Ведьмы.Ру
Карина Демина
Ульяна всегда мечтала о большой и дружной семье. Но никто не предупреждал, что мечты имеют обыкновение сбываться. И вот уже родственники из далёкой зауральской деревушки готовы с головой окунуться в столичную жизнь. А что, почти как заказывали. Любящая бабушка-ведьма печет пирожки с мухоморами. В подвале, потеснив стратегический запас картошки, обустраивается троюродный брат – вампир-аллергик. Ещё один, стеснительный оборотень с дородовой травмой, прячется по дому. Сад обживает козёл Фёдор Степанович, главное достоинство которого выдержка и любовь к шахматам. Ну а помочь в делах сердечных готова любимая кузина, потому что русалки о любви знают всё. Или почти всё… ах да, сама Ульяна, оказывается, не маг с дефективным даром, но ведьма.
Карина Демина
Ведьмы. Ру
Глава 1. О мышах, людях и дурацких шутках с непредсказуемыми последствиями
Одним мощным толчком он вошел в нее, и она застонала, восхищенная его точностью.
Один роман об очень большой любви
Не собиралась Ульяна ломать ему нос.
И не нос тоже.
И в целом-то… случайно всё вышло. На нервах. А что сделаешь, если нервы у неё не железные. Впрочем, от такой жизни и железные ржавчиной покроются.
Она ведь живой человек.
Живой!
Главное, повторять себе это почаще.
– Тараканова! Ты о чём думала вообще?! – гневный вопль Егора Макаровича, у которого нервы тоже пошаливали и уже давно, выплеснулся далеко за пределы начальственного кабинета. Тем паче, пределы эти были весьма условными, обозначенными фанерными стеночками и такой же, напрочь лишённой даже намека на звукопроницаемость, двери. – Ты понимаешь, что теперь будет!
Он даже за грудь схватился.
С правой стороны.
Потом опомнился. Сдвинул брови прегрозно и руку на левую переложил.
– Я не специально… просто он… он… – Ульяна подняла руку и осознала, что у неё нет ни сил, ни желания оправдываться.
Да и не должна она.
– Я наклонилась, а он меня по заднице… шлёпнул, – выдавила она, потому Егор Макарович явно желал получить хоть какие-то объяснения. – Потом схватил и на себя потянул. На камерах же видно.
Впервые она даже порадовалась, что в торговом зале эти самые камеры поставили.
– И что? – Егор Макарович сдвинул брови ещё ближе, отчего они почти столкнулись.
– И всё… я на… этом… машинально… дёрнулась.
Чистая правда.
Дёрнулась, точнее распрямилась посмотреть, кто там смелый. И откуда ей было знать, что смелым оказался Мелецкий-младший, лично решивший проинспектировать вверенный его заботам торговый центр. И что стоял он слишком близко. И исключительно в силу этой близости затылок Ульяны с переносицей будущего графа соприкоснулся энергично, но без злого умысла.
Ну а переносица…
Да не так сильно там хрустнуло, как этот придурок вопил. Подумаешь… на нём амулетов больше, чем на бродячей собаке блох.
– Ты… – Егор Макарович приподнялся, опираясь на стол всем своим немалым весом. – Ты ударила… кого… ты ударила… хозяина!
Последнее он, как и подобает верному слуге рода, произнёс с должной долей благоговения и даже придыханием.
– А нечего было хватать, – буркнула Ульяна, осознав, что работу снова придётся искать.
Вот…
Две недели.
Почти рекорд, если так-то. И главное, ситуация же идиотская… и будь на месте человек менее дуроватый, посмеялись бы да и разошлись. Но нет, Мелецкий и в универе отличался болезненным самолюбием. И вот думай, случайно ли подошёл или с намерением.
Может, вообще нарочно разыграл.
У него вон со студенческих времен страсть к идиотским розыгрышам.
– В общем так, – Егор Макарович дёрнул себя за галстук, будто этот нервный жест мог вернуть ему утраченное душевное спокойствие. – Ты сейчас звонишь Даниле Антоновичу…
Ульяна даже не сразу сообразила, что это он про Мелецкого.
Данила Антонович. Надо же…
– … и договариваешься о том, каким образом будешь компенсировать ущерб.
Сказал и выдохнул, даже на кресло своё упал.
– Благо, человек он не злобливый, понимающий, а красивой бабе и вовсе многое с рук спустить готов.
– Это вы о чём? – Ульяна почувствовала, как ушам становится тепло. Чтоб тебя… только не сейчас. Спокойно. Дышать надо глубже. Представить что-то хорошее…
Но в голову лезли только складские полки с третьего сектора, которые давно уже свой срок отслужили, и теперь держались чудом или неизвестным науке заклятьем. И то, как оные полки со всем барахлом, валятся на курчавую макушку Мелецкого.
Мысль была до того заманчивою, что…
– Это я о жизни, Улька, – Егор Макарович ослабил узел. – Ты ж девка разумная… упрямая, что коза…
Сам он…
– И вон, гордая… а толку-то? Что тебе с этой гордости? Девки ласкою жизнь строят. Пониманием. Готовностью к компромиссам…
Ага. Постельным.
На них Данька ещё с первого курса намекал, почему-то решив, что Ульяна Тараканова спит и видит, как бы поскорей в его койке оказаться. А что отбивается, так это от избытку стеснительности.
Стыдливость девичья говорит.
– Так что звони…
– Нет.
– Улька!
– Я с этим уродом спать не буду, – Ульяна скрестила руки на груди. – Вам надо, вы и…
– Тараканова!
– Я уже двадцать пять лет Тараканова! – рявкнула Ульяна, чувствуя, что ещё немного и сила окончательно выйдет из-под контроля. И по спине поползла капля пота. Крупная такая. Щекотная. Но эта щекотка хотя бы отвлекала. – И не надо мне тут в уши лить! Уволить хотите? Увольняйте! Да я сама напишу заявление!
– Чтоб всё так просто…
– А если его нос беспокоит, то пусть вызывает полицию, пишет заявление… разбирательство учиним. Камеры посмотрим.
– Ульяна, ну вот что ты… сразу вот… камеры… камеры ж могут и не рабочими оказаться.
– Их же неделю всего, как поставили.
– Вот! И отладить не успели. Оно, конечно, нехорошо и претензию выдвинем… – и пухлыми ручками развёл, понимая, что претензия эта будет к дочерней компании Мелецких.
– Ах так… ну что ж… пусть тогда сочиняет историю, как коварная девица налетела на него в тёмном закоулке и вдарила прямо в нос, – Ульяна упёрла руки в бока. – Он даже моральную компенсацию истребовать может. За оскорбление родовой чести и чего там ещё… только через суд.
Другое дело, что Данька с его болезненным самолюбием в жизни до суда не снизойдёт. Нет, до экономического, вполне себе, а вот прилюдно признать, что ему девица нос сломала?
Да никогда!
Отпускало.
Даже представилось, как Мелецкий со скорбным видом излагает обстоятельства дела… и на душе разом стало легче.
– Оно-то… конечно… это ты верно говоришь, Тараканова… что можно вот так вот… полиция там, суд… но оно кому надо-то? Никому не надо, – Егор Макарович явно знал своё начальство не хуже Ульяны. – Однако дело такое вот… у нас тут инвентаризация грядёт… и как знать, к чему там… ты у нас лицо материально ответственное… а инвентаризация, поверь моему опыту, это всегда недостача… и кому гасить?
Зря она успокаиваться начала.
Определённо.
А даже не в словах дело, а в такой вот… уверенности спокойной, с которой они произносятся, в понимании, что не она первая и не она последняя, и что дурочек таких Егор Макарович повидал великое множество. И управляться с ними научился.
– Так что иди, Тараканова, и подумай над своим поведением, – заключил он спокойно. – Иди, иди… не держу. Можешь считать, что отпускаю.
Вот…
Сволочь.
Сила рванулась, но Ульяна удержала её, как и нецензурные слова, готовые уже слететь с языка. Надо дышать. Вдох и выдох. И дверь закрыть. И… дверь выходит в узкий коридорчик, который тянется вдоль стены. Мимо норы печального кадровика, предпочитавшего на люди не показываться, мимо бухгалтерии, комнаты для персонала, где вместился стол с микроволновкой, шкаф для посуды, холодильник и узенький топчан.
– Ну, чего? – Люська, которая обнаружилась в закутке, вскочила. – Уволил, да?
– Если бы.
В конце концов, Ульяна к увольнениям может даже и привыкла. Это первые несколько раз обидно, а потом как-то оно спокойнее воспринимается.
– Сказал, чтоб прощение выпрашивала.
– Как? – глаза Люськи, огромные и голубизны невероятной, распахнулись.
– Как, как… горизонтально. Или вертикально. Уж не знаю, как он там предпочитает… главное, чтоб интенсивно.
– Вот… скотина! – Люська бросила взгляд на часы.
Ну да, перерывы здесь пятнадцатиминутные, и Егор Макарович очень тщательно следит, чтобы персонал не задерживался.
А лучше вовсе от перерывов воздерживался, служебное рвение проявляя. Но с последним не получалось.
– Ещё какая, – Ульяна дёрнула галстук и ткань затрещала. Денег точно не заплатят. Ещё и за костюм этот, форменный, редкого неудобства, вычтут. – Сказал, что если не постараюсь, долг навесит. По инвентаризации…
