами, что там поправить надо и убедился, что это именно тот Салтыков. Ни грамма дворянской спеси, очень выдержанный и умный человек. Скромный, всё время старается в тень на мероприятиях всяких уйти. А ещё он даже серьёзно удивил Брехта, когда тот ему указивки по Кизляру рассказывал. Граф новоиспечённый достал что-то типа самодельного блокнотика из сшитых небольших листочков и свинцовым карандашом стал слова Бирона записывать.
– А не надо, Пётр Семёнович, ты прав, нужна письменная инструкция. Я её сегодня же вечерком накарябаю. Закончили пока.
Вернулся младший Салтыков перед самой войной за польское наследство. В тот день, когда гвардия выходила из Риги. С кучей бумаг.
– А поехали, Пётр Семёнович, с нами. Тебе полезно будет. – И Брехт взял его с собой в качестве адъютанта.
Сейчас с эскадроном кавалергардов он был последним резервом. Остальная гвардия охватывала Радом с противоположной стороны, а артиллерия, на которую Брехт поставил, вдруг, из-за жадности его, оказалась не удел.
– Поспеши на помощь родственничку. Черт бы его побрал! – и опомнившись про себя добавил, – Ай, Иегудиил, не слушай. Это я так, сгоряча.
Преображенцы, между тем, примеру командира последовали не все, большая часть роты коней успела сдержать и в собственную ловушку не угодить. Выглядело поля боя теперь весело. В центре, спотыкаясь о натянутые верёвки, рубились на саблях и шпагах два десятка человек, примерно по десятку с каждой стороны. Преображенцы во главе с Иваном брали верх. Команда брать ляхов в плен там была явно не актуальна, те рубились истово и сдаваться не собирались, но у русских были не шпаги, как у большинства ляхов, а почти прямые длинные сабли и если ею попадали по шпаге, то у панов сразу проблемы появлялись. Шпаги от удара либо переламывались, либо, как красиво описано в «Трёх мушкетёрах», гнулись. В этой головной группе поляков были видимо их князья и прочие магнаты, и вооружены они были шпагами. Не гоже набольшим князьям сабли носить, шпага оружие вельможи. И не боевая тяжёлая, а лёгонькая тонкая игрушка. Не прошло и пары минут, как бой перешёл в рукопашный. Ляхи, лишившись оружия, бросались на преображенцев и тянулись к горлу, надеясь задушить хоть ещё одного русского, с собой на тот свет забрать. Но получилось так себе. Иван Салтыков, прикончив своего соперника, догадался вытащить пистоль и даже, скусив патрон, досыпать на полку пороха. Бабах. Ещё на одного поляка меньше. Запустив разряженное оружие в голову очередному одетому в красный с золотом кафтан ляху, и попав, Салтыков бросился к нему, и воспользовавшись секундным замешательством пана, заколол того. За это время ещё один преображенец добил своего противника, и они вдвоём атаковали следующего. Лях еле отбивался от наседающего на него гвардейца, и атаку с фланга пропустил. Ещё минус один. А дальше посыпалась оборона польская. Впятером против десятерых те не сдюжили, и уже через минуту поле боя осталось за преображенцами.
В это время остальные поляки решили смыться, но дорога только одна – в город или из города. А там башкиры в том городе. И паны ломанулись, не согласовав действия, командиры видимо кончились, в разные стороны. Больше всего повезло тем, кто направил коней на кусты лещины. Умные животные туда не пошли, и подоспевшие кавалергарды заставили ляхов сдаться. Меньше всего повезло тем, кто за каким-то хреном повернул в город. Оттуда как раз, улюлюкая и вопя «ура», выруливала лава лучников. Стрелы небо не закрыли, но ляхи с коней попадали. Жаль, но и некоторым лошадям досталось. Может, вылечить удастся? Третьей части конницы вражеской тоже не сильно подфартило. Они ухнули в овраг. Он не сильно глубокий, метра полтора и склон довольно пологий, а вот ширина у оврага приличная и попытавшиеся перескочить его ошиблись. Под ними были не Икары. Пару десятков всадников оказались на дне оврага.
– Ох, ноги же лошадкам переломают, сволочи, – Иван Яковлевич прикрыл глаза Дьяволу, – нечего на эту дурость смотреть.
Глава 5
Событие одиннадцатое
Не следуйте тому, куда может привести путь. Иди туда, где нет пути, и оставь след.
Ральф Уолдо Эмерсон
От печали до радости – реки и горы
От печали до радости – леса и поля
Антонов в голову пришёл Ивану Яковлевичу, и не только эти строчки всплыли, а даже, скорее, не припев этой песни, а слова последнего куплета:
Но не стало преграды, и нет расстоянья
Наша встреча – награда, ты рядом опять
Не стало преграды. Станислав Лещинский «Божиею милостью король Польский, Великий князь Литовский, Русский, Прусский, Мазовецкий, Жмудский, Ливонский, Смоленский, Северский, Черниговский, князь Лотарингии и Барруа» лежал в заляпанной кровью кирасе на пыльной дороге уже облепленный мухами, и оказывать ему медицинскую помощь не требовалось. Из глаза тестя Людовика XV вытекал ручеек крови. Из пустой глазницы. Выстрел Ивана Алексеевича Салтыкова угодил бывшему польскому королю в голову, в глаз. Ранение с жизнью не совместимое. Хорошо это или плохо, но рядом, с перерезанным горлом, лежал и примас, архиепископ Гнезненский граф Фёдор Потоцкий. Кардинал де Флери, который был фактическим правителем Франции, теперь лишился и кандидата своего на польский трон, и главного организатора и сторонника избрания Лещинского королём Польши.
И этого тоже Иван убил. Оба этих деятеля были среди авангарда драпающих из Радома ляхов. Это они влетели в заготовленную ловушку и тоненькими шпажонками пытались противостоять тяжёлым саблям преображенцев. Правильно Брехт сделал, что шпаги в армии запретил. Сегодня Иван Салтыков это отлично продемонстрировал. Длинная прямая тяжёлая сабля, по существу шашка – это действенное оружие, особенно против шпажонок. Брехт понимал, что не всё так однозначно, и чемпион мира по фехтованию, Кровопусков какой-нибудь, уделает офицера преображенца с шашкой, но Кровопусковых не много, и металлургия не на том уровне. Сейчас содержание углерода в металле почти невозможно контролировать, чего уж получилось, то и получилось. Да, можно улучшить, можно выбрать, можно найти булатную саблю и попытаться перековать в шпагу, но сколько такого оружия, в основном железо низкоуглеродистое, про цементацию не слышали. И проведённые Брехтом опыты показали, что более массивная прямая сабля, либо перерубает шпагу тонкую, либо та сгибается. Не просто воевать «г-образной» шпагой.
Так или иначе, а два руководителя профранцузской партии лежали в дорожной пыли мёртвыми. Рядом стоял довольный Иван Салтыков и бывший русский посланник при дворе Августа Сильного граф Фридрих Левенвольде.
– Фёдор Иваныч, это точно они? – Бирон не понимал, что делать-то теперь.
– Куда уж точней, – граф и сам стоял, сняв треуголку и затылок почёсывая. Мысли пытаясь полезные из-под похоронивших их эмоций выскрести.
– И как на это Пруссия отреагирует? – не складывалась в голове у Брехта, получившаяся в результате смерти одного из кандидатов, картина мира. Больно много в этой партии игроков. Как они себя теперь поведут?
– Принц Август Вильгельм Прусский… – Левенвольде замолчал.
Иван Яковлевич о том же самом подумал. В принципе, этот второй по старшинству сын короля Пруссии Фридриха Вильгельма I рассматривался кандидатом на престол Польши, и до этого в герцоги Курляндии. Брехт тогда опередил принца, как и остальных кандидатов. Но Пруссия-то осталась.
– Есть ещё внебрачный сын польского короля и саксонского курфюрста Августа Сильного граф Мориц Саксонский…
Да, и с этим персонажем Бирон знаком. Чуть не отбил тогда у него Анхен. Вовремя Меньшиков вмешался. Сейчас во Франции. И если Брехту память не изменяет, покажет себя очень хорошим командующим и станет маршалом.
– Ни того, ни другого кандидата Австрия не поддержит. – Иван Яковлевич, пнул кончиком сапога обломанную шпагу, лежащую рядом с телом Лещинского.
– И сейм не поддержит, тем более, после смерти этого Потоцкого и пленения его брата Старосты Варшавского графа Юзефа Потоцкого, тобой, Иван Яковлевич. Профранцузская партия теперь рассыпется. – Фридрих Левенвольде вновь затылок почесал. – Наверное, конец войне.
– Ох, сомневаюсь. Франции хочется отгрызть у Австрии её владения в Италии и Лотарингии. И сюда попытаются сунуться, отомстить за тестя Людовика.
– Через всю Европу?
– Морем, ну там их Сиверс встретит. Нам-то, что теперь делать. Ни одной мысли нормальной нет. В Кракове делать нечего теперь, там брата за глаза хватит с его корпусом. В Варшаве без Августа Саксонского тоже делать нечего. Ласси Данциг возьмёт. Ха! Если те станут воевать?!
– А я не знаю ответа на твой вопрос, герцог? – граф треуголку напялил. Не смог, выходит, умных мыслей выцарапать из затылка.
– Езжай, Фёдор Иванович, в Саксонию. Зови Августа в Варшаву. Людей… – Брехт остановился.
– Что людей? – Левенвольде отвернулся от трупов к замолчавшему Бирону.
– Да хотел тебе выделить пару батальонов гвардейцев в сопровождение. Передумал. Поедем вместе со всем гвардейским корпусом в Саксонию. И по дороге будем ляхов за Советскую власть агитировать.
– За чью власть. Совета? Сейма, что ли? – посланник чуть не свалился о верёвку, так и не убранную, споткнувшись. Брехт его еле удержал.
– Сейма. Пойдём через Лодзь и Познань. По дороге во всех городках и сёлах будем рассказывать, что Лещинский мёртв и тело показывать. Чтобы всяких выживших царевичей не образовалось. И примаса тоже показывать будем. Нужно две бочки с хлебным вином приготовить. В них тела повезём.
Событие двенадцатое
Не будь болезней – мы не ценили бы здоровье, не будь бед – мы не ценили бы благополучие, не будь неверия мы не ценили бы веру, не будь смерти – мы не ценили бы жизнь.
Аид аль-Карни
По дороге Иван Яковлевич продолжил знакомиться с бумагами, что привёз из Кизляра Пётр Салтыков. Статистика. С тем, что в Российской империи это наука не пребывала в загоне Брехт убедился, когда захватил Дербент. Из Кизляра тогда ему привезли два воза бумаг, он попросил прислать ему данные, сколько и из чего строили дома в этой крепости, и как там обстоят дела с медициной. Хотел помочь. В Дербенте строительство шло хорошими темпами, а офицеры, прибывшие к нему из оплота Российского на Кавказе Северном, жаловались на разваливающиеся лачуги, в которых им жить приходилось в Кизляре.
Дав своим немцам команду навести в бумагах порядок, Брехт и забыл о тех двух возах древних отчётов за семьдесят лет строительства крепости, а тут немцы – профессора закончили работу и повергли в шок Ивана Яковлевича получившимися у них данными.
– Этого не может быть. – Листая три получившихся листка, вылупился на учёных князь Витгенштейн.
– Есть отчёты за все года кроме 1735 года, когда крепость Кизляр начали строить. В остальном, если сами отчёты верны, и там нет больших приписок, то цифры посчитаны правильно. Есть итоговые отчёты комендантов Кизляра за семьдесят лет.
– Тридцать пять миллиардов брёвен? Семьдесят миллиардов брусьев и сорок миллиардов досок? Это сколько же надо деревьев срубить?
– Семьдесят лет…
– Да хоть сто!
– Так получается по отчётам.
– Мать вашу, Родину нашу! И у них там в лачугах, рушащихся, люди живут? Тут каждому жителю можно по терему возвести. На сруб шесть на шесть, на два с половиной метра нужно пятьдесят брёвен. А здесь пятьдесят миллиардов.
Пришлось тогда отправить туда профессоров ещё раз, чтобы всё досконально сами разнюхали. Суммируя те знания с получившимися сейчас результатами, Брехт всю дорогу писал, теперь сидя в карете, конфискованной в одном их поместий, подробные инструкции освоения Северного Кавказа. Вводных было полно. Но начинать нужно с того, что места для крепостей, что Пётр, что Бирон с Анной Иоанновной на Тереке в Реальной истории выбирали неудачно. Из-за этого куча бед и такой маленький выхлоп при столь грандиозных затратах. Терский городок, существующий там уже чуть не сто лет, в Реале снесут через год и начнут строить Кизляр. А ещё основанное Петром поселение на реке Сулак, куда переселили из России тысячу семей тоже ликвидируют, чтобы Кизляр наполнить народом.
Всё дело в климате… Не совсем. Всё дело в природе. Пусть будет так. Терек река непредсказуемая, часто меняет русло, выходит из берегов, подмывает берег, потому строительство крепостей на его берегу вещь опасная и затратная. Всё время происходят обрушения. И нельзя отойти от реки. Любому поселению нужна вода. Колодцы рыть бесполезно, в них вода солёная. Не прямо как в Каспии, но пить нельзя. Остаётся река. И от неё не уйдёшь далеко. Слишком затратна станет доставка воды. И ещё одну беду несёт река, кроме размыва берега и наводнения. А, две беды. Первая – малярия. Из-за вечно меняющегося русла и обильных дождей там полно озёр и болот в котором процветают комары. Малярия. Осушить болота? Залить их нефтью и резко снизить популяцию комаров? Завезти рыбку гамбузию, которой в Сочи, что ли, памятник поставили? Платанов насадить с эвкалиптами?
Приёмы известные. Куча минусов в каждом. Сочи и Кизляр в разных климатических зонах. Близость степей делает зимой климат по берегам Терека сильно отличным от климата Сочи. Зимой вполне себе минусовая температура. Выживут ли эвкалипты и гамбузия. Зато есть проверенный способ им самим в Дербенте. Там почти тот же климат и шелковица отлично растёт и не вымерзает. Тысячи и тысячи шелковиц, посаженных вдоль Терека и вокруг всех болот не только укрепят берега самого Терека и осушат озёра и болота, но и позволят развить шелководство.
А рыбки? Ну, отправил Бирон во все посольства Европы наказ посланникам. Найти аквариумистов и прочих ихтиологов и попытаться купить у них живородящих рыбок. Гамбузия не единственная прожорливая мелкая рыбка. Гупёшки не менее прожорливы и моллинезия, и пецилия, и меченосцы. Попадётся Гамбузия, берите, дорогие товарищи послы, и гамбузий. Тут дело, наверное, не в конкретном виде, а в том, что рыбки маленькие и живородящие.
Заливать нефтью озёра и болота? Хотел было дать такую команду Иван Яковлевич, но передумал. Именно Пётр Салтыков подсказал, что так делать нельзя. Брехт про то, что он крыши домов дал команду крыть только обожжённой черепицей помнил, и спросил вернувшегося полковника, чем крыше покрыты, думал, скажет тёсом или черепицей. Нет.
– Тростником. Там же вокруг болота сплошные и этого камыша или тростника там сколько хочешь.
Вывод. Нельзя угробить болота и озёра. Тростник ценнейшее сырьё сейчас. И крыша, и топливо, и даже пища в голодный год. Корни сушат и в муку перетирают.
Но это только одна болезнь, связанная с водоёмами. Вторая – это холера. Её вспышки там на Кавказе были и будут. Воду надо кипятить. Для этого нужны дрова и нужны ёмкости. Нет ни того толком, ни другого. Нужно наладить переброску в Кизляр нефти и налить достаточно больших котлов для кипячения воды. Хлорку бы ещё изобрести. Ай. Как? Где? Кто? Нужен хлор, то есть, нужен перманганат марганца. Или электролиз. В промышленных масштабах? Бред. Легче каждому серебряную флягу выдать.
Спирт. Спирт убивает любую гадость. Нужно пить вино, разбавленное водой. На этом пока и остановился. Кизляр, Терский городок и Сулак должны стать центрами виноградарства на северном Кавказе. Мусульманам нельзя пить вино. Ну, нельзя и нельзя, пусть не пьют, а только выращивают.
Событие тринадцатое
Не важно, что вызывает болезнь, важно, что ее устраняет.
Цельс Авл Корнелий
Малярия, чесотка, цинга, сифилис, корь, оспа, венерические заболевания, тиф брюшной и тиф сыпной – именно в таком порядке были записаны основные болезни в Терском городке и вновь отстраиваемом Кизляре. Иван Яковлевич среди прочих указаний, дал команду Петру Салтыкову обязать составить вот этот перечень – с чем обращаются к медикам солдаты, офицеры, казаки и всякие вольные и не совсем поселенцы. Сейчас читал и плевался. Половину болезней можно легко не допустить или резко уменьшить количество больных. Малярию в том числе. Полынь отлично работала, а в сочетании с ивовой корой и побегами малины, так вообще если и не мгновенно ставила больного на ноги, то за неделю поднимала, и смертельных случаев почти не стало.
Оспа. Чёрт бы её подрал. Со страшным скрипом шла вакцинация. Два года прошло, как он сам привился, а сейчас даже в армии едва треть привита, что уж говорить про простых людей. А вот дворянство привито очень прилично. Подействовал указ о запрете выезжать без прививки из страны и запрет нотариусам (стряпчим) обслуживать людей без справки. Крестьян это не коснулось, а дворянам привиться пришлось. У купцов вообще почти сто процентов привито, или куплено справок. Но тут особо не разгуляешься. Брехт же не первый год в России живёт и мультик про бегемота, который боялся делать прививки смотрел в голопузом детстве. Придумал для трусов мотивацию. Если от оспы умрёт человек обладающий справкой, то врача вешали (шутка, отправляли лечить людей на Колыму и ещё дальше), а завещание аннулировалось и всё имущество умершего переходило в казну. Случаи были, но единицы. На Колыму немецким докторам не хотелось. Это он у Анхен такой Указ подписал. Назывался красиво. «О нарушении клятвы Гиппократа». Среди купцов, желающих подделывать справку, особо и не было, там был ещё стимул, пайщиком Коммерческого Купеческого банка можно стать только привившись, ссуду взять в нём или наоборот положить деньги в рост тоже мог только человек с красивой, типографским способом оформленной справки. На этом типографии приличные деньги заработали, гербовая бумага с водяными знаками единого государственного образца, а не фитюлька с накарябанными криво латинскими буквами – так выглядела справка о наличии прививки от оспы. Статистика велась. Умирало при прививке пять – семь человек из тысячи в зависимости от региона. Много? Ну, уж точно лучше, чем когда при эпидемиях на тот свет каждый третий отправлялся.
В армии не привит остался в основном как раз Низовой корпус. Иван Яковлевич туда лезть с прививками опасался, там люди, ослабленные малярией и всякими прочими специфическими болезнями. Нужно сначала провести ротацию, а для этого людей здесь привить сначала надо. Заколдованный круг. Но вот закончится войнушка в Польше и можно будет всерьёз заняться Кавказом.
Цинга? На юге? Это пипец. Иван Яковлевич был на сто процентов уверен, что это болезнь моряков и полярников. А вот болеть и умирать от неё на Кавказе, который житница и здравница. Что пошло не так? Мало денег на питание выделяется, и люди одним хлебом и кашами на льняном масле питаются? Цинга? А почему цингой болели два царя: Фёдор и Иоанн? Опять свинец? В вине? Ерунда! Кто солдатам даст дорогое заграничное вино, тем более на Кавказе? Посуда? Дал команду проверить и ежели обнаружится свинцовую посуду изъять.
В результате сейчас Брехт сидел в карете и делился главным секретом столетия. Уйдёт же за рубежи. И это хреново, пусть наглы, и прочие голландцы с французами мрут от цинги. Но своих жалко. А потому Иван Яковлевич подробно описал, какие вещи позволят цингой не болеть. Нужны витамины. Чеснок, смородина, шиповник, квашеная капуста.
Морякам сейчас всем выдаются мешки с сушёной смородиной и мешочки с чесноком. Любой корабль, уходящий в плавание больше, чем на неделю, должен взять с собой несколько бочек квашеной капусты и сушёных ягод смородины или шиповника. Эти продукты сейчас активно казна закупала у населения. Детвора всей страны осенью уже второй год прочёсывает леса в поисках этих ягод. Кроме капусты Брехт дал команду ещё и черемшу мариновать. С флотом только разобрались, а тут оказывается, что тридцатипятитысячный Низовой корпус тоже болеет цингой. Это много. Столько смородины насушить не просто. Ну, пусть попробуют там найти лекарство и витамины, главное – понимать от чего эта болезнь, и как её лечить? Вроде, отвар их свежей хвои помогает и молодые побеги сосны. Хвойных на Кавказе хватает, пусть попробуют.
Дальше шёл сифилис. Это понятно. Это бич в армии. И нет возможности с ним побороться. Основной, мать его, инстинкт.
Иван Яковлевич подчеркнул слово в записке и задумался. Провести тотальную проверку и отселить сифилитиков отдельно? А причину? Ну, девах? Создать нормальные публичные дома с докторами при каждом. Бред?! А что делать? И лечат сейчас мазями на основе ртути. Которые практически не помогают, а вот здоровью вредят конкретно, хотя… Какое здоровье у сифилитиков?
Нда, а ведь нет способа из эпидемии просто заболевание сделать, кроме как отселение. И ежеквартальное обследование. Без микроскопа? Без микроскопа. Левенгук? Умер десять лет назад. Но несколько микроскопов, пока, наверное, купить можно. И нужно. Прямо срочнее срочного. Блин блинский, раньше-то, чего не вспомнил, – Брехт себя по лбу шлёпнул и, оставив сифилис на завтра, сел писать письмо русскому посланнику в Роттердам. Брехт на уроках физики детям про голландского лавочника рассказывал. Даже цифру сейчас вспомнил. Мастер изготовил двадцать пять микроскопов из которых несколько увеличивали более чем в двести раз, по слухам был даже один с пятисоткратным увеличением.
«Любые деньги» – сделал он приписку в конце письма. Потом подумал и добавил «Совсем любые и как можно больше (не денег, а микроскопов), за десять купленных – орден Андрея Первозванного».
Глава 6
Событие четырнадцатое
Ничто не порождает в государстве такой неразберихи, как вводимые новшества; всякие перемены выгодны лишь бесправию и тирании.
Мишель де Монтень
Среди бумаг, доставленных полковником Петром Семёновичем Салтыковым с Кавказа, попались Ивану Яковлевичу и постановления суда. Тоже сам попросил их привезти. Подумалось тогда, что не плохо бы понять, есть там казнокрадство и приписки, либо на самом деле такую прорву дерева за семьдесят лет освоения Северного Кавказа извели. Были бумаги по воровству, но бытовому. Один солдат у другого украл пару рублей или денщик у офицера спёр, но коррупционеры либо не попадались, либо их не было. А вот одна бумага Брехта заинтересовала. Она настолько выбивалась из прочей мишуры мелкой, что Иван Яковлевич её несколько раз прочёл. Полковник Навагинского пехотного полка Дебеусобрия проявил медлительность выполняя приказ губернатора Астрахани о скорейшей его отправке из Астрахани в Кизляр. По мнению судей и по силе военного артикула виновные подлежали разжалованию в солдаты: полковник Дебеусобрия на год, а исполняющий обязанности майора капитан Тимонин на полгода. Но потом приговор смягчили, а «чтобы впредь осторожно поступали вычесть из их жалования на госпиталь на полмесяца».
Брехт, прочитав, глаза прикрыл и представил себе картину. Вбегает генерал-майор в штаб полка и стукнув ладошкой пухлой по столу требует. А подать мне карету и сопровождение эскадрон до Кизляра.
– Это же три, а то и пять дней пути, подготовиться надо, Ваше Превосходительство, – говорит ему этот самый Дебеусобрия. Странная фамилия. Из грузин, ну там на Кавказе все фамилии странные. Но раз человек стал полковником, читай командиром полка в Низовом корпусе, то человек храбрый и ответственный, там дураки долго не живут, как и бездельники, – подготовиться нужно, опять же татары озоруют по дороге, а сейчас дожди, порох отсыреет, ружья использовать нельзя будет.
– Ах ты, гад бусурманский, мне препятствия чинить, да я тебя в Сибирь! Под суд отдам! – и отдал.
Астраханского губернатора Брехт знал. Не так. Не первый раз попадалось ему об этом генерале упоминание, и все не о достижениях, а об нерадении и перегибах. Сидел там сейчас генерал-губернатором генерал-майор Измайлов Иван Петрович. Занял он этот пост, понятно, по приказу Бирона. Но лично знаком с ним Брехт не был, просто подмахнул приказ о назначении, который подготовил его заместитель по кадрам, князь Голицын, навязанный Сенатом. Астрахань город важный и Иван Яковлевич тогда поинтересовался у помощника, нет ли выбора, на что получил ответ, что более генералов в Астрахани нет, а этот служил ещё при Волынском. Так себе характеристика, один из главных казнокрадов и вымогателей «подарков» был, да есть, этот Волынский, но раз альтернативы нет, то и подписал тогда Иван Яковлевич приказ о назначении Измайлова генерал-губернатором.
Пора с этим товарищем разобраться. А ещё пора разобраться с медициной в армии. Она сейчас платная. Не прямо огромные деньги с больных гребут, она странно платная. Будто кто решил медицину в армии нарочно дискредитировать. По Указу Петра Великого от 12 декабря 1721 года у всех военных чинов – от полковника до извозчика при выплате денежного жалования вычитать «в госпиталь» по одной копейке с каждого рубля и отдавать лазаретному комиссару, а за пребывание в госпитале, у военного вычитать половину его жалования. Кроме этого, госпиталь должен был обслуживать местное население, с которого тоже собирали подушные деньги на госпиталь. Вообще, указ Петра был странный. Там перечислялось десяток пунктов, в которых подробно описывалось откуда брать деньги на госпиталь, в том числе и с какой-то продажи рыбы. Зачем это было сделано Петром понятно. Нет у него денег, вот пусть госпиталя и сидят на самоокупаемости. Ну, это же бред. Медицина в армии, при большой скученности народа – это главная вещь, за которой нужно следить и улучшать всеми силами, а не заставлять докторов, да хоть специальных комиссаров собирать деньги с какой-то рыбы.
