Ух, как много зрителей (а может, и болельщиков) у моего «самоубийства» оказалось! А я была-то на крыше не больше четверти часа… Только, пока я любовалась окрестностями, кто-то, похоже, заприметил меня, и, решив, что я собралась сброситься, организовал операцию по карательному спасению.
Благо шум продолжался недолго, а потом хлопнула дверь, и его как отрезало. Зато вместо звуков пришли ощущения. Я почувствовала, как опускаюсь на кровать, знакомую своей жесткостью.
– Ну все, теперь можно сообщить родным, что Кимерина Бросвир пришла в себя, и отправить ее домой, – судя по голосу, говорил тот самый целитель в балахоне.
Кимерина… Где же я встречала это имя? Но как ни напрягала память, та успешно симулировала амнезию. А я даже поморщиться не могла, чтобы ее как-то подстегнуть.
Меж тем разговор в палате (а я не сомневалась, что нахожусь в ней) продолжился.
– Службе безопасности, я полагаю, сообщать не нужно, они и так в курсе, – иронично произнес инистый.
Целитель на это кхекнул и протянул:
– Думаю, да. Я, когда обнаружил палату пустой, а охранника храпящим на посту, поднял шум. Стражник как очнулся и понял, что все проспал – так и помчался вниз искать адептку, а заодно, думаю, и докладывать о побеге. И если бы не ты, то это бы превратилось в самоубийство…
– Знаешь, Браттир, в том, что эта адептка прыгнула бы, у меня есть большие сомнения.
– Это еще почему?
– Таких язвительных суицидниц просто не бывает. К тому же она отчаянно цеплялась за жизнь и за меня, когда мы едва не упали с края крыши.
– Бывает так, что и безумцы в последний момент перед смертью осознают все. Да только, когда уже летишь с обрыва, передумывать поздно… – задумчиво произнес и добавил: – Впрочем, о состоянии разума судить менталистам, мое же дело – это исцеление тела. И я бы хотел его осмотреть, пока Бросвир спит и никуда не собирается снова удрать.
– Что ж, тогда не буду тебе мешать, – произнес инистый, и я услышала шаги и скрип двери. А после в палате стало тихо.
Впрочем, ненадолго: шелест ткани, тяжелый вздох, и я ощутила, как по моему телу прошла волна. Она зародилась где-то в пятках, медленно пошла в сторону колен, выше и… остановилась в районе груди. И почти сразу же в этом месте я ощутила пустоту. Тянущую, тоскливую… Как будто оттуда забрали часть меня…
Еще один вздох. Тяжелый, протяжный.
– Бедная девочка. Все же выгорание… Жаль. Резерв был большой. Надеюсь, ты научишься с этим жить, – сказано было мягко, с горечью, в которой мне послышались отзвуки надежды.
А после моей руки коснулась теплая шершавая ладонь, чуть сжав ее, словно пытаясь поддержать. И от этого жеста в том месте, где в груди были холод, пустота и мрак, вдруг на миг стало чуточку, самую-самую малость, на сотую долю секунды немного светлее.
Я попыталась прислушаться к этому чувству, поймать его и… тут раздался звук открывающейся двери и за ним слова:
– Как вижу, адептку уже поймали! Позвольте поблагодарить вас… – тут он замялся, словно вспоминая, и полувопросительно продолжил: – целитель Браттир, я не ошибся?
– Все верно, Лоренс Браттир, – заверил балахонник. – Только спас девушку не я, а магистр Нидоуз.
На это вновь пришедший как-то странно хмыкнул, а после иронично протянул чуть надтреснутым голосом:
– Да уж… Щит короны всегда остается щитом, хоть на поле брани, хоть в стенах академии. Передайте тогда магистру от службы безопасности и меня, капитана Воторса лично, благодарность. Провинившийся страж, не уследивший за девицей, уже наказан, и у ее двери сейчас выставлен новый охранник. А сейчас я хотел бы задать вам пару вопросов. Адептка Бросвир ведь в магическом сне?
– Да, – сглотнув, ответил целитель.
– Отлично, – произнес тот, кто назвался капитаном службы безопасности. На мгновение повисла тишина, затем раздался щелчок, и я ощутила колебание в воздухе, словно по палате пробежал легкий ветерок. – Ну вот теперь, в куполе тишины, мы можем поговорить, – и без перехода задал вопрос: – Браттир, мне доложили, что девица хотела не просто сбежать, а спрыгнуть с крыши. Не заметили, она намеревалась это сделать добровольно? Или, может, была в трансе, под ментальным воздействием?
Целитель несколько секунд раздумывал над ответом и, наконец, произнес:
– В трансе?.. Нет, точно нет. Она была в сознании. Откликалась на свое имя. Разговаривала… Так что нет, ментального воздействия я не заметил. А вот помешательство, возможно, имело место. Такое случается, когда сильный маг вдруг осознает, что выгорел, и в отчаянии, не представляя себе жизни без дара, решает свести с ней счеты, но…
– Что ж, вот я сейчас и проверю: сумасшествие это было или попытка отвести от себя подозрения… – протянул капитан, который мне уже не нравился. – А сейчас оставьте нас наедине с адепткой.
– Она в магическом сне, – напомнил целитель.
– Для службы имперской безопасности не то что сон, смерть порой не помеха. Но в случае с конкретно этой девицей, его высочество бы огорчился, умри она сегодня…
Эти слова были сказаны с какой-то затаенной надеждой и печалью. Классики сказали бы о таких: «души прекрасные порывы». Только, в исполнении безопасника «души» было бы глаголом… Правда, пока меня, кажется, спасало сослагательное наклонение. А если точнее, невозможность капитана решить его проблему в моем лице самым быстрым и верным способом – убив. А что – нет души у тела – нет и вопросов по делу!
Только почему-то мне покидать свою нынешнюю оболочку при таких обстоятельствах не хотелось. Одно дело, когда я добровольно решила покинуть этот бред, другое – когда меня в нем мечтали прикончить какие-то второстепенные персонажи, которых я к тому же в глаза не видела.
Правда, за последним дело не стало. Целитель произнес:
– Тогда позвольте мне снять сонное заклинание.
– Поверьте, я тоже отлично умею их снимать, – процедил безопасник и вроде бы сказал, а по ощущениям – приказал, точно рядовому: – Попрошу оставить нас с адепткой наедине.
Целитель вышел тихо, лишь дверь чуть скрипнула, а после…
Меня тряхнуло, как от разряда тока, так, что тело выгнулось дугой. Сердце сжалось испуганной мышью, чтобы в следующий миг заметаться по груди, я резко распахнула глаза и увидела перед собой типа, который мне уже категорически не нравился.
Капитан Воторс оказался… разочарователен. Потому как самым внушительным в нем, судя по всему, был голос. А вот внешность подкачала. Лысая, как коленка, макушка, абсолютно седые кустистые брови, нос чуть кривоватый, возможно, фамильная черта, а может статься – и следствие давнего перелома, упрямый, острый, гладко выбритый подбородок. А в остальном – средний рост, среднее телосложение, выражение лица – и то какое-то… среднестатистическое, что ли… Если бы не цепкий взгляд, я наверняка скользнула бы по такому типу взором в толпе и не заметила его среди десятков других людей. Ну какой-то то ли уже в возрасте мужчина, то ли бодрый старик…
Однако услышанное в палате не дало мне сейчас обмануться.
Безопасник стоял у моей кровати, сложив руки на груди, в сером мундире с серебряными пуговицами, которые блестели как-то особо раздражающе своей идеальной начищенностью.
Опустив взгляд чуть ниже, заметила стрелки на брюках. Идеально отглаженные, такие ровные, острые, что, казалось, о них можно порезаться.
Одним словом, капитан, похоже, относился к тем педантам, которые наведут порядок и в своих вещах, и в твоей жизни. Причем последнее – не спрашивая согласия.
– Кимерина Бросвир, – произнес он, растягивая мое имя, будто приноравливаясь, как бы половчее его сократить, скрутить и прочие – итить… твою налево. Видимо, безопаснику я тоже не нравилась, как и он мне. – Я капитан Воторс, и у меня к вам по поводу случившегося вчера есть несколько вопросов, на которые я хочу получить ответы.
Вот так, даже не удосужившись уточнить, как я себя чувствую и могу ли вообще говорить. Такая открытая демонстрация, кто хозяин положения, выбесила на раз. В подобном умении довести человека до злости одной фразой чувствовались и опыт, и умение, и квалификация…
Попытавшись создать хотя бы видимость того, что у меня есть выбор, произнесла:
– Если вы так просите, то постараюсь помочь, чем смогу…
Капитан в ответ стиснул челюсти: ему явно не понравилось услышанное. А что, он не один тут такой… Опытный! Кроме того, это мой сон. Что хочу в нем, то и отвечаю! И вообще, может, я сейчас и не хозяйка положения, но сна – уж точно! Так что что хочу, то и говорю.
Жаль, что со «слушаю» так не работало, и в уши помимо моей воли ввинчивались слова лысого стервятника.
– То, что вы живы после порции столь опасного яда, – не иначе божественный промысел или точный расчет. Хотя, с учетом того, что это было покушение на принца, я склонен верить во второе, – саркастично произнес он, точно выстрелил в упор, и впился в меня взглядом так пристально и колко, что я на миг ощутила себя бабочкой, на которую нацелился энтомолог с булавкой наперевес.
– Каком еще покушении? – недоуменно протянула я.
Этот ответ капитану явно не понравился. Он поджал губы, выдохнул, словно человек, который понял: быстро и просто не получится, и выдохнул:
– Вчера на вечеринке в академии на одном из столов отдельно в десерте и пунше оказались две части комплексного яда. По отдельности эти составляющие токсина безвредны, но если окажутся в организме вместе, то убьют его, – с милой улыбкой поведал мне серомундирный. – Причем отрава оказалась в любимой лавандовой пастиле его высочества, которую вы намеренно съели…
– Что? – вырвалось у меня, когда я поняла, о чем говорит этот тип. – Вы обвиняете меня в том, что я сама себя отравила?
– По мне, это отличный способ отвести от себя все подозрения, – проигнорировал мой возглас капитан. – А ведь их накопилось порядком.
– Какие еще подозрения?! В чем? – выпалила я и попыталась сесть на кровати: отстаивать свою правоту из положения лежа оказалось жутко неудобно. Я бы, может, и вовсе поднялась с кровати, но почувствовала, как вдруг закружилась голова.
Так что пришлось упереться руками в постель, чтобы не рухнуть обратно на подушку.
– В том, что именно вы посягали на жизнь и здоровье наследника престола, – бесстрастно отчеканил капитан, смерив головокружительную меня взглядом, и, видимо, решил: лучшая помощь больным – это их уложить. Но не в постель, а сразу в гроб, чтоб больше вскочить не порывались. Потому добавил: – По агентурным сведениям, в академию проник наемник, задача которого – ликвидировать наследника. И вы, леди Бросвир, отлично подходите на эту роль.
– Это еще почему? – возмутилась я. Вот как так получается?! Даже в собственной грезе я должна не целоваться с принцем, а отбиваться от обвинений в покушении на него? Где справедливость?
– Почему? – хмыкнул лысый и издевательски продолжил: – Дайте-ка подумать… Ну, во-первых, при совершении предыдущих двух нападений вас видели рядом. Во-вторых, вы удивительно быстро сдружились с адепткой Одри Хайрис, которая близка с принцем, а значит, у вас имелись все возможности, чтобы, не вызывая подозрений, быть подле объекта ликвидации. В-третьих, при всем при том вы умудрились поддерживать хорошие отношения и с Брианой Тэрвин – наследницей темного дара, которая отлично подошла бы на роль злоумышленницы. В густой тени такой потомственной злодейки можно отлично укрыться, изображая из себя наивную дурочку, не так ли?
Все эти пункты капитан говорил, загибая пальцы, так что в итоге остались два – указательный и безымянный, направленные на меня в форме пистолета. Я не удивилась бы, если бы лысый по окончании своей речи сделал «паф». Но нет. То ли он не знал, что такое пистолет, то ли все мое воображение ушло на составление обвинения, чтобы от оного я как следует испугалась.
Вот только я, вместо того чтобы затрепетать, попыталась мыслить логически.
Если бы были какие-то доказательства, кроме подозрений, то беседовали бы со мной не в палате, а в застенках. Хотя, насколько я знала историю, порой и одних наветов было достаточно, чтобы сгноить человека в камере.
А раз меня пока в нее под белы рученьки да с кандалами на запястьях не приглашали, значит банально пытались запугать, не рискуя действовать жестче. И, похоже, я догадывалась почему. Как там сказал этот капитан? «Высочество бы огорчился…» – так, кажется. Значит, моя жизнь и безопасность дороги какому-то принцу, и поэтому меня трогают, но пока относительно аккуратно?
Ответ на этот вопрос помог бы мне определиться: в романтической грезе я нахожусь или в кошмаре. Пока что было не очень ясно. Вот попытается меня сожрать дракон – тогда да, вопросов нет. А тут пока что лишь неявные угрозы…
Лысый законник (хотя приставка «без» не помешала бы, судя по манере мужика вести разговор) принял мое молчание за покаяние, не иначе, и, нетерпеливо дернув подбородком, процедил:
– Ну так как, адептка Бросвир, продолжите все отрицать?
– Да, я ни в чем не виновата, – твердо произнесла я, чувствуя, что еще вот-вот и рвану.
Только я не знала, что у капитана этот «вот-вот» только что закончился.
Миг – и он наклонился так, что рядом с моим лицом оказались его налитые кровью глаза на абсолютно невозмутимом лице. К слову, это было то еще сочетание. Таким отлично можно лечить заикание и вызывать роды. Причем не только у перехаживающих мамочек. Нет, при взгляде на подобный лик родила бы и вся акушерская бригада разом. Даже если в ней – одни мужики.
У меня лично живот уже прихватило. М-да… Как-то я не вовремя забыла, что цивилизованный разговор остается таковым до той поры, пока предмету обсуждения нельзя врезать как следует. А мне – очень даже можно…
– Это тебе не милая беседа с подружками. Так что завязывай, деточка, – прохрипел капитан, перейдя на панибратское «ты» и нависнув надо мной. Чем давил психически, атаковал химически (я ощутила запах чеснока и селедки, ударившие в нос) и воздействовал физически: боль в запястьях, которые схватили до синяков мужские руки, оказалась острой и жгучей.
– Это что-то вроде «допрашивай или допрашивай по-жесткому»? – прошипела я сквозь зубы.
Да, не удержалась. Была у меня такая отвратительная привычка: при испуге не дрожать, а язвить. Словно за колкостями можно было спрятаться, как ежу за иголками. Подсказка: нет, нельзя. Но меня это не останавливало. Я так трепетала перед угрозой.
– Плевать по какому, но ты мне сейчас все выложишь… – взбешенно прошипел этот лысый беззаконник. Теперь уже точно «без», тряхнув меня так, что челюсти клацнули.
Зря он так. Сам напросился. В следующий миг я безо всяких прелюдий укусила схватившую меня за плечо клешню. От души цапнула, как сочный стейк, прекрасно понимая, чем это должно логически закончиться. Мало того, я этого ждала. Раз уж проснуться от падения не получилось, может, пощечина поможет?
Мое покушение (или правильно укушение?) длилось недолго. Дальше последовала оплеуха. И я отлетела обратно на подушку. Щека ныла, но сознание – вот гадство! – было при мне.
А ведь в прошлый раз удалось вернуться… Как там у меня это получилось? Я задержала дыхание, все вокруг почернело и…
Да, я угодила в этот гадский сон второй раз. В первый мне пригрезилось, что я очутилась здесь, посреди то ли бала, то ли какой-то странной фэнтези-вечеринки. Кажется, там мне стало дурно. Захотела выйти, и меня поспешил проводить какой-то эльф. Но посреди парка вдруг стало не хватать воздуха, и я потеряла сознание. Когда же открыла глаза, то увидела склонившееся надо мной лицо старшей сестры, почувствовала, как она держит меня за руку, как в бок ткнулся Тумка, старательно мурча… Правда, все это было недолго.
А после снова провалилась в вязкую темную муть, вынырнула из которой вот в этой палате.
Так что сейчас прикрыла глаза, глубоко вдохнула и… не выдохнула. Стала ждать возвращения. Под веками только-только начали расплываться алые круги, легкие – гореть, а я приготовилась проснуться, как…
Удар по ребрам заставил мышцы груди непроизвольно дрогнуть и… Я сделала судорожный вдох и распахнула глаза. Надо мной склонилось налитое кровью лицо законника.
– Какого пекла ты творишь?! – проревел лысый стервятник.
– Пытаюсь проснуться, – была я сама честность и невозмутимость.
От услышанного мужик замер, словно не веря собственным ушам. Наконец, спустя томительно долгую минуту сверления меня взглядом, лысый, чеканя каждое слово, произнес:
– Бросвир, ты что, считаешь, что все вокруг – сон?
– Да, – без тени сомнения отозвалась я, готовясь напороться на еще один колко-режущий взгляд. Арсенал таких у законника был, похоже, обширный. Только этот тип вместо того, чтобы смотреть на меня, впился взором в свой браслет на руке, в котором незамутненно-зеленым светом горел камень.
– И на принца ты не покушалась? – подозрительно спросил лысый.
– Конечно, нет! Даже не думала!
И вновь сверление взглядом браслета с камнем. Последний на миг, во время вопроса лысого, подугас, но на моем ответе вновь вспыхнул зеленью.
– Можешь поклясться своей жизнью?
– Если этот допрос после прекратится – то да, клянусь жизнью, я не покушалась на принца. Ни на какого, ни вашего, ни чужого…
Едва произнесла эту фразу, которая для меня была не больше, чем просто слова, привычные, которые я не раз произносила, хотя, обычно клялась мамой, как мое тело окутало сияние.
И это было уже не привычным.
Правда, оно почти тут же исчезло, а капитан выжидательно уставился на меня, как на бомбу, которая непременно должна была рвануть по сценарию и всем законам жанра, но так и осталась целой.
– Твоего ж дохлого тролля! – с досадой выдохнул капитан и, прикрыв глаза, потер переносицу и пробормотал себе под нос: – И везет же мне! Не убийца, не жертва, а похоже, что просто безумная. Сутки поисков дракону под хвост.
С этими словами он развернулся и направился к двери палаты. Не оборачиваясь, щелкнул пальцами, и враз на меня обрушились звуки, доносившиеся из окна и коридора.
На пороге палаты капитан остановился, полуобернулся и произнес, вновь перейдя на подчеркнутое «вы», словно ничего в палате не случилось:
– Но если думаете, адептка Бросвир, что одной клятвы достаточно и теперь вы вне подозрений, то ошибаетесь. Мы будем за вами следить.
На этом он открыл дверь и вышел, и в палате остались мы трое: я, непонимание и этот странный сон…
Вот только, когда я прислушалась к собственным ощущениям: саднящим ладоням, отбитым лопаткам, которыми я проехалась по черепице, горящей от оплеухи щеке, болевшей груди, голоду, что скрутил живот, вдруг начало закрадываться подозрение. А действительно ли это сон? Слишком уж все реально…
Но если на секунду, на самый краткий миг допустить, что это так, то… как я здесь очутилась? Последнее, что помню из реальности, до того момента, как первый раз оказалась в этом странном месте – это мой планшет. Его младшая сестра у меня прихватила без спроса, чтобы почитать книгу: свой телефон она умудрилась на днях разбить…
