Я слышу, что они о чем-то переговариваются, но до меня долетают лишь обрывки их фраз. Впрочем, я не пытаюсь вникнуть в суть разговора.
Это хорошо, что они заняты, у меня появляется время взять себя в руки и открыто взглянуть на Руслана.
Такое ощущение, что последний раз мы виделись только вчера. За три года никаких изменений. Та же небрежная поза, как будто одним своим присутствием он делает одолжение, короткие волосы, светлые джинсы, черная рубашка с расстегнутым воротом. Зажатая между пальцами сигарета.
Он не частит, как будто вообще забывает о том, что курит. Так, изредка пускает сизое облако дыма.
Когда-то я все пыталась понять: зачем ему вообще сигареты? Вкус отвратительный. Запах не самый приятный. Хотя к нему этот запах не прилипал.
Помнится, я даже нашла пояснение – это от одиночества. Люди часто курят от одиночества – так говорили в сети. Но одиночество – это не про Руслана.
Высокий, они практически одного роста с моим братом, в хорошей физической форме, тоже темноволосый, хотя его волосы и гораздо темнее. Иногда их даже принимали за братьев, а не за лучших друзей. Но разница между ними огромна – для тех, кто умеет слушать и видеть.
Трудный навык, но, кажется, я этому научилась.
– Люда! – обернувшись, окликает Вадим.
Руслан медленно переводит на меня взгляд, как будто только сейчас замечая, что брат не один. Между нами метров пятнадцать-двадцать, но у меня от его взгляда внутри все неприятно сжимается.
У него зеленые глаза. Я это отчетливо помню. И они могут быть добрыми – это я помню тоже, но сейчас ощущение, будто по мне скользит холодная плеть.
Чтобы сделать первый шаг, я практически отталкиваю себя от машины. Подойти, поздороваться, пройти мимо.
Это несложно.
Самое меньше испытание из тех, что мне предстоит.
– Ты как здесь? – интересуется Вадим у Руслана.
– Приняли хорошо. Если тебя это интересует. А с учетом, что ты забыл их предупредить обо мне – то даже отлично.
– А я откуда мог знать, что ты приедешь?
Руслан медленно потирает костяшки пальцев правой руки. От большого до мизинца. Потом отвечает:
– Ты меня сам позвал.
– Серьезно? Ну да, вполне может быть, – брат обнимает меня за плечи и тепло улыбается. – Был так рад, что ты наконец прилетаешь, что перепутал дни. Еще минут пять, и я целый день твой. Нам с Русом действительно нужно кое-что обсудить.
– Не меняй из-за меня свои планы, – отмахиваюсь. – К тому же, у меня они тоже есть, и целый день с тобой в них не входит.
– Любопытно. Я значит, ждал ее, ждал, а она… Ты слышал, Рус? Раньше все пыталась за нами хвостом увязаться. А теперь все – свободны. Изменилась девочка.
Выпустив струю сигаретного дыма, Руслан задерживает на мне долгий взгляд, как будто действительно сравнивает и пытается найти изменения. Но так ничего и не говорит. И ни единой эмоции на лице, впрочем, он на них вообще скуп.
– Привет, – говорю я, когда молчание сильно затягивается.
Даже выдаю улыбку, за что хвалю себя. Помедлив, он едва заметно кивает и снова затягивается.
Ну вот и все, можно идти.
Поднявшись по ступенькам, я только успеваю пройти мимо Руслана, когда распахивается дверь и меня окутывает сначала запахом выпечки, а потом ароматом знакомых, цитрусовых духов. А уже через секунду я попадаю в объятия мамы.
– Наконец-то… – шепчет она растроганно. – Я все жду-жду, у нас даже кексы подгорели… А вы на улице топчетесь! Вадим, что же ты их на улице держишь?
– А что, – хмыкает брат, – ты уже разрешаешь курить в доме?
Мама морщится, а потом добродушно машет рукой.
– Ради того, чтобы увидеть свою доченьку пораньше, я и на такое согласна. Ну все, хватит стоять! Там еще папа тоже соскучился. И тетя Глаша. Давайте, все за стол! Вадим, Руслан, и ты тоже. Тоже ведь по Людмиле скучал!
Мама это говорит так уверенно, как будто действительно считает, что тот дни считал до моего возвращения. Хотя он понятия не имел вообще, что я прилетаю. Я жду, что Руслан возразит, он ведь всегда говорит то, что думает, но…
Он молчит.
И так же молча заходит в дом следом за нами.
Глава 2
– Ну как тебе? – слышу за спиной голос мамы.
Это она замечает, что я осматриваюсь. Цветовая гамма стен изменилась – стала теплых серо-молочных оттенков. Раньше мы не могли переубедить маму избавиться от фиолетово-оранжевой раскраски. Правда, ее любовь к необычному проявилась в сиреневой люстре, которая напоминала огромного ежа и в светильниках той же формы. А еще исчезли картины современных художников. Мама убеждала нас, что когда-нибудь они будут стоить баснословных денег, а художники станут известными.
– Все, – говорю я, грустно кивнув в сторону опустевшей стены, – у них шансов нет?
Мама смеется и целует меня в макушку.
– А я все думала: заметишь ты или нет, что что-нибудь изменилось? А еще… а еще волновалась, понравится ли тебе дом.
Дрожь в ее голосе заставляет меня почувствовать легкий укол вины. Я сжимаю ее ладони, говоря: я здесь, мам, я здесь, все хорошо.
Несмотря на кое-какие изменения, дом остался прежним – уютным, распахивающим свои объятия, привечающим светом и знакомыми запахами. Сняв обувь, с удовольствием чувствую прохладу, и кажется, что через мои стопы дом делится со мной своей энергией, помогает мне отдохнуть после долгого перелета.
– Нравится, мам, – говорю я, – очень нравится. Как мне может не понравиться наш дом?
Она гладит меня по плечам и отпускает, когда я замечаю папу. Он выходит из гостиной и хмурится. Он всегда хмурится. И я так рада, что ничего не меняется. Разве что на его лице добавилось несколько новых морщинок и в темные пряди затесалось несколько серебряных нитей.
Я не видела этого по видеосвязи. Или не замечала, не обращала внимания, слишком была зациклена на себе.
– Пап… – Я утыкаюсь ему в грудь, потому что он сам преодолевает разделяющее нас расстояние, наверняка почувствовав, как сильно я хочу обнять его. – Папочка, я так соскучилась!
Его рука ложится мне на спину, а потом он неловко прижимает меня к себе.
– Я тоже, – слышу спустя долгую паузу, и обнимаю его двумя руками, как в детстве.
В детстве ты знаешь, что твой папа самый сильный на свете, и он любит тебя просто так. Не каждому везет почувствовать это, когда вырастаешь. Больше требований к себе и другим, больше забот, суеты, других интересов, много капканов. У нас тоже не все получалось. Но у нас получилось это вернуть.
– Ну все, все, – он похлопывает меня по спине, – а то еще расплачусь.
Я улыбаюсь и быстро-быстро моргаю, чтобы слезинки меня не выдали. Ворчит. Наверняка снова хмурится. А сам доволен. Вадима на такие сантименты не разведешь.
Только успеваю отстраниться, как меня обнимают теплые, пухлые руки, которые я узнаю даже с закрытыми глазами – по запаху сдобы.
– Теть Глаша…
– С возвращением, моя хорошая, – бормочет она. – Это замечательно, что ты вернулась домой. Чужбина – что? А здесь люди, которые тебя любят.
Отстранившись, она ведет рукой, как бы перечисляя: мама, папа, брат и… Руслан, который стоит на пороге.
Он смотрит на меня – прямо и пристально. Даже когда понимает, что я замечаю его взгляд, все равно не отводит свой. Я сдаюсь первой, но это легко пояснить: у меня есть, чем заняться, а он мне неинтересен.
– Пойду переоденусь, – роняю я, отворачиваясь.
Ступеньки ведут меня на второй этаж. Останавливаюсь у своей комнаты, на секунду задерживаю дыхание и толкаю дверь.
Беж, много оттенков синего, полки со сказками всех стран мира, кровать с покрывалом, у которого задран один уголок – приглашение, здесь меня ждали.
– Мы ничего не меняли.
Обернувшись, замечаю маму с моим чемоданчиком. Наверное, я уже долго стою, задумавшись, потому что не слышала, как она подошла.
– Если захочешь, сделаешь все по-другому. У тебя такие красивые проекты, что я даже нашу с папой комнату готова переделать.
– Спасибо, мам, – улыбаюсь, – у меня пока не так много опыта, так что я тренируюсь на заказчиках.
Мама оставляет мне чемодан и спускается вниз. Мне выделяют двадцать минут, чтобы присоединиться ко всем. В общем, времени катастрофически мало.
Душ в первую очередь. Лето, жара, кажется, что к телу все липнет, поэтому я с удовольствием долго стою под прохладными струями. Волосы высушить не успеваю, вытерев полотенцем, просто скручиваю их в узел. Труднее всего, как всегда, мне с одеждой. Почему-то, когда собиралась, старалась брать только все самое подходящее, а сейчас ощущение, будто мне чемодан подменили.
Это платье слишком короткое, это слишком обтягивающее, это вечернее… Это нужно выглаживать. Удобней всего было бы в легинсах и длинной футболке, но у нас гости…
Поймав себя на этой мысли, я уверенно останавливаюсь именно на этом комплекте. У нас только Руслан. А для него я наряжаться не собираюсь. И специально даже не крашусь. Лицо должно отдыхать от косметики, а этому гостю уж точно все равно, как я выгляжу.
Стол накрыли на террасе, на заднем дворе. Я слышу голоса, когда спускаюсь по лестнице.
– Быстро ты, – хмыкает брат, заметив меня. – А я всех подбивал начинать, ты же обычно целый час собираешься.
– Это когда я собираюсь на какую-то важную встречу. А мы просто обедаем.
– Правильно, – поддакивает отец. – Все по-домашнему. У нас все свои.
Я бросаю в его сторону взгляд – я ведь совершенно не это имела в виду. Но молчу-молчу. К тому же есть и правда хочется.
Даже несмотря на то, что мне оставили место напротив Руслана, а он ведет себя так, будто у него задание – меня препарировать.
Медленный взгляд исследует мои влажные волосы, лицо, спускается ниже, и… обламывается, потому что я сажусь.
Я не замечаю его. Это, оказывается, куда проще, чем я полагала. Я смотрю влево – на папу и маму, вправо – на брата. А прямо для меня пустота.
Тем более что Руслан и не пытается поддержать разговор. Он и так немногословен, а тут ему, скорее всего, еще и неинтересно, потому что мы говорим обо мне. Папа расспрашивает о моем обучении, а потом довольно замечает:
– Лучшая на курсе! Вот так им, американцам! Такие вот у нас самородки! Они премии там организовывают, а берет их моя дочь! Даже какая-то там звезда захотела себе интерьер дома, который ты разработала. Слышал, Руслан? У нас, у Мироновых, всегда так!
– Нет, пап, – поправляю, – я далеко не лучшая, есть ребята куда талантливее меня.
– Ну да… – помедлив, соглашается он. – Талантливей, может, и есть. А лучшая ты для меня.
Я благодарно ему улыбаюсь. Он все-таки смог это принять – то, что я могу ошибаться, то, что я не обязана быть лучше всех. Сразу хочется разболтаться, что я и делаю.
– Просто, когда мне что-то нравится, у меня это хорошо получается. И даже если это кажется невозможным, я знаю, что так только кажется.
Я вижу, как чья-то рука тянется за солонкой, которая стоит ближе всего ко мне, и машинально пытаюсь подвинуть ее. И только когда наши пальцы соприкасаются, я понимаю, что это Руслан, и поспешно отдергиваю ладонь.
Он невозмутимо берет солонку, а мне становится душно, чувствую, что щеки становятся горячими.
– И потом, – продолжаю, – я же не сама, у меня отличный напарник. Вот Эд действительно очень талантливый, он все так четко улавливает, так тонко чувствует…
– Последний дизайн-проект вы с ним разрабатывали? – интересуется мама.
И я выдыхаю: никто ничего не заметил. А мне хватает этой пары секунд, чтобы снова чувствовать себя как ни в чем не бывало.
– Да, с ним.
– Надо было взять парня с собой, – говорит мама. – Пусть бы посмотрел на наш город, да и с тобой бы подольше побыл. Вы ведь так сдружились за эти три года. А теперь когда еще с ним увидитесь?
Я сжимаю вилку, делаю глоток прохладной воды, потому что мне снова становится жарко. И решаю, что это лучший момент.
– Скоро увидимся, мам. Я тут ненадолго. Только проведать вас – и обратно. А то растеряю все навыки. – Я примирительно улыбаюсь, чтобы хоть как-то смягчить информацию. – Здесь, конечно, есть одно любопытное предложение и пара мелких заказов, но я еще не решила: возьмусь ли за них… Хотя проект меня заинтересовал, не буду скрывать. И он же подтолкнул вылететь поскорее. Но там у нас с Эдом тоже хороший проект, он пока поработает с ним один, но мы привыкли в дуэте, и еще… И еще я выхожу замуж.
Пауза.
Долгая.
За время которой я успеваю сосчитать количество лепестков цветка на красивой новой скатерти. А потом…
– Что? – выдыхает мама. – А как же Руслан?
Мое сердце на миг останавливается. А потом я все-таки смотрю на него. Он рассказал… Он все-таки им рассказал нашу тайну?
Наши взгляды с Русланом встречаются, и я со всего размаха переношусь в прохладу зеленого леса…
Как наяву снова вижу, как иду по дорожке, петляя между массивных деревьев. Мне восемь, на мне красивое белое платье, у меня день рождения, но я незаметно ускользнула из дома.
Мне ужасно стыдно, потому что я опозорилась перед гостями. Папа так расхваливал меня, так гордился тем, что я знаю наизусть много стихотворений и отрывков из классических книг. Попросил меня выступить перед всеми, чтобы и они в этом убедились. А я не смогла.
