– Думаю, это вам пригодится.
Мина отметила про себя, что Фредрик держал фотографии, повернувшись к жене спиной. Жозефин подавила всхлип.
– Спасибо, – сказал Педер. – Мы передадим их журналистам, ради успеха нашего дела. Тем не менее я посоветовал бы вам по возможности избегать общения с представителями прессы в течение ближайших нескольких дней.
– Последний вопрос, – встряла Мина. – Не припомните ли вы кого-нибудь из вашего окружения, у кого могли иметься причины желать зла вам или Оссиану? Ну или кого-нибудь, кто хотел бы забрать Оссиана…
Фредрик покачал головой:
– Если б что-нибудь такое пришло нам в голову, мы бы сказали, верно? Но дело в том, что мы… мы совершенно обычные люди. Я работаю в рекламном агентстве. Жозефин – редактор в книжном издательстве. Мы росли в самых обычных семьях и общаемся с такими же обычными людьми. Ведем самую обыкновенную, среднестатистическую жизнь… точнее, вели.
Мина видела, как он борется с собой, из последних сил сохраняя самообладание. Полицейские переглянулись и встали.
– Мы понимаем ваши чувства, – сказала Мина. – У Педера трое детей, и у меня тоже…
Она вовремя остановилась и задержала дыхание. Это подошло совсем близко. Мина почувствовала на себе удивленный взгляд Педера.
– Мы сделаем все возможное, чтобы найти вашего сына, – закончила она.
Жозефин, не вставая с дивана, подняла глаза на Мину.
– Только не покупайте белый диван, – прошептала она.
Мина кивнула. Она старательно отводила взгляд от детской обуви в прихожей, когда они с Педером выходили за дверь.
* * *
Что-то сжалось в груди Юлии, уже когда она подходила к дверям квартиры. Забавная штука эти условные рефлексы. Юлия глубоко вздохнула, прежде чем взяться за дверную ручку. С той стороны истошно вопил Харри.
– Привет!
Это прозвучало без тени напряжения, но Юлии никто не ответил. Она позвала еще раз, снова безрезультатно. Если не считать недовольного и пронзительного крика малыша.
По пути в спальню Юлия прошла мимо кухни. Там все выглядело как после взрыва бомбы. Банки из-под детского питания, грязные тарелки, банановая кожура, смятые бумажные полотенца и бесчисленное множество пустых кофейных чашек. Самое интересное, что, когда с Харри оставалась Юлия, Торкель по возвращении домой наблюдал примерно ту же картину. И никогда не упускал возможности спросить, чем они тут без него занимались.
Юлия осторожно толкнула дверь спальни.
Харри, с красным лицом, лежал в кроватке. Он задействовал все имеющиеся в его распоряжении голосовые ресурсы, коих было явно недостаточно. Торкель, в одежде, даже не откинув покрывала, храпел рядом на двуспальной кровати.
Юлия посмотрела на часы и выругалась. Она заскочила домой на минутку, во?первых, переодеться для пресс-конференции – блузка намокла от пота. Второе – ей хотелось поцеловать пухлые щечки Харри. Наконец поток сообщений от Торкеля все-таки пробудил в ней совесть. Хотя Юлия и знала, что все сделала правильно.
Она подняла Харри. Тот сразу замолчал, оказавшись в объятиях мамы, которая тут же поняла причину его недовольства. В нос ударил характерный резкий запах. Юлия отнесла ребенка к пеленальному столику в ванной комнате. Довольный, Харри начал издавать звуки, похожие на голубиное воркование. Потом потянулся к подвесным фигуркам над столиком. Эти мобили – настоящий наркотик для малышей.
– Давай, старичок, займись ими, пока мама переодевается. Ей пора возвращаться на работу, понимаешь? Где-то есть еще один маленький мальчик, которому сейчас, наверное, очень несладко… И он надеется, что твоя мама его найдет.
Харри в ответ загулькал и попытался потянуть маму за волосы. Его пухлые ручонки обладали ни с чем не сравнимой способностью захватывать пряди на висках, где больнее всего, и тянуть с удивительной для младенца силой.
– Ой-ой-ой… не делай маме больно… – Юлия поморщилась и осторожно разжала кулачки Харри.
Она посадила его в детское кресло и стала переодеваться. Для начала – сухой душ. Дезодорант без мытья. Теперь чистая блузка, брюки – она готова.
Закончив с переодеванием, Юлия подняла Харри и ткнулась лицом ему в затылок, вдыхая аромат детской кожи. Харри громко рассмеялся и замахал руками. Юлия сразу почувствовала, как внутри нее будто что-то развязалось и по телу разлилось тепло.
Оссиан и Харри, семья и работа – до сих пор ей удавалось это разделять. Но теперь то и другое смешалось, под сумасшедший стук сердца.
Оссиан
Харри
Оссиан
Харри
Тот, что младше, – ее, чуть постарше – их. Или нет, оба ее. Тот, что исчез, тоже. Как и тот, что здесь, в кроватке. Ради Харри ей нужно срочно вернуться на работу. День еще не закончился. Юлия крепче прижала ребенка к себе. Ощутила маленькую мягкую руку на своей шее. Глубоко вздохнула, потом пошла в спальню. Положила Харри рядом с Торкелем и осторожно потрепала мужа за руку.
Тот вздрогнул и испуганно огляделся.
– Хм… Что такое?
– Это я. Зашла переодеться. Мне нужно возвращаться в отделение. Я сменила Харри подгузник, но, кажется, он скоро захочет есть.
Торкель вскочил с кровати, посмотрел на нее дикими глазами:
– Ты что, снова уходишь? А я как же? Я был с ним весь день. Надеюсь, ты хотя бы вечером меня подменишь… Ты даже не отвечаешь на мои эсэмэски. Знаешь, Юлия, так не годится. Звонили с работы, у меня тысяча писем…
Юлия вышла из спальни, но слова Торкеля продолжали ударять ей в спину. Перед глазами возникло лицо Оссиана.
И потом снова – Харри.
Она взяла сумку и направилась к входной двери. Слова Торкеля отскакивали от нее, не достигая сознания.
* * *
Аккумулятор в лэптопе, лежащем на коленях Винсента, был почти заряжен. Зная себя, Винсент заранее позаботился об этом. Часы на мониторе показывали, сколько минут и секунд осталось до 17:00, когда на сайте отделения полиции начнется прямая трансляция. В пресс-релизе упомянута только Юлия, которая должна отвечать на вопросы журналистов. Винсент не мог быть уверен даже в том, что Мина до сих пор работает в этой группе. Надеяться на это – все, что ему оставалось.
Если повезет, он сможет ее увидеть.
Если повезет…
Где-то глубоко внутри зашевелилась тень. Она поселилась там после гибели его мамы, когда Винсент был совсем маленький. За столько лет он научился держать тень под контролем – например, при помощи счета или отмечая закономерности, «шаблоны», в происходящем вокруг. Конечно, порой трудно отделить воображаемые закономерности от реальных, но это не всегда важно. Как, например, сейчас, когда Винсент заметил, что жена сделала ловушку для ос из бутылки на подоконнике, пока он дожидался начала пресс-конференции. А «пчела в маринаде» – анаграмма ее имени?[5 - Bi i marinad – Mina Dabiri (шв.).]. Самое главное – сохранять способность к аналитическому мышлению. Тогда для мрачных мыслей просто не останется места.
В конце концов Винсент научился ее игнорировать, тень. Забывать, что она здесь. Семейные хлопоты хорошо помогали. Когда нужно было собрать пакет с едой для Астона или вдруг начинали беспокоить друзья Ребекки – настоящие они или так, – темнота внутри словно рассасывалась. А я появлением в его жизни Мины исчезла совсем. С ней Винсент чувствовал себя почти психически здоровым человеком.
Но потом все закончилось.
Они с Миной перестали видеться.
И тень снова заявила о себе, еще громче, чем раньше. То, что сделала Яне, вдохнуло жизнь в призраки прошлого. Теперь семьи было недостаточно, чтобы загнать тень в угол. Но Винсент не боялся, что тьма овладеет им полностью, – для этого она слишком долго была его частью. Теперь тень больше походила на безбилетного пассажира в поезде. Или навязчивого знакомого, ставшего с некоторых пор совершенно невыносимым.
И вот теперь мысль о том, что Мина может появиться на пресс-конференции, на некоторое время отогнала тень. Часы на мониторе исчезли, появился зал с кафедрой, за которой никого не было. Винсент слышал голоса, шарканье стульев. Пять микрофонов тянули шеи в ожидании выступающего. Винсент вздохнул. Порядка нет даже в полиции. Он взял ручку и приставил ее к монитору, изобразив тем самым шестой микрофон. Сразу полегчало.
Еще через минуту Юлия вошла в кадр и встала за кафедру. Защелкали камеры, а потом все стихло.
– Спасибо, что откликнулись на наше приглашение, – начала Юлия. – Сразу перехожу к делу. Вчера, где-то между половиной четвертого и четырьмя дня, пятилетний Оссиан Вальтерссон исчез из детского сада в Бакене. Это Цинкенсдамм, Сёдермальм, Стокгольм.
Никого из полицейских больше не было видно. Надежда Винсента стремительно таяла, так что заболело в груди. Это не дело, нужно успокоиться. В конце концов, все только началось. Она еще может появиться.
Оссиан.
«О» – то же, что «омега» в греческом алфавите. Последняя из двадцати четырех греческих букв. В раннем христианстве «омега» – конец всего. Судный день. А что может лучше свидетельствовать о начале конца, как не похищение детей? Еще одна закономерность, повторяющийся узор действительности. Но легче Винсенту не стало.
– Есть информация, указывающая на похищение, – продолжала Юлия. – Поэтому, помимо Оссиана, мы ищем женщину средних лет, которая должна была находиться на месте происшествия, по всей видимости, с машиной. К сожалению, о ней ничего неизвестно, кроме того, что она якобы уехала на спортивной машине. Возможно, с ней были щенки. Информации о породе нет.
Юлия остановилась и достала фотографию Оссиана, выглядевшую так, будто она была сделана в парке Грёна-Лунд. У Оссиана были светлые кудри средней длины. Он улыбался в камеру наполовину скрытым за сладкой ватой лицом.
Винсент оторвался от монитора и посмотрел на дверь, за которой играл его младший сын Астон. Потребовалось полчаса на уговоры, чтобы заставить его сделать хоть что-то без помощи папы. Хотя обычно Астон предпочитал играть с мамой, сегодня он оказался особенно упрям. Но, сколько бы они с Астоном ни пререкались, Винсент безмерно любил своего сына. Одна мысль об исчезновении Астона вызывала у него тошноту. Представить только, что переживают сейчас родители Оссиана…
– Эту фотографию вам отправят сегодня по электронной почте, – продолжала Юлия, обращаясь к журналистам. – Любая информация об Оссиане и женщине, с которой он якобы уехал, будет принята с благодарностью. Излишне напоминать, что время дорого.
Снова защелкали камеры, и экран замигал от вспышек.
– А что говорят его родители? – крикнул кто-то из зала.
– Родители Оссиана просят вас о помощи, – ответила Юлия. – Они сейчас не в том состоянии, чтобы общаться с прессой, и тем не менее передали для вас сообщение.
Фотография Оссиана заполнила весь экран, на ее фоне проступил текст:
Это Оссиан. Он любит танцевать и петь. Оссиан – весь наш мир. Помогите нам вернуть песни в нашу жизнь.
Ниже следовал номер телефона и ссылки на странички в социальных сетях.
– Любая информация приветствуется, – объявила Юлия. – С полицией можно связаться через «Фейсбук» и «Инстаграм». Ну и, конечно, по телефону и электронной почте. Если напишете нам, будем в свою очередь признательны за предоставление контактных данных. Некоторым проще позвонить в «Экспрессен», чем в отделение.
– У вас уже есть какие-нибудь версии? – спросил кто-то.
Юлия долго вглядывалась в направлении, откуда прозвучал вопрос. Заметив, как напряглись мышцы ее лица, Винсент подумал, что, возможно, имеет смысл провести для нее ускоренный курс по контролю над языком тела. Тренинг для полицейских показался ему неплохой идеей. Возможно, Мина тоже придет… Собственно, она-то как раз не нуждается ни в каком тренинге, язык ее тела всегда оставался безупречным. Винсент вспомнил, как двигалась Мина, и что-то внутри него ожило, затрепетало. Он встряхнулся и попытался снова сосредоточиться на пресс-конференции. Было бы глупо за пустыми фантазиями пропустить что-нибудь важное. Юлия как будто немного расслабилась и опустила плечи.
– Честно говоря, пока нет, – ответила она на последний вопрос из зала.
Тон ее голоса ясно сигнализировал о том, что пора расходиться. На этот раз бо?льшую часть работы журналистам предстоит проделать самостоятельно. Мина, похоже, так и не объявилась. Что, наверное, к лучшему, потому что Винсент совсем не был уверен в том, что в этом случае смог бы в достаточной мере совладать со своими эмоциями.
Открылась входная дверь, и вошла Мария. Раздраженно повесила куртку и упала на диван рядом с Винсентом.
– Не пойми превратно, я действительно благодарна Кевину за то, что он ведет меня до сих пор. Просто сейчас у меня совсем не осталось сил.
После курса «Начни свое дело» Кевин предложил Марии продолжить консультирование в частном порядке. Винсент не мог взять в толк, чему еще он мог ее научить. Ведь речь шла об интернет-магазине с керамическими ангелочками и мылом ручной работы, не претендующем на то, чтобы составить конкуренцию «Амазону». Тем не менее Мария отсутствовала почти три часа.
– Тебе действительно нужны эти консультации? – спросил Винсент. – Вы встречаетесь почти каждый вечер. Астон все время спрашивает о тебе.
Он тут же пожалел о сказанном. Для себя Винсент решил быть великодушным и во всем поддерживать Марию. Позволить ей заниматься чем-то, что принадлежало бы только ей. Чем-то таким, что позволяло бы развиваться в выбранном ей самой направлении. И, похоже, что-то такое у нее наконец появилось. Но Винсент на работе находился в центре всеобщего внимания. Публика – безликая масса – им восторгалась и превозносила до небес. Ничего такого у Марии не было. Приглядевшись к себе, Винсент каждый раз отмечал, что и сам не уделял жене должного внимания. Вот и сейчас хотел сказать что-нибудь еще, но промолчал. Вне пронизывающих действительность тайных закономерностей он чувствовал себя беспомощным.
* * *
Она повернула ключ в замке. Легкое сопротивление дверной ручки неожиданно напомнило Мине о другой квартире. На какое-то мгновение она увидела прихожую не в Осте, а Васастане – и тут же отогнала эту мысль. Воспоминания были тем, чего Мина так старательно избегала все эти годы. Но замок всегда был тугим, почему же именно сегодня? Как ни силилась Мина избавиться от неприятного чувства, оно не отпускало.
Та, другая квартира, в Васастане, была меньше этой. Но места хватало всем.
Натали была маленькой, и они спали в одной кровати все трое. Воспоминания захлестнули волной, отозвавшись болью в сердце. Любимое синее одеяло. Натали плакала каждый раз, когда приходилось его стирать и заменять другим. В конце концов они купили три одинаковых одеяла.
Немедленно прекращай думать об этом. Не впускай это.
Не вспоминай о том, от чего сама отказалась. Что разрушила твоя болезненная зависимость, с твоего молчаливого согласия. Мина много лет работала над собой, посещала клуб анонимных алкоголиков, чтобы в конце концов найти в себе силы простить себя. Могла ли она предположить, что обезболивающее, прописанное ей после родов, обернется лавиной, которая похоронит ее под собой на столько лет? Маленькие белые таблетки. Они выглядели такими безобидными на ладони – и в результате забрали у Мины все, что имело значение в жизни…
Как так получилось? Мина провела слишком много времени в размышлениях над этим вопросом. Какой такой дефектный ген виноват в том, что это произошло так быстро? Хотя, зная ее мать, удивляться нечему. Та впала в зависимость так же легко, хоть и от другого наркотика.
Когда разувалась в прихожей, на коврик выпал маленький камушек. Выходит, зря она тщательно вытирала ноги у входа в подъезд. Мина взяла камушек большим и указательным пальцами и выбросила за дверь. Потом пошла в ванную и вымыла руки – после грязного ключа и этого непонятного камушка. Разделась, выбросила нижнее белье в мусорное ведро и встала под ледяной душ. После долгого дня был бы кстати горячий – смыть с тела всю грязь. Но от жары Мина вспотела, лишь только переступив порог квартиры. Поэтому более тщательное мытье пришлось отложить.
Все это время она пыталась всячески отгородиться от воспоминаний, что оказалось непросто. Это как греческий ресторан двумя этажами ниже квартиры на Васастане. Мина не была там пятнадцать лет, но все так же легко могла вызвать в памяти аромат оливок, чеснока и жареного мяса.
Приняв душ, она открыла новый комплект трусов и распаковала новую майку. Вышла в гостиную в одном белье и села на диван.
Иногда все же получалось держать прошлое на коротком поводке, но это продолжалось недолго. Поэтому Мина предпочитала никого не впускать ни в квартиру, ни в свою жизнь. Где и без того было слишком людно.
Хуже всего, что этот выбор она сделала сама. Это Мина бросила, а не ее. И верила при этом, что так будет лучше для других. Как она могла быть такой наивной, такой эгоистичной?
Мина прижала пальцы к глазам, пытаясь остановить слезы. Ведь слезы – это грязь, а ей не хотелось обрабатывать щеки спиртовым гелем. В последний раз, когда Мина делала это, было очень больно.
В молодости она больше всего боялась стать похожей на мать. А потом слишком ненавидела бывшего мужа, заставившего ее сделать этот выбор. Хотя это неправда. Все, что сделал муж, так это проследил за тем, чтобы Мина выполнила обещанное.
И она выполнила все. Почти. Потому что была еще короткая встреча с Натали в Кунгстредгордене два года тому назад. Тогда Мина не открылась дочери, наблюдая за ней со стороны. Зато потом провела много часов, следя за красной точкой в приложении, подключенном к трекеру в рюкзаке Натали.
Мина подошла к столу, посмотрела на ее фотографию. Выдвинула ящик, перечитала записку, которую оставил Винсент тем летом:
«Я не буду ни о чем спрашивать, но, если тебе захочется поговорить, выслушаю.
P. S. Прости за куб».
