Йога Таун
Даниэль Шпек
Даниэль Шпек – мастер увлекательных драматических семейных историй, корнями уходящих в прошлое. Новый роман не исключение, только в этой истории драма происходит не в годы Второй мировой войны, а в благословенную эпоху «детей цветов». Берлинская преподавательница йоги Люси никогда не бывала в Индии, несмотря на свою профессию. Ее любимый отец Лоу давно и прочно застрял в прошлом, в рок-музыке 1960—70-х, мать Коринна – звездная тележурналистка с блестящей карьерой. Однажды Коринна исчезает, встревоженные Люси и Лоу начинают поиски, которые приводят их в знаменитый индийский Ришикеш, священный город, место, имевшее огромное значение для хиппи в конце 1960-х, а сейчас ставший, по сути, мировой столицей йоги. В 1968-м Лоу с младшим братом Марком и двумя девушками отправились в путешествие по «дороге хиппи», в знаменитый ашрам гуру Махариши, куда приехали также и «Битлз» со своей свитой. В ашраме четверо молодых немцев оказались в самом центре мировой трансцендентальной духовной революции, что для них самих выльется в драму. Роман Шпека – история любви, история семьи, духовное путешествие и удивительно яркий портрет хиппи-эпохи.
«Йога Таун» – четвертый роман Даниэля Шпека. Предыдущие романы автора: «Bella Германия», «Piccola Сицилия», «Улица Яффо».
Даниэль Шпек
Йога Таун
© 2023 Daniel Speck
© Светлана Субботенко, перевод, 2025
© «Фантом Пресс», оформление, издание, 2025
* * *
Посвящается Роману Бунка, который отправился путешествовать
Пролог
Есть три разновидности путешественников. Одни стремятся куда-нибудь уехать. Другие стремятся куда-нибудь приехать. А есть люди, которые путешествуют, чтобы быть в пути – никогда не останавливаться. Не оглядываться назад. Ехать все дальше и дальше. Такими были мои родители. В молодости.
* * *
В наше время, когда заранее знаешь, как выглядят чужие края, едва ли сохранились путешественники, остались одни туристы. Разница в том, что туристы ездят, чтобы увидеть другие страны, но из-за туристов своеобразие страны постепенно исчезает. Путешественники же отправляются в неизвестность, чтобы самим стать другими людьми. Я часто думаю, как бы сложилась жизнь родителей, будь они туристами. Ведь могли они просто сделать несколько фотографий и вернуться домой? Зачем им понадобилось взламывать двери рая и вкушать плоды с древа познания? Привезли бы экзотические сувениры, рассказы о забавных случаях – зачем ввязываться в историю. Их жизнь протекала бы легче. Но не будь этой истории, я никогда не появилась бы на свет.
* * *
Путешествие, о котором я вам расскажу, случилось в марте 2019 года. Мы отправились в священный город в предгорье Гималаев. Спустя пятьдесят один год после того, как свое путешествие совершили «Битлз», чтобы обрести peace of mind[1 - Душевный покой (англ.). Также Peace of Mind – одна из легендарных неизданных песен The Beatles (1967). Существует только плохая демозапись, сделанная предположительно Джоном Ленноном и Джорджем Харрисоном и выходившая только на бутлегах.]. Группа вскоре распалась. Но сначала битлы выпустили один из лучших своих альбомов. Песни они написали в Индии, на берегу Ганга, в тени заколдованного рая. И всякий раз, слушая «Белый альбом», я думаю о родителях, о том, какими они были тогда. В течение нескольких незабываемых недель. Забегая вперед, скажу, что peace of mind они не обрели. Скорее, что-то потеряли. И мне пришлось отправиться туда, чтобы вернуть потерянное.
Глава 1
Мы слишком быстро забываем то, что, как нам казалось, не забудем никогда.
Мы одинаково забываем любовь и предательство, забываем, что мы шептали и о чем кричали, забываем, кем мы были.
Джоан Дидион
– Она пропала.
– Кто?
– Мама.
– Как пропала?
– Нигде нет. Испарилась. Исчезла.
Когда Лоу ворвался ко мне в студию, мы как раз выполняли стойку на плечах. Промокший, как бродячий пес, и бледный, словно прокутил всю ночь. Лоу – мой отец. Двадцать пар глаз уставились на него.
– Простите, – пробормотал он, обращаясь к присутствующим, и смущенно провел рукой по длинным седым волосам. С кожаной куртки на паркет капала вода.
Лоу частенько заходил ко мне, готовил себе чай латте и рассказывал всем, что он мой отец. Сияя при этом от гордости. Будто такое уж большое достижение быть преподавателем йоги. В Берлине, где, судя по всему, желающих преподавать йогу больше, чем желающих ей учиться. Но сегодня все было по-другому. Лоу был сам не свой.
– Подожди в коридоре, ладно?
– Люси…
– Двадцать минут.
Мой голос прозвучал резче, чем мне хотелось бы, атмосфера сосредоточенности в зале нарушилась. В следующий миг я пожалела, что не сдержалась. Я люблю папу. Но когда я работаю, я отвечаю за все, что происходит в зале. Он понял и, ссутулившись, исчез за стеклянной дверью.
– Колени прижимаем ко лбу… Руки вытянуты… Ладони прижаты к полу… Постепенно перекатываемся, выпрямляем позвоночник… Выдох.
Я старалась не отвлекаться, но то и дело посматривала на Лоу. Он говорил по мобильнику и беспокойно метался в коридоре. Я тоже занервничала. Собраться с мыслями уже не получалось. Когда я в последний раз видела маму?
– В позу посоха! Чатуранга Дандасана. Запястья на уровне плеч, пятки оттянуты, не расслабляемся…
За окнами уже стемнело, на телевышке светились огоньки. Я закончила занятие раньше обычного. Пока все складывали коврики и подушки, Лоу вернулся в зал.
– У тебя ведь есть ключ от ее квартиры, – тихо сказал он.
– Да что случилось?
– Она не подходит к телефону, не отвечает на сообщения, молчит, и все тут.
– Может, она просто не хочет, чтобы ее беспокоили.
– Ты когда с ней последний раз говорила?
– Недели две-три назад.
– Люси, все в порядке? – спросил кто-то.
Мы загораживали проход. Я отвела Лоу в сторону.
– Да-да, все нормально. Увидимся на следующей неделе!
– Я сейчас поеду в Потсдам, – сказал Лоу. – Вдруг она лежит в ванне мертвая.
– В такое время?
– Поедешь со мной?
– У меня еще дела, нужно…
– Тогда дай ключи.
Я задумалась, не выпил ли он. Может ли сесть за руль в таком состоянии. Я редко видела его таким растерянным.
– Подожди, я только быстро переоденусь.
Матери не исчезают. Матери всегда находятся на расстоянии телефонного звонка. Особенно женщины вроде Коринны, которая всю жизнь провела перед камерой. Ее знала вся страна, потому что половина страны сидела у нее на диване. Коринна Фербер заботилась о своей репутации в обществе и ничего не оставляла на волю случая. Конечно, лучшие ее времена остались позади, но с тех пор, как ее ток-шоу закрыли, она вела панельные дискуссии, заседала в комиссиях, поддерживала молодежь и по-прежнему оставалась Коринной Фербер. И каждая статья о ней привычно начиналась с того, что она совсем не стареет.
* * *
Лоу и Коринна давно развелись. Но смогли остаться друзьями. Некоторые мужчины уже через несколько недель находят бывшей жене замену. Живут как и жили, только в другой компании. Лоу не из таких. Трон, на который однажды взошла Коринна, остался пустым. У всех, с кем он встречался после нее, не было ни единого шанса. Развестись решила она, но Лоу никогда не жаловался, не предпринимал бесплодных попыток вернуть ее, не унижался. Он смирился с неизбежным, любил ее издали, только иначе, чем прежде. Однажды я спросила, как ему это удается. Он пожал плечами и ответил: «Нам было хорошо вместе. Это были лучшие годы моей жизни». Ничего лучше уже не было – во всяком случае, для него. У Коринны после развода еще были мужчины, умные, знаменитые, интересные… и одно-два крупных разочарования. Но никого она уже не подпускала так близко, как моего отца. Все мужчины испарились, а дружба с Лоу осталась. Возможно, благодаря мне – ни у него, ни у нее других детей не было. Наше созвездие из трех звезд сложилось раз и навсегда. И существовал негласный закон: даже если кто-то из нас двигался по своей орбите, мы не должны были слишком удаляться друг от друга. Если бы одна из трех звезд исчезла, две другие не удержались бы рядом.
* * *
Я ждала, стоя у открытой двери, пока он искал ключи от машины. Сырой мартовский воздух холодил кожу, на заднем дворе дома у Ландверского канала стояла тишина. Я любила сосредоточенную тишину отцовского магазинчика. Лоу жил здесь с друзьями-гитарами. «Гибсон», «Мартин», «Фендер» – десятки акустических и электрогитар висели на стенах. Сломанные усилители, которые никогда не ремонтировались, музыкальные журналы, полки с пластинками до потолка. Здесь он не чувствовал себя одиноким. Стены украшали постеры его многочисленного семейства: VAR, Линденберг, Jethro Tull[2 - VAR – исландская пост-рок-группа. Удо Линденберг (р. 1946) – один из самых известных немецких рок-музыкантов. Jethro Tull — британская рок-группа, существующая с 1967 г. – Здесь и далее прим. ред.]. Все концерты, на которых он побывал, запечатленные в плакатах, полароидных снимках, билетах. Музей умолкнувших звуков. Он знал историю каждого инструмента, был лично знаком с предыдущими владельцами. Знал, в какой мастерской можно отреставрировать ту или иную гитару и какую гитару лучше оставить в оригинальном состоянии. Он избегал аукционов и коллекционеров, спекулировавших на перепродажах. К нему приходили артисты. Они знали, что могут здесь найти. И что он никогда не надует. Его клиенты были легендами, даже если не прославились за пределами сцены, – студийные музыканты и «чернорабочие», которые освоили музыкальное ремесло, но не стремились к большим успехам. Вроде него самого. Иногда, когда не было клиентов, он сидел на усилителе и часами играл соло «Пока моя гитара тихо плачет»[3 - While My Guitar Gently Weeps – песня Джорджа Харрисона, вошедшая в «Белый альбом» (1968) группы The Beatles.], пока не добился такой точности, что стал единственным человеком в мире, способным отличить это исполнение от оригинала.
* * *
Я наблюдала, как Лоу сновал среди своего хаоса, как рыба среди коралловых рифов. Он исчез, оставив меня в ночной тишине, пахнувшей деревом, лаком и клеем. Я задумалась, что ждет этот магазин, когда Лоу не станет. Вообразить невозможно. Каждый уголок здесь носил отпечаток его личности. Но он заметно старел, был уже не пожилым, а старым. Вообще-то Лоу из тех мужчин, которые с годами начинают выглядеть лучше. Мужественнее, непринужденнее. В свои семьдесят с лишним он носил кроссовки и футболки. Со всеми был на «ты». И оставался при памяти. По крайней мере, большую часть времени. Но он застревал в прошлом. Привязывался к клиентам, которых становилось все меньше, а они привязывались к нему. В его повседневной жизни ничего не менялось, кроме него самого. В последние годы у него всегда было много свободного времени: когда мы созванивались, он всякий раз, стоило мне начать прощаться, вспоминал то одну, то другую историю, которую непременно хотел рассказать. Я же неслась по жизненной дороге на полной скорости. И была слишком занята, чтобы думать о том, что с нами делают время и незаметные процессы.
Я слышала, как он копается в ящиках, и это шебуршание успокаивало.
– А у тебя все нормально? – крикнул он.
– Да.
Обычно он замечал, когда я вру. Но сегодня, к счастью, у него хватало забот.
– Как дети?
– Нормально.
Наконец он появился, держа в руке связку ключей.
– Let’s hit the road[4 - Пора в путь (англ.).].
– Ты пил?
– Нет.
– Все равно я поведу.
– Почему это?
– Давай ключи.
* * *
Старый «ягуар» никак не хотел просыпаться. Он кашлял, подвывал и явно мечтал достойно скончаться от коррозии. Он пах магазинчиком Лоу, его курткой, им самим, это был запах лака, старой кожи и рок-н-ролла. Руль, как обычно, справа, не как у всех; я не представляла себе Лоу в нормальной машине. Я осторожно вывела замученного ветерана из гаража и открыла левую дверцу. Лоу на пассажирском сиденье – в прежние времена о таком даже подумать было невозможно. Но что-то менялось между нами, почти незаметно, но мы оба это чувствовали, хоть и не обсуждали ни единым словом. Мы предпочитали вести себя так, словно он сильный, как и раньше. Все тот же папа, который мог вести машину ночь напролет до самого моря, пока я дремала на заднем сиденье, играло радио, а он рассказывал истории.
* * *
