Поднявшись на седьмой этаж, пытаюсь отпереть дверь выданным матерью ключом. Но почему-то тот только с пятой попытки вставляется в замочную скважину. Захожу внутрь, слыша шум и шаги с кухни, что звучат всё ближе и ближе.
Сердце отчего-то ускоряется, как будто предчувствует беду. Надвигающееся цунами, волна которого в щепки разнесёт привычную жизнь многих. Руки потрясывает, а пальцы холодеют. Да что со мной, чёрт его дери?
– Ма… – произношу в пустоту и осекаюсь, потому что всё вокруг будто бы погружается в вакуум.
А до моего слуха доносится голос мужчины. Бархатный, властный, требовательный:
– Вы, собственно, кто?
Вцепляюсь руками в дверную раму.
Мне кажется!
Этого не может быть!
Дыхание становится слишком шумным, в висках пульсирует, отбивая пульс набатом. В голове только одна мысль: «Неправда!»
– Это – моя сестричка, Яна, – в помещение плавно входит рыжеволосая женщина и хватает под локоть мужчину. – Прости, дорогой, не успела тебе рассказать! Она поживёт тут недельку. Ты её даже не заметишь! – чуть ли, не пища от радости, мама переключает внимание на меня: – А это – Дмитрий Дмитриевич. Мой муж.
Муж? Муж!
Тело не слушается, становясь похожим на натянутую тетиву. В горле колючий ком, который я не в силах проглотить. С трудом заставляю себя поднять голову, чтобы взглянуть в светло-карие, с золотистым оттенком глаза не моргая.
– Приятно познакомиться, Яна, – безразлично и холодно произносит мужчина, протягивая широкую ладонь, не удосуживаясь даже попытаться выглядеть дружелюбным.
Всё вокруг замирает, мир окрашивается в чёрный.
Мой новый отчим меня не помнит. А мы с ним встречались, и не единожды. Последний раз… Когда я решила с ним переспать.
Глава 3.
Яна.
Конечности деревянные. Не получается поднять руку, чтобы протянуть её в ответ. Дмитрий выгибает бровь и непонимающе смотрит на маму, а в глазах немой вопрос: «Она у тебя с прибабахом?»
– Устала после перелёта. Ещё и по городу гулять, не отдохнувши, пошла с этим своим… как его? – отвечает она за меня.
Заметно, что маме вся ситуация ой как не нравится, а из-за моего поведения ей неловко.
– С Женей… – по привычке поправляю её.
И тело постепенно отмирает, начиная слушаться. Медленно, с усилием протягиваю свою ладонь для приветствия. Это прогресс, и я даже умудряюсь выдавить улыбку.
– Что ж, Дмитрий вернулся раньше, чем я ожидала, – мама кокетливо оглаживает плечо своего мужа. – Мы ужинаем. Если хочешь, приходи на кухню.
Я знаю, что мама совершенно не желает, чтобы я на самом деле села с ними ужинать. Но при мужчине никогда этого не покажет.
– Конечно… – еле выдавливаю из себя.
Двое удаляются в сторону кухни, а я, скинув шапку, шарф, угги и пуховик, несусь в ванную комнату, поспешно запирая дверь. Умываюсь ледяной водой, всё ещё надеясь, что это кошмарный сон и я сейчас проснусь.
Но это не сон. Как такое вообще возможно? Как случилось, что Дмитрий Северский, легенда в авиации, самый желанный холостяк, должный сейчас, как второй год, летать на авиалиниях ОАЭ, вернулся в наш город? Как так вышло, что избранником матери стал именно этот мужчина, в которого я влюблена с пятнадцати лет? Мужчина, что был известен своей холодностью и слыл одиноким волком, без друзей, без возлюбленной. Мужчина, преследовавший меня во снах почти каждую ночь? Мужчина, новости о котором я отслеживала чуть больше трёх лет?
Я мечтала о нём ровно с того момента, как бабуля отправила пятнадцатилетнюю меня в летний авиа-лагерь в области. Я бывала там и в более раннем возрасте. Все дети «авиации» ездили туда. И каждую смену в лагерь приезжал кто-то из опытных пилотов, бортинженеров, старших бортпроводников и так далее, чтобы рассказать мечтающим пойти по стопам своих родителей или родственников детям подробнее про авиацию.
Тем жарким летом приехал Дмитрий. Легенда. Тридцатишестилетний первый пилот, сумевший посадить пассажирский лайнер с полностью отказавшей гидравликой, лишь на рычагах управления двигателем без жертв, когда весь борт вместе с пассажирами и экипажем уже похоронили даже опытные коллеги. Потому что, это в девяноста девяти процентах катастрофа. Это – как управлять машиной без руля, только педалями. Вот только машина на земле, а самолёт несётся в небе, и люди в нём заперты, как в металлической ловушке. Поэтому он герой, приставленный к награде. Он был героем и до этого. Садился с единственным работающим двигателем, хотя это как раз таки вполне штатная ситуация. Садился и при возгорании на борту. Садился и взлетал в ужасных погодных условиях. Говорили, что он пилот от Бога. А некоторые считали сумасшедшим и слишком рисковым.
А ещё Дмитрий Северский был богат, получив в наследство бизнес отца, что его не интересовал, невозможно красив, привлекателен и желанен женщинами. Даже несмотря на его отстранённость и скверный характер.
Почему влюбилась в него?
Этот вопрос я задавала себе на протяжении всей смены. Тогда я ещё не могла понять свои чувства, и это ломало во мне что-то поважнее костей. Но я его замечала. С первого же взгляда. И моя заинтересованность росла в геометрической прогрессии. В пятнадцать я не видела в этом ничего такого. Не искала странностей в том, что мой взгляд постоянно искал его, останавливаясь на длинных пальцах, которыми он придерживал кружку с кофе в столовой, пока гостил в лагере. Останавливался на идеальной шее, которая виднелась из-за воротника такой же идеальной рубашки. Блуждал по идеально отточенному профилю и волосам, в которые хотелось запустить руку.
Я была мала и неопытна, чтобы понять себя. Не могла осознать, почему при взгляде на него без рубашки, низ живота так сильно тянуло. Не понимала, почему не была в состоянии вымолвить и слова, когда он рассказывал нам, детям, каково это – летать. И не знала, почему не получалось выдержать зрительный контакт с его глазами цвета горького янтаря дольше нескольких секунд.
Не понимала, но уже записывала его имя в свой дневник, глупо представляя нашу свадьбу.
А когда он уехал через три дня, осознала – влюбилась. И не просто влюбилась. Грезила во сне и наяву. Не могла избавиться от этих мыслей. Но всё же понимала: где он и где я? У нас разницы двадцать один год. К чему ему пятнадцатилетний подросток?
Списав всё на первую любовь, схожую с благоговением перед кумиром, которая почти всегда бывает невзаимной, я пыталась начать встречаться с ровесниками. Особенно когда самый популярный мальчик в колледже положил на меня глаз. Не получилось. Северский прочно засел в моей голове.
Раз за разом перед сном я представляла нашу новую встречу. Вот вырасту, стану такой, чтобы он посмотрел на меня, как на женщину, а не на девчушку из лагеря. В моей голове мы случайно сталкивались в аэропорту, и он, конечно же, влюблялся с первого взгляда. В моей голове он сразу же звал меня на свидание мечты, а я, немного медлила с ответом, чтобы показаться ему «загадкой». Миллиарды раз он признавался мне в любви в фантазиях. А я становилась той единственной, кому позволено быть рядом с ним, кто скрашивает его одиночество.
И я выросла. А любовь не прошла. Я начала желать его по-другому. И ни один мужчина не вызвал подобных чувств. Даже мысль о чужих касаниях, не его, заставляла презрительно скривиться.
Пришло время, и долгожданная встреча состоялась в Московском аэропорту. Он прошёл мимо и даже не взглянул в мою сторону. Впрочем, как и в сторону других людей. А потом ещё раз этим летом…
И я не рассчитывала увидеть его даже в ОАЭ, хотя бы мельком. Всё же в той авиакомпании настолько крупный штат и сотни рейсов в разные направления, что пересечься с кем-то почти нереально. Но мы не просто увиделись. Сегодня он вошёл в мою жизнь в качестве нового отчима.
Солнечное сплетение от этих мыслей сильно сдавливает. Я ощущаю, как мне не хватает воздуха. Опираюсь на раковину, сжимая края до побелевших костяшек. Хочется кричать, выть от бессилия. Впервые я прочувствоваю подобное состояние на себе. И даже врагу не пожелала бы испытать эти эмоции.
Так больно…
Чертовски больно.
Как смогу воспринимать его в таком ключе? Это за гранью возможного.
Оглядываю себя в зеркало. Я думала, что, если мы вдруг и встретимся опять, я снова буду выглядеть безупречно. А до «безупречно» как до луны. Даже банальное «хорошо» не подходит. Лицо бледное, губы искусаны, передние пряди волос намокли, прямая чёлка распушилась из-за шапки.
Мы совсем не похожи с матерью. Я унаследовала черты отца. У меня его молочно-шоколадные волосы. Его серо-карие глаза. Его пухлые губы. Его овал лица. От матери разве что форма носа.
Она ярче, эффектнее, всё ещё с отличной фигурой и безупречной укладкой. В детстве я очень хотела быть похожей на маму. Мечтала о травянисто-зелёных глазах, об очерченной линии губ, о красивых островатых скулах и светло-рыжих, ближе к русым, волосах, которые мама в последние годы стала красить в более яркий оттенок.
Вспоминается сухой взгляд Дмитрия, брошенный мне на секунду. Наверняка на маму он смотрит по-другому, раз уж выбрал её из всех.
Наверное, даже хорошо, что он меня не помнит. И в принципе не удивительно. Всё же я постаралась тогда.
Вдыхаю и выдыхаю, понимая, что съезжать мне отсюда нужно как можно скорее. Иначе, глупое сердечко просто не выдержит. Забираю влажные пряди за уши, приглаживая волосы. Хватаюсь дрожащими пальцами за ручку двери и отпираю.
Глава 4.
Яна.
Я должна. Нет, просто обязана, увидеть их семейное счастье собственными глазами, чтобы убить в себе иллюзии. Чтобы было проще. А потом… Попрошу у Женьки в долг, сниму комнату, пока мама не решит вопрос с жильцами в бабушкиной квартире.
Захожу в кухню, ощущая, будто шагаю в пропасть, вдыхая аромат запечённого мяса с картошкой. Мама редко готовила, по крайней мере мне: горячий бутерброд сделает и ладно. Но за своими мужчинами всегда ухаживала. Вот и сейчас стол накрыт по первому разряду, помимо мяса с картошкой тут есть салат из свежих овощей, какие-то рулетики и морс. Быстро скольжу взглядом по кухонным полкам, удивляясь: множество баночек со специями, формы для выпекания, кастрюльки, сковородки, наборы ножей. Как будто тут и правда кухня идеальной домохозяйки. А ведь на маминой квартире всего было по минимуму.
Дмитрий даже не реагирует, когда я присаживаюсь с краю за стол.
– Свинина по фирменному рецепту нашей мамы, – заботливо предлагает мама любимое блюдо деда. – Тебе вроде тоже нравилось?
Совсем нет. Никогда не любила свинину. Но она, конечно, не помнит.
– Спасибо… Лид, – бесцветно отвечаю я, наблюдая, как она кладёт кусок мне в тарелку.
– Димка, давай и тебе положу мяса? Совсем ничего не ешь, – обращается мама к Северскому, а меня почти корёжит от её «Димка».
– Не стоит, – отвлекаясь от своего планшета, на котором он внимательно что-то просматривал, коротко и равнодушно отвечает отчим.
Мама переводит на меня укоряющий взгляд. Мол, это ты, Яна, виновата, что он не в настроении. Но тут же натягивает обворожительную улыбку:
– Ну что, Яночка, как там у тебя с работой? – миндальничает мама, садясь, напротив. – Сестрица приехала маму проведать. А так она у нас птица высокого полёта, в Дубай работать собралась. И не страшно этих шейхов обсуживать… – качая головой, поясняет она Дмитрию, а я опять хмурюсь от двусмысленной и неуместной фразы.
Мужчина, вдруг, тоже поднимает на меня взгляд, ожидая ответа. Всё же, зря появилась на ужине. Лучше бы сидела в комнате и была незаметной. Обдумывая ответ, дрожащими руками хватаюсь за стакан с морсом, подношу к губам и, как назло, рука дёргается, а морс окрашивает мой джемпер бордовым цветом. Просто блеск!
– Ах! Как же так, Яна! – вздыхает мама, протягивая мне бумажное полотенце. – Ты с детства совсем не изменилась, всё такая же неуклюжая!
Джемпер, тем часом, намокает всё сильнее, из-за чего мне приходится стянуть его с себя и остаться в одной белой рубашке. Щёки горят, краснея, как спелый помидор. Обречённо поднимаю взгляд на маму, быстро бросая его на совершенно равнодушного Северского.
Сложно. Очень сложно оторваться от этого идеального лица, как будто выточенного из мраморной скалы настоящим творцом. От его тёмно-синего костюма, идеально облегающего каждый изгиб мускулов, повторяя рельеф мощного тела. От длинных пальцев, которыми он, наверняка, доводит женщин до экстаза.
Одёргиваю себя, поворачиваясь обратно к маме, прикрывая пылающие щёки волосами.
– Ты так и не сказала, куда устроилась, – всё ещё пытается допросить меня мать.
– В «Крылья Сибири».
Вилка из рук мамы с грохотом падает на кафельный пол. Под моим непонимающим взглядом она оправдывается:
– Слышала, в «Крылья Сибири» сложно попасть, многих отсекают. Вот и удивилась.
– Может быть, – пожимаю плечами. – Но у меня отличные рекомендации, а на ночные разворотные всегда мало желающих.
Немного лукавлю. Ненормированный график, сбитые биологические часы, никакой личной жизни в таком ритме – это всё про ночные разворотные. Но тех, кто умудрился пройти отбор в именитую компанию в ОАЭ, всегда примут с распростёртыми объятиями.
– Да-да, кошмар! – наигранно сокрушается мама. – Яна у нас стюардесса, – обращается она к Дмитрию. – Ты ложись тогда пораньше, когда ещё выспишься!
Прямой намёк, чтобы я покинула общество «счастливой парочки»? Злость берёт верх. Вскидываю голову и показательно запихиваю кусок нелюбимого мяса в рот. Мама, понимая, что уходить я не собираюсь, переключает внимание на мужа. А я отвлекаюсь на свой пиликающий телефон:
«Без проблем добралась?» – спрашивает Женька в смс-ке.
«Почти. С отчимом вот познакомилась», – печатаю в ответ.
«Ну и каков этот старикан? Не скрючило от инсульта при виде молоденькой красивой девушки?» – отвечает друг, а я даже через текст чувствую его насмешливую интонацию.
Признаваться в том, кого именно постигла участь стать моим отчимом, пока не хочу, поэтому просто пишу:
«Ему нет и сорока. Вообще-то, тридцать девять».
«Какое чудо! До пенсии ещё далеко – уже хорошо», – отвечает Ершов, добавляя смеющихся смайликов и вызывая на моём лице улыбку. – «Держись там, Колесникова! Если что, двери нашего дома всегда для тебя открыты. Даже ночью»
«Спасибо за заботу, только тебе и бабуле есть до меня дело», – быстро пишу я, улыбаясь и выходя из диалога.
Накалываю на вилку картофелину, пытаюсь проживать. Но еда совсем не лезет. Потому желаю новоиспечённому семейству спокойной ночи и, удаляюсь в выделенную мне комнату.
А закрыв дверь и сев на односпальную кровать, обхватываю голову руками. Ужасное чувство охватывает душу. О чём-то подобном рассказывала школьная подружка, когда мальчик, что ей до безумия нравился, обратил внимание на другую девочку, а подруге, в тот вечер на даче, пришлось оставить их наедине, дабы не быть третьей лишней и уйти в другую комнату. Всю ночь она тогда металась по постели, сгорая от чувств, зная, что они там вдвоём. Что он не с ней.
Вот только Северский давно не мальчик, а муж моей матери. И я, собственно говоря, не имею прав на подобные мысли. Больше не имею…
Переодеваюсь. Наливаю водички в кормушку Кеше – волнистому попугайчику зелёного окраса с жёлтой мордочкой. Самый обычный попугайчик, которого я подарила бабушке перед отъездом, чтобы ей не было скучно, стал её любимчиком. А сегодня я нашла его на балконе, куда мама бездушно запихнула несчастную живность. Спасибо, что корм насыпала и балкон был застеклённым.
Боясь услышать что-то лишнее из-за соседней стены, вставляю в уши беруши. Так спокойнее. Но даже укрывшись с головой одеялом, сон всё равно не идёт. Так и ворочаюсь в полусне почти до утра.
Поднявшись с кровати, радуюсь, что ни с кем из «соседей» по квартире не сталкиваюсь. Бесшумно и быстро собираюсь. Знаю, что могут оформить, отправить на инструктаж на полдня, а вечером на рейс. Поэтому сразу собираю небольшой чёрный чемоданчик: документы, как внутренние, так и загранпаспорт на всякий, свидетельство бортпроводника, медкнижка. Увлажняющий крем для рук, маски для лица, капли для глаз – незаменимые вещи, потому что воздух в самолёте очень сушит. Освежающие салфетки, духи с нерезким ароматом, медицинскую косметичку с таблетками, каплями для носа и ушей, кремом для вен. Косметичку с косметикой. Компрессионные колготки, сменные вещи и купальник, если придётся оставаться в отеле. А ещё чек-лист по открытию двери самолёта, на всякий случай. Всё остальное выдадут вместе с формой.
Затем макияж. Сложная и важная часть начала дня у бортпроводницы, а в «Крыльях» он обязателен. Первым делом нужно подготовить кожу: сыворотка, крем для лица и глаз. Из-за работы кожа постоянно находится в сухой среде, поэтому её нужно увлажнять. Дальше тон и консилер. Немного скульптора, чуть-чуть румян. Уложить брови, нанести перламутрово-серебристые, почти незаметные любимые тени. Затем стрелки, тушь и одну из любимых красных помад на губы. Завершаю всё капелькой хайлайтера и фиксирующим спреем.
Вне работы я почти не наношу макияж, не считая кремов, давая коже отдохнуть. Но на рейсе профессия обязывает быть безупречной.
С причёской тоже приходится заморачиваться. Сегодня первый день и хочется выглядеть хорошо. Потому быстро пройдясь по чёлке утюжком, разбираю прямой пробор, делаю по бокам маленькие жгутики из передних прядок, собираю сзади в низкий хвост, плету косу, скручиваю её в пучок-улитку, фиксируя каждый оборот невидимками. Причёска выглядит великолепно, но не из самых практичных, поэтому приходится зафиксировать всё лаком для волос.
«Европейский берег», где поселились мать с отчим, находится в прекрасном районе на набережной реки Обь, вот только очень далеко от Толмачёво. Соответственно, добраться до аэропорта я могу всего двумя доступными мне способами: рейсовый автобус или электричка. Такси в аэропорт – слишком дорого, для каршеринга у меня нет прав, а аэроэкспресса у нас в городе, увы, нет.
Поэтому, собравшись, сильно заранее выхожу из дома, чтобы дойти до остановки автобуса и доехать на нём до вокзала. Затем электричка до станции «Обь», а потом маршрутка до Толмачёво. Из-за такого неудобства ещё не раз припоминаю «добрыми» словами маму, сдавшую бабушкину квартиру, откуда в разы удобнее добираться. Её-то, наверняка, на работу возит Северский на машине!
И вот, я на месте. Прохожу досмотр и иду оформляться в отдел кадров, раз пять проверив до этого, все ли документы на месте. Присаживаюсь на стул возле ближайшей к двери темноволосой девушки, передаю трудовую и называю фамилию. Пока она что-то активно печатает на клавиатуре, я уставляюсь в окно, во всей красе утренней серости разглядывая взлётно-посадочную. Наблюдая за тем, как с разгона взмывают друг за другом самолёты, дух перехватывает. Всего меньше недели без работы, а я так тосковала по небу!
– Яна Денисовна, летите сегодня, – сообщает брюнетка, почему-то сочувственно улыбаясь.
– Нет проблем. Я готова, – киваю в ответ. Как и ожидалось. – Во сколько инструктаж?
