Дессе поднялся с кресла, давая понять, что разговор завершен.
– Жду от вас детальный план расстановки кораблей 2-й «ударной» через два часа, – сказал он, возвращаясь к роли командующего.
– Будет исполнено, господин адмирал флота, – ответила Доминика, поднимаясь и отдавая честь.
Когда дверь за ней закрылась, Дессе остался стоять посреди каюты, погруженный в свои мысли. Предстоящая операция была рискованной, с непредсказуемыми последствиями. Но в текущей ситуации – это был единственный шанс не только выжить, но и нанести серьезный удар по силам первого министра…
Глава 2
Доминика Кантор сидела на краю диагностической кушетки, облаченная в стандартную униформу вице-адмирала с незастегнутым верхним крючком кителя. Напротив неё стоял доктор Соломин, на лице которого читалось плохо скрываемое недовольство.
– Госпожа вице-адмирал, – говорил он, отложив в сторону диагностический сканер, – ваше решение преждевременно. Регенерация тканей завершена лишь на восемьдесят четыре процента. Пятое ребро все еще нуждается в полной стабилизации. Не говоря уже о нейрохимическом балансе, который…
– Достаточно, доктор, – Доминика подняла руку, останавливая поток медицинских терминов. – Я ценю вашу заботу, но решение принято. Флот готовится к операции, и я должна быть с моей дивизией.
Соломин тяжело вздохнул. За годы службы на флагмане адмирала Дессе он привык к упрямству высших офицеров, но случай с Кантор был особенным. Её сила воли вызывала уважение даже у видавшего виды военного врача.
– Я внесу в ваш медицинский файл официальное возражение, – сказал он, подписывая документ о выписке. – И настоятельно рекомендую продолжить прием нейростабилизаторов по указанной схеме. Они помогут справиться с последствиями сенсорного воздействия, которому вы подверглись в плену.
– Спасибо, Виктор Аркадьевич, – в голосе Доминики впервые за весь разговор промелькнула нотка благодарности. – Я буду следовать вашим рекомендациям. Насколько это возможно в текущих обстоятельствах.
Она застегнула китель и поднялась с кушетки. Несмотря на уверенный вид, от внимательного взгляда Соломина не укрылась мимолетная гримаса боли, когда она сделала резкое движение.
– Сомневаюсь, что вы действительно будете следовать моим рекомендациям, – проворчал он, вручая ей небольшой контейнер с лекарствами. – Но хотя бы это возьмите. Обезболивающее и стимуляторы. На крайний случай.
Доминика молча приняла контейнер и, отдав честь, направилась к выходу. Её походка была почти идеально ровной – результат многолетней военной выправки и нежелания показывать слабость.
Доминика направилась по коридору к лифтовой капсуле, чтобы прибыть к шаттлу, который должен был доставить её на флагман 2-й «ударной» дивизии – линкор «Звезда Эгера». На пути ей лишь изредка попадались дежурные офицеры и технический персонал, отдающие честь вице-адмиралу.
Уединение позволяло ненадолго опустить маску строгого командира. С каждым шагом лицо Доминики становилось все более напряженным. Боль пульсировала в едва зажившем ребре, но куда сильнее были душевные раны, нанесенные пленом.
Коридор внезапно поплыл перед глазами, превращаясь в тюремный отсек «Юты». В ушах зазвучал холодный голос Джонса, требующего коды доступа к Кронштадту. Доминика ощутила фантомное прикосновение металлических пальцев американца к своему горлу, перехватившему дыхание.
Она остановилась, прислонившись к переборке, и глубоко вдохнула, борясь с приступом паники. «Это не реально, – мысленно повторяла она. – Я в безопасности. Я на «Петре Великом». Я снова командую дивизией».
Через несколько секунд наваждение отступило. Доминика выпрямилась, проверила, не видел ли кто её момент слабости, и продолжила путь. Такие эпизоды случались все чаще – внезапные вспышки воспоминаний, ночные кошмары, неконтролируемые приступы тревоги. Доктор Соломин называл это «посттравматическим синдромом» и настаивал на продлении лечения, но Доминика не могла себе этого позволить.
В ангаре её уже ждал личный офицерский вельбот, готовый к отправлению. Пилот вытянулся по стойке «смирно» при виде вице-адмирала.
– Готовность три минуты, госпожа вице-адмирал, – доложил он. – Маршрут до «Звезды Эгера» согласован с диспетчерской службой.
– Спасибо, лейтенант, – кивнула Доминика, поднимаясь по трапу. – Приступайте.
Внутри шаттла она опустилась в командирское кресло и активировала планшет. Пока корабль готовился к отстыковке от авианосца, Доминика просматривала данные о текущем состоянии своей дивизии. Информация была малоутешительной. «Звезда Эгера» до сих пор проходила ремонт после серьезных повреждений, полученных при столкновении с кораблями Джонса. Орудийные системы были восстановлены лишь на семьдесят процентов, а щиты и силовые установки и того меньше. Другие корабли дивизии находились в лучшем состоянии, но состав дивизии был ослаблен, Дессе своим распоряжением уменьшил дивизию почти на двадцать процентов. «Ударной» 2-ю можно было назвать сейчас явно с натяжкой…
Шаттл мягко дрогнул, отстыковываясь от палубы авианосца, и плавно вышел в открытый космос. Сквозь иллюминаторы Доминика видела величественную панораму Северного флота, готовящегося к операции. Десятки боевых кораблей разных классов выстраивались в сложные формации, согласно плану Дессе. Вдали, подсвеченная местным светилом, виднелась огромная, переливающаяся огнями сферическая форма Кронштадта – космической крепости, из-за которой недавно велись ожесточенные бои.
Чем ближе становилась «Звезда Эгера», тем сильнее билось сердце Доминики. Этот линкор был не просто кораблем – это был её дом, её крепость, её гордость. Видеть его в таком состоянии, с заметными следами ремонта на обшивке, с отсутствующими секциями брони, было почти физически больно.
Когда шаттл пристыковался к линкору, Доминику встретила делегация старших офицеров во главе с капитан-лейтенантом Аристовым – её новым старшим помощником. Молодой офицер с безупречной выправкой и настороженным взглядом отдал честь:
– Вице-адмирал Кантор, экипаж «Звезды Эгера» приветствует вас на борту, – произнес он официальным тоном. – Корабль находится в состоянии ограниченной боевой готовности. Ремонтные работы продолжаются согласно графику.
– Благодарю, капитан-лейтенант, – ответила Доминика, спускаясь по трапу шаттла. – Соберите весь командный состав в рубке через тридцать минут. Нам нужно обсудить предстоящую операцию.
– Есть, госпожа вице-адмирал, – Аристов снова отдал честь, но в его глазах Доминика заметила нечто, чего не могла припомнить в глазах своих офицеров раньше – сомнение.
Она прошла через сумрачные коридоры флагмана, внимательно наблюдая за работой экипажа и техническим состоянием корабля. Повсюду кипела деятельность – техники заканчивали ремонт систем, оружейники калибровали орудия, связисты проверяли каналы коммуникации. Но за всей этой активностью Доминика чувствовала скрытое напряжение. Члены экипажа, замечая её, вытягивались по стойке «смирно», отдавали честь, но в их взглядах она видела тот же вопрос, что и в глазах Аристова: готова ли она командовать после всего, что пережила? Хотя, может это у меня паранойя? – подумала Доминика.
В тактическом отсеке собрались двадцать семь офицеров «Звезды Эгера» и командиры других кораблей дивизии, присутствовавшие на борту или подключенные по защищенному каналу связи. Их лица выражали смесь уважения, настороженности и легкой неуверенности. Доминика заняла место во главе тактического стола и обвела взглядом присутствующих.
– Господа офицеры, – начала она ровным голосом, в котором не было и тени сомнения, – через тридцать часов флот министра Грауса прибудет в систему «Ладога» с целью уничтожения наших сил и захвата имперской казны. Командующий Северным флотом адмирал Дессе разработал план контратаки, и 2-я «ударная» дивизия будет играть ключевую роль в этой операции.
Она активировала голопроектор, демонстрируя тактическую карту системы и планируемое расположение сил.
– Наша дивизия займет позицию здесь, – её палец указал на область у экватора планеты. – Мы погрузимся на глубину три тысячи двести метров, чтобы электромагнитное поле местной фауны маскировало наши энергетические сигнатуры. При получении сигнала от командующего, мы всплываем и наносим концентрированный удар по кораблям противника.
– Госпожа вице-адмирал, – подал голос капитан Громов, – наш крейсер еще не завершил центровку главного калибра. При выстреле из подводного положения возможно смещение направляющих и критическое падение точности.
– Во-первых, у вас еще есть двенадцать часов на завершение центровки, капитан, – холодно ответила Доминика. – Если требуется дополнительный технический персонал, я распоряжусь о переброске специалистов с других кораблей. А во-вторых, никто и не собирается палить по противнику из-под толщи воды. Мы лишь спрячемся в океане до поры до времени…
– Проблема не во времени, а в отсутствии необходимой координации между кораблями нашей дивизии, которая сейчас похожа на сотканной из лоскутков одеяло, – возразил Громов. – Каждой твари по паре… При всем уважении, госпожа вице-адмирал, ваше пребывание в медотсеке… то есть, ваше отсутствие привело к еще большему непониманию между нами и командирами вашей бывшей 12-ой «линейной»…
В отсеке повисла напряженная тишина. Намек Громова был очевиден – в результате длительного отсутствия Доминики 2-я «ударная» дивизия осталась без четкого руководства и теперь не готова к полноценному участию в операции из-за каких-то там терок между русскими и ее мадьярами…
Доминика медленно выпрямилась, её зеленые глаза сузились. Когда она заговорила, её голос был спокоен, но в нем слышался металл:
– Капитан Громов, вы освобождаетесь от командования крейсером. Ваш старпом примет командование и обеспечит боеготовность корабля к указанному сроку.
Громов побледнел:
– Госпожа вице-адмирал, я лишь указал на объективные трудности…
– Вы поставили под сомнение мою компетентность перед лицом старших офицеров дивизии, – отрезала Доминика. – Это недопустимо. Вы свободны, капитан.
Громов, сжав губы, отдал честь и покинул отсек. В воздухе повисло ощутимое напряжение.
– Кто-то еще хочет сообщить о «объективных трудностях» во взаимопонимании между экипажами? – спросила Доминика, обводя взглядом присутствующих. – Нет? В таком случае, продолжим.
Она вернулась к обсуждению тактического плана, детально объясняя роль каждого корабля дивизии в предстоящей операции. Её изложение было четким, логичным, без единой запинки или момента неуверенности. Но внутри Доминика ощущала растущее беспокойство. Реакция Громова была не случайной – он лишь озвучил то, о чем думали многие. Её авторитет был подорван, вероятно, неумелыми действиями на первом этапе противостояния с Илайей Джонсом, а затем, и пленом, и теперь ей предстояло заново завоевать доверие своих офицеров.
Когда совещание завершилось, и офицеры разошлись выполнять полученные приказы, в отсеке остался только капитан-лейтенант Аристов.
– Госпожа вице-адмирал, – начал он осторожно, – возможно, решение по Громову было слишком… резким. Он опытный командир, и в его словах была доля правды.
Доминика медленно повернулась к старпому:
– Вы тоже считаете, что я не готова командовать дивизией, капитан-лейтенант?
Аристов выдержал её взгляд:
– Нет, госпожа вице-адмирал. Я лишь предлагаю учитывать реальное состояние людей. Экипажи обеспокоены предстоящей операцией. После тяжелых потерь у Кронштадта многие не уверены в своих силах.
– Неуверенность – роскошь, которую мы не можем себе позволить, – ответила Доминика, забирая планшет с тактического стола. – Не в тот момент, когда флот Грауса приближается к системе. Мне нужны командиры, готовые выполнять приказы, а не сомневаться в них.
– При всем уважении, госпожа вице-адмирал, – Аристов заговорил тише, но настойчивей, – экипажи нуждаются в уверенности, что их командование… в полном порядке. Слухи о вашем состоянии после плена…
Доминика резко повернулась к нему:
– Какие именно слухи, капитан-лейтенант?
Аристов на мгновение замялся, но затем решился:
– Говорят, что вы вернулись к командованию против рекомендаций медицинской службы. Что у вас бывают… эпизоды потери концентрации. Что вы все еще переживаете последствия допросов на «Юте».
Доминика почувствовала, как внутри поднимается волна ярости. Не потому, что слухи были ложью – они были в значительной степени правдой, – а потому, что её личные трудности стали предметом обсуждения среди подчиненных, которые, похоже, начали искать любой повод для смены своей «неумелой» командующей.
– Я ценю вашу откровенность, Аристов, – произнесла она, удерживая голос ровным. – Но запомните: моя личная борьба – это мое дело. Единственное, что должно волновать экипажи – это моя способность командовать. И я докажу её не словами, а действиями в предстоящем сражении.
Она сделала паузу, ловя на себе холодный взгляд своего нового заместителя, поставленного сюда на замену капитана Надя, которого в прямом эфире расстреляли люди Джонса.
– Сейчас дивизии нужна твердая рука. Сомнения в командовании могут стоить нам победы и жизней экипажей. Вам придется просто подчиниться мне, капитан-лейтенант.
Аристов выпрямился по стойке, на лице его играли желваки.
– Мне нужен список офицеров, не согласных с моими распоряжениями…
– Такого списка я вам предоставить не могу, – выдавил из себя капитан.
– Тогда не смею вас больше задерживать, – хмыкнула вице-адмирал Кантор. – Сама разберусь… Свободны, капитан.
После ухода Аристова Доминика осталась одна в отсеке. Её рука непроизвольно потянулась к левому боку, где все еще ныло недолеченное ребро. Возможно, Соломин был прав, и ей следовало продлить лечение. Но сейчас отступать было поздно. Она должна была доказать – себе, своим офицерам, Дессе, – что достойна командовать дивизией.
Доминика активировала внутреннюю связь:
– Капитан Вайс, капитан Зарецкий, капитан Легостаев, капитан Малинин, капитан-лейтенант Кузенков, командир корабля Сорокин, капитан-лейтенант Аристов, – начала перечислять она командиров различных кораблей своей дивизии, – освобождаются от занимаемых должностей. Командиры отсеков и старшие помощники принимают на себя временное командование. Подробный приказ разослать через тридцать минут.
Закончив передачу, она отключила связь и на мгновение закрыла глаза. Это было радикальное решение – снять с должностей сразу столько старших офицеров. Но Доминика чувствовала, что это необходимо. Она не могла позволить находиться рядом с собой командирам, сомневающимся в своем адмирале. Не перед лицом предстоящего сражения.
Через час по Северному космофлоту разнеслась весть о масштабной чистке командного состава 2-ой «ударной» дивизии. Информация тут же дошла до адмирала Дессе, и Доминика получила срочный вызов на авианосец «Петр Великий»…
Личная каюта адмирала флота была по-прежнему освещена приглушенным светом, создававшим ощущение интимности, несвойственное официальным встречам. Дессе стоял у иллюминатора, созерцая безмолвие космоса. Когда дверь бесшумно открылась, пропуская Доминику, он не сразу повернулся.
– Двадцать один офицер за один день, – произнес он, не оборачиваясь. – Это рекорд даже для меня.
Его голос звучал не строго, скорее задумчиво. Доминика остановилась в центре каюты, вытянувшись по стойке «смирно»:
– Вынужденная мера, господин адмирал. Перед столкновением с Граусом мне нужна полная уверенность в лояльности и решительности командного состава.
Дессе наконец повернулся к ней. В тусклом свете каюты его лицо казалось высеченным из камня, лишь глаза сохраняли живость и остроту.
– Можно быть уверенным в лояльности, но не в компетентности, – заметил он. – Помощники и заместители, занявшие места снятых командиров, имеют меньший опыт. Ты не опасаешься, что как раз это и скажется на эффективности дивизии в бою?
– Сомнение в командовании более губительно, чем недостаток опыта, – твердо ответила Доминика. – Новые командиры компенсируют нехватку опыта энтузиазмом и преданностью.
Дессе подошел к небольшому столику и жестом предложил ей сесть. Это был отход от официального протокола – признак того, что разговор переходит в более личную плоскость.
– Садись, Доминика, – сказал он.
Она опустилась в кресло, сохраняя прямую осанку, словно боясь, что малейшее расслабление выдаст её физическую слабость. Дессе налил в два бокала напиток золотистого цвета – редкий земной коньяк, который он берег для особых случаев.
– Я не собираюсь отменять твои приказы, – произнес он, вручая ей бокал. – Ты командующая дивизией и вправе формировать свой штаб по своему усмотрению. Но я должен быть уверен, что эти решения продиктованы интересами службы, а не… личными мотивами.
– Что вы имеете в виду, Павел Петрович?
Дессе сделал глоток коньяка, словно собираясь с мыслями.
– Я знаю, что ты прошла через тяжелые испытания, – сказал он наконец. – Физические травмы заживают быстрее, чем душевные. И иногда эти травмы влияют на наши решения, даже когда мы уверены в обратном.
Доминика почувствовала, как внутри нарастает напряжение. Она поставила нетронутый бокал на столик.
– Вы считаете, что я эмоционально нестабильна, господин командующий, – это был не вопрос, а утверждение.
– Я считаю, что ты человек, – просто ответил Дессе. – И как любой человек, не застрахована от последствий травматичного опыта. Это не делает тебя слабее или менее компетентным командиром. Но это факт, который нужно учитывать.
Доминика поднялась, не в силах сидеть спокойно.
– Я не позволю своим личным переживаниям влиять на командование дивизией, – произнесла она с нажимом. – Решение о снятии офицеров было принято на основе объективной оценки их лояльности и готовности выполнять приказы. Ничего более.
Дессе тоже встал, оказавшись лицом к лицу с ней. Их разделяло не более метра – дистанция, непозволительная по уставу, но допустимая между двумя людьми, прошедшими вместе долгий путь.
– Я верю тебе, Доминика, – сказал он тихо. – И поддержу любое твое решение. Но позволь дать совет не как адмирал адмиралу, а как человек, который… дорожит тобой.
Эти слова, произнесенные с нехарактерной для Дессе мягкостью, заставили Доминику вздрогнуть. Они возвращали её в прошлое, когда их отношения выходили за рамки служебных.
– Не отталкивай тех, кто хочет помочь, – продолжил Дессе. – Не превращай свою боль в стену между тобой и людьми, которые тебе преданы и преданы нашему общему делу. Сила командира не в безупречности, а в способности признавать свои уязвимости и превращать их в преимущества.
В его взгляде Доминика видела нечто большее, чем просто забота командующего о подчиненном. Это была глубокая личная тревога человека, который не смог защитить дорогого ему человека от страданий.
– Я должен был спасти тебя раньше, – почти шепотом произнес Дессе, и в его голосе прозвучало редкое для него сожаление. – Не должен был допустить твоего плена. Если бы я действовал быстрее, решительнее…
– Не вини себя, Павел, – Доминика неожиданно для себя протянула руку и коснулась его плеча. – Ты сделал все возможное. И в итоге пришел за мной. Это главное.
На мгновение между ними возникла та особая связь, которая существовала в прежние годы. Но Доминика почувствовала внутреннее сопротивление. Образ контр-адмирала Василькова, тут же всплыл в ее памяти – а за ним сразу горечь его предательства. Она не была готова снова открыться, снова стать уязвимой.
