90-е: Шоу должно продолжаться
Саша Фишер
Свои первые девяностые я пропустил. Пока страна училась капитализму и демократии, я служил в горячих точках. А когда вернулся, девятки сменились нулями, и началось новое тысячелетие.
А в 2023 году я умер. Но вместо того, чтобы попасть в мир загробный, я снова оказался в нашей реальности. В теле патлатого парня из рок-группы. В 1991 году.
Вот так и начались мои приключения на вторые девяностые.
Саша Фишер
90-е: Шоу должно продолжаться
Глава 1
Музыканты бодро запилили последний аккорд и опустили инструменты. Толпа разгоряченных зрителей разразилась аплодисментами и радостно взвыла. Потом в зале воцарилась относительная тишина. Фронтмен группы, название которой я не запомнил, с придыханием сказал в микрофон «Спасибо!» и объявил перерыв. Народ неспешно потянулся к бару.
– Еще мне водки налей! – увесистый кулак грохнул по стойке. – Учить она меня еще будет! Я свою норму знаю. Наливай, овца тупорылая!
Феечка за стойкой захлопала ресницами и беспомощно посмотрела на меня.
– Проблемы? – я присел на высокий табурет рядом с источником беспокойства. Престарелый хрен в кожаной куртке, на которой кожи от заклепок было почти не видно, на пальцах перстни с черепами, драконами и еще какой-то мифической фауной, седеющие и редеющие патлы свешиваются на плечи. Отчетливое пузико. Типаж понятен, в общем. Стареющий рокер.
– А ты еще кто такой? – взгляд помутневших глаз сфокусировался сначала на моем лице, а потом на бейдже «Служба безпасности». – А… Из этих… Тоже будешь жизни учить?
– Ни в коем случае, – дипломатично заверил я. – Просто выкину на мороз, если будешь буянить.
– Да? А ты знаешь, вообще, кто я такой? – патлатый хрен попытался привстать, но табуретка опасно качнулась, и он схватился за стойку. Феечка взвизгнула.
«Какой-то говнарь на пенсии», – подумал я.
– Это же я… Я стоял у самых истоков! – вдруг хрипло заорал он, рванув ворот кожанки. – Мы же на этой сцене… ууу… Как мы отжигали, мама не горюй!
Он упер голову в кулаки и тихонько взвыл.
– Может ему такси вызвать? – тихонько сказала феечка мне на ухо.
– Не заморачивайся, киса, – ободряюще сказал я. – Займись делом, там клиенты уже заждались своего мохито.
Феечка с готовностью упорхнула, оставив меня наедине с этим «монстром рока». Эй, он там не заснул, часом?
А, нет. Зашевелился и снова повернулся ко мне. Да уж, жизнь его потрепала. Сколько ему? От силы полтос ведь, как и мне. А выглядит на все семьдесят. Хотя что за чушь? А как он еще должен выглядеть? Явно ведь всю жизнь бухает, как не в себя. Проливая крокодиловы слезы над былыми «отжиганиями».
– Братишка, вот ты скажи мне… – мужик подался ко мне, обдав ядреным табачно-водочным перегаром. – Разве это рок? Да какой это, нахрен, рок… Они же кастрированные все! Панки? Ха! Да они настоящих панков даже не видели никогда! Вот ты прикинь, братишка, я к одному подошел, ну, чтобы выпить с подрастающим поколением. А он – веган! ВЕГАН! Я, говорит, алкоголь не употребляю, извините. Да какой он, в жопу, панк?!
– Владимир Львович, давайте я выкину этого обсоса, – это Степа. Шея шире головы, ширина лба – два пальца, свернутый набок нос. Хороший человек Степа. В недавнем прошлом мастер спорта по боксу в супертяжелом весе, поэтому клиентов старается не бить.
– Да брось, – я махнул рукой. – Видишь у нас тут ветеран «Рок-провинции». К нему со всем уважением надо.
– Так я его нежно выкину, – Степа оскалился. Ну, то есть, он, наверняка считал, что улыбается. – Со всем уважением. Я слышал, что раньше их менты на пинках гоняли, вот и вспомнит молодость.
– Нет в тебе чуткости, Степа, – я похлопал его по могучему плечу.
– Где та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли? – пожилой рокер снова рванул ворот куртки. На пол со звоном посыпались металлические запчасти. – Это что ли они? Эти… Эти… Да это же попса голимая!
Слово «попса» он выплюнул как самое грязное ругательство. Причем выплюнул в прямом смысле слова – забрызгав слюной глянцевую поверхность барной стойки.
– Рок-провинция! – продолжал разоряться он. – Где тот обрыган, который это убожество так назвал?! Приведите его сюда, я в глаза его посмотреть хочу!
– Если вам не нравится концерт, я могу вам такси вызвать, – мирно сказал я.
Вообще-то, организатора этого фестиваля я хорошо знал. Это же мой однокашник Генка придумал вспомнить лихую историю местного рока и возродить мероприятие девяностых. И меня с ребятам по дружбе попросил поработать охраной на молодежном мероприятии. Захотелось ему вспомнить молодость, понимаешь. Ностальгия по эпохе тотальной свободы и веселого хаоса. Я согласился, хотя эти пресловутые девяностые, считай что, не застал.
Когда страну лихорадило в политическом угаре, а по белому дому палили танки, я одной рукой опрокидывал стопку за свой дембель, а другой – подмахивал контракт на дальнейшую службу.
Когда страна встречала девяносто пятый, и у всех в бокалах плескалось шампанское разной степени приторности, моя синева расплескалась на железнодорожном вокзале города Грозный.
Когда бывшие однокашники заколачивали свои первые бабки, я месил стылую грязь Гудермеса и спал в урывками в обнимку с автоматом.
В новый год двухтысячного я валялся один в своей честно заработанной однешке, слушал, как седовласый Борис мямлит свое знаменитое «Я устал, я ухожу» и пил из горла шампанское, еще не представляя, как буду жить дальше. Так что девяностые для меня закончились, так и не начавшись.
– Так нальют мне водки, или я разнесу этот гадюшник вдребезги и пополам? – белугой взревел патлатый. И выхватил что-то из-под куртки.
И время сразу замедлилось. Пожелтевшие от курева пальцы сжимали обтекаемый бок чертовски знакомого, но совершенно неуместного здесь предмета. РГД-5, ручная граната дистанционного действия. И с неожиданной для пьяного тела скоростью патлатый вырвал из нее кольцо и швырнул себе за спину.
Четыре секунды.
Степа раскрыл рот, но заорать еще не успел. Глаза феечки за стойкой стали огромными и круглыми.
Три секунды.
Блям-блям-блям. Граната покатилась по полу прямо под ноги стайке пестро одетой молодежи.
Две секунды.
Из зала раздался гитарный запил, возвещающий о том, что перерыв закончен, но его заглушили истошные вопли бросившейся врассыпную недорослей.
Одна секунда.
«Наверняка учебная, – пронеслось в голове в тот момент, когда я рванулся вперед и накрыл своим телом нелепый маленький смертоносный предмет. – Как дурак буду выглядеть… Да и хрен с ним, потом поржем».
Взрыва я не услышал. Просто мир раскололся на множество осколков, которые закружились в диком калейдоскопе, затягивая меня в черную воронку небытия.
****
– Велиал, просыпайся! – кто-то безжалостно тряс меня за плечи. При очередном встряхивании башка упала мимо подушки, гулко стукнулась об пол и загудела. – Да просыпайся ты, сейчас мама с ночной придет!
– Грмбхдфф, – очень содержательно ответил я, мучительно пытаясь сообразить, кто я такой, на каком свете и почему владелец явно подросткового голоса зовет меня Велиалом. Наконец мне удалось кое-как разлепить глаза.
Первая мысль. Граната была учебной, и по этому поводу я нажрался до изумления?
Вторая мысль. О, такая люстра у моей бабушки была!
Третья мысль. Я что, спал на голом полу?!
Кое-как я приподнялся, опершись на дрожащие руки. Башка трещала так, будто мозги провернули через советскую мясорубку с тупыми ножами. Твою мать… При чем здесь мясорубка вообще?
Я смог более или менее нормально оглядеться. Так, комната с «бабушкиным ремонтом», сервант со сдвигающимся стеклом, за стеклом… Нет, не хрусталь, как у моей бабушки, а дешевенькие стеклянные фужерчики. Посеревшие обои в цветочек, в углах уже отвалились практически, держатся на соплях. Диван. Облезлый продавленный, накрытый самодельным покрывалом из кусочков ткани. А сверху на покрывале распласталось тщедушное тело неопределенного пола – из-под спутанной гривы рыжих волос торчал острый локоть.
– Бельфегор, просыпайся! – снова раздался тот же самый голос, который меня и разбудил. Только теперь он тряс тело с дивана. А я смог, наконец, рассмотреть, кто это у нас такой настойчивый. Лицо наполовину закрыто растрепанными волосами. Черными, хотя… Какой-то пегий цвет, будто хозяин волос пытался покрасить свою гриву в радикально черный, но руки у него растут из тощей костлявой жопки. С которой почти сваливаются серые джинсы, разрисованные сверху донизу пентаграммами, перевернутыми крестами и еще какими-то очень оккультными символами.
– Отстань, Астарот, дай поспать, – острый локоть с размаху врезался под ребра настойчивому. Тот ойкнул, но принялся трясти чувака с дивана с удвоенной силой. – Бельфегор, ну что за дела? Я же говорил, что у меня мама с девять с ночной возвращается!
– А сейчас только восемь… – проныл голос откуда-то снизу. Я повернул раскалывающуюся башню в ту сторону. Стол. Квадратный, полированный, родом откуда-то из недр дремучего Советского Союза. На столе – ручная швейная машинка, черная с золотистым узором. Хозяева этой квартиры обнесли ретромузей?
А под столом, завернув в клетчатое байковое одеяло верхнюю часть тела лежал еще один волосатик. Для разнообразия, толстенький, а не тощий.
Дайте угадаю, этого зовут Бегемот? Я что, попал в ад? Велиал, Бельфегор, Астарот… Это же какие-то демоны? Тогда я, получается, тоже демон? И этот волосатый дрищ пытается меня поднять, чтобы я занялся своими прямыми обязанностями? Ну, там, грешников истязать, дровишек под котлы подбрасывать…
– Мне еще надо порядок навести! – в голосе названного Астаротом зазвучали истерические нотки. – А то будет как прошлый раз! Выметайтесь уже! Велиал, даже не думай обратно засыпать!
– Я не засыпаю… – пробормотал я и почувствовал непреодолимое желание вернуть голову обратно на подушку, в смысле, на скомканную как попало джинсовую куртку и накрыться сверху… эээ… вот этим. Кстати, что это? Какое-то пальто что ли? Мех облезлый, пуговицы. Ну точно, пальто.
– Велиал, ты совсем обнаглел?! – Астарот подскочил ко мне и вырвал из рук это поношенное недоразумение темно-бордового цвета. – Я же говорил, что нельзя трогать мамины вещи!
– Ну и подумаешь… – сказал я. Стоп. Это я сказал? Что с моим голосом?! Да и вообще… Я уставился на свои руки. То есть, какие-то чужие руки, которыми я почему-то мог двигать. Свои руки я отлично знал. На запястье уже изрядно расплывшаяся татуха еще с армейки – 0(I). Можно было давно свести, но рука не поднималась, все-таки память. И шрам от ожога в форме Африки. Неудачно приложился к раскаленной броне. А эти руки были девственно чисты и… Такие тощие. Локти как у буратины.
– Да блин! – взвыл Астарот. – Да если моя мама опять нас тут застанет, она мне голову открутит!
– Ой, да зачем тебе голова, Астарот, ты все равно ей не пользуешься… – пробурчал с дивана рыжий Бельфегор. Хм, смотрите-ка, я уже начал запоминать клички этих волосатиков. Или… Или я их и раньше помнил? Кто я вообще такой?
Воспаленное сознание подсунуло мне видение катящейся по полу ночного клуба гранаты и сморщенную рожу престарелого рокера. Или это мне приснилось? Кто я вообще такой?
Так, стоп. Я Владимир Львович Корнеев, позывной Камыш. Год рождения – одна тысяча девятьсот семьдесят третий, возглавляю охранное агентство «Лев». Но тогда почему…
Я тряхнул головой. Внутри черепа взорвалась боль, перед глазами заплясали цветные пятна, по щекам хлестнули длинные патлы.
– Где туалет? – промычал я, поднимаясь на нетвердо стоящие ноги. Так, на мне тоже серые джинсы. На которых черной ручкой нарисованы всякие сатанинские символы. У нас в аду униформа такая?
– Ты дурак что ли, Велиал? – Астарот, оставивший меня и еще двух своих гостей на время в покое, собирал валяющиеся по всей квартире бутылки.
Да уж, в хрущевской смежной двушке выбор невелик. Направо – в крошечную кухню, налево – в крошечный же коридор. А там дверь. А за дверью – совмещенный санузел, кошмар любого социопата.
Я сел на низкий неудобный унитаз. Острые колени оказались где-то в районе подбородка. Если бы башка так не трещала, я бы, наверное… Я бы что? Охренел? Офонарел? Заорал от ужаса?
Мысли ворочались в голове, медленные, тупенькие и толстые. Больше одной за раз у меня в черепе не помещались. Надо бы посмотреть в зеркало, но как-то очково. Понятно уже, что я ничего хорошего там не увижу, судя по рукам и ногам.
А может это сон просто? Или может я в коме? Ну мало ли, выжил после взрыва гранаты, сейчас валяюсь на аппарате, вот мне и мерещится… Всякое. Я в тот раз когда с трубкой в легких проснулся, мне тоже всякая дичь мерещилась.
Ага, выжил. Подо мной РГД взорвалась, как бы я выжил? Терминатор я что ли?
Ладно, фигли тут? Три-два-один, пошел!
Я поднялся, покачнулся от такого резкого движения, схватился за раскаленную трубу полотенцесушителя. Ощутил под пальцами шероховатую поверхность облупившейся краски.
Глянул в овальное зеркало над раковиной. Память услужливо подсказала, что у бабушки было такое же. Из-за стекла на меня смотрел субтильный сутулый подросток с длинными спутанными волосами. На черной футболке кривая надпись «Ангелы Сатаны». Нарисовано белой краской. Лицо… Ну, обычное, хорошо хоть не в прыщах. Глаза – серые, нос длинноват, но… Да хрен знает. Лет наверное… шестнадцать-семнадцать?
– Ты кто? – шепотом спросил я у своего отражения. Оно, ожидаемо, промолчало.
«Может это правда ад? – снова подумал я. – Я умер, и это мое персональное посмертное наказание за грехи». А всякие там «свет в конце тоннеля или котлы со сковородками – это все вымысел и беллетристика. Был суровый дядька, стал – длинноволосый говнарь в одной квартире с тремя такими же говнарями-приятелями. И теперь у тебя целую вечность будет похмелье, а нытик-Астарот будет пытаться выставить вас в темное осеннее утро. Холодное, наверняка.
– Велиал, ты долго еще? – заколотился в двери Бельфегор.
