Офицер оторвал взгляд от документов и мрачно добавил:
– Лучше спроси, что Колчак забыл в Санфорде с оружием и маской. Она подходит по описанию под того паршивца, которого ищет Палмер. Как его там…
– Крик. Салли из скарборского отделения говорил, этот ублюдок называл себя так. Палмер, конечно, всё отрицает.
– Да, чёрт бы его побрал.
Они вышли из номера, спустились по лестнице и через холл оказались на улице. За жёлтой лентой стояла машина – некстати заблокированная фургоном службы доставки «Федекс» и мопедом здешней пиццерии.
– Да уж, – поёжился офицер. – В этом деле предстоит разобраться, только вряд ли дело заведут. На Крика не завели же.
– Откуда имя-то узнали?
Напарники переглянулись. После увиденного очень хотелось закурить, но на службе не полагалось.
– Он написал его кровью на телах тех сосунков, которых первыми завалил. Хотел, чтоб о нём заговорили, паскуда. Думал, наверное, стать суперзвездой. А шериф ему всю радость обломал. Надеюсь, у нас будет здесь тихо и этот говнюк не добавит работы.
– А что, если он и есть тот скарборский убийца? – патрульный кивнул себе за спину, в сторону висельника, возле которого трудилась оперативная группа. – Допустим, он сбежал из города, а его нашли и вздёрнули свои же. Там много чего творится… – он поёжился. – Кто его знает, может, продался кому-то другому. Вся эта хрень из-за денег. Или из-за очень больших денег.
– Всё может быть. Если хочешь знать моё мнение, так оно и было, и вряд ли эта гнида работала одна. Не зря их шериф лютует: не хочет, чтоб правда выползла наружу. Когда среди его парней завелась такая гнида, он это мог приказать и всё сделал правильно, даже если… – Офицер понизил голос и не договорил то, что и так было ясно: «Даже если копы его и прикончили». – Иначе было бы плохо абсолютно всем. Сам подумай: что скажет общественность? Полицейский слетел с катушек и убивает простых горожан. А может, ему кто заплатил и он убирает свидетелей. В городишках вроде Скарборо это может привести к очень… нехорошим последствиям.
– Несомненно.
– Ты же знаешь, какие деньги там отмывали? – понизил голос офицер. – Говорят, бандиты из Бангора с ними даже не поделили что-то.
– Кто знает, может, это сделали и они. Когда ты продаёшься, случается всякое, знаешь ли, и я предпочитаю в это дело не лезть.
– Вот-вот.
Это были, конечно, только догадки. Запрос из Санфорда в полицейский участок Скарборо был отправлен спустя два часа после обнаружения тела. Он был сделан приватно, без огласки, но слухи поползли уже наутро. И в Скарборо начали говорить, втайне и шёпотом, что убийцу по прозвищу Крик – которого шериф так тщательно скрывал от догадывавшихся обо всём жителей – видели в Санфорде и, кажется, нашли.
Мёртвым.
Глава вторая. Вечеринка на пляже
Но я не верила, что он был мёртв. По городу расползались слухи, а мне до них – никакого дела. В жизни появилось много странностей, начиная с того сна, оказавшимся настоящим настолько, что наутро, убирая вместе с матерью вороньи трупы в чёрный пакет и ужасаясь их количеству, я подумала – как хорошо, что в том кошмаре он был со мной рядом.
Нет, он не мог погибнуть в каком-то Санфорде, тривиально пойманным в петлю. Сплетники шептались: повесили копа. Копа с маской убийцы в кармане пальто. Никто из них, вероятно, кроме полицейских, которые знали явно больше, чем говорили открыто, не догадывался, что Крик не просто психопатичен: он мстителен, и это происшествие – его рук дело. От собственных мыслей было странно и страшно, но я чувствовала, что он жив. Я не хотела, чтобы его нашли, и не хотела, чтобы убили, хотя и понимала: если это случится, правосудие свершится молча, никто не откроет газетчикам и горожанам правду. Как говорит наша доблестная полиция? «Никакого убийцы нет: нужно свести все факты в одно общее дело, чтобы объявить, что в Скарборо появился свой маньяк, а мы такими сведениями не обладаем – это вам не голливудский фильм и не «Ганнибал», ребята».
Так я размышляла, пока ехала в автобусе в городскую больницу. Я ненавидела больницы. Боялась их настолько, что от одной мысли о них дрожали руки, а во рту всё пересыхало – но желание увидеть Вика Крейна было сильнее страха.
Тем ноябрьским днём, за час до этого, я бросила в рюкзак плитку шоколада для медсестры, которая всегда была очень добра к Вику, и быстро выбежала из дома, пока меня не хватились. Настроение было приподнятым, потому что уже завтра его должны выписать. Я целый месяц ждала, когда с него снимут повязки и отпустят.
В те дни моя жизнь не казалась легче, но стала приятнее прежнего. В школе меня часто обсуждали за спиной. Дафна говорила, слухи ходили о разном, и то были нехорошие слухи. Я старалась осторожничать, но, верно, недостаточно… так что в один из дней мисс Бишоп забрала у меня пропуск с письменным разрешением на посещение больницы, с сочувствием сказав, что директор лично попросил об этом. Другой пропуск мне помогла раздобыть Аделаида Каллиген, но в городе уже шептались, что Виктор Крейн, школьный уборщик и нищий индеец из трейлера, за мной ухлёстывает. Пока эти сплетни не дошли до матери, однако я знала, что однажды это случится и мне будет очень худо, а пока пользовалась моментом и старалась не думать о последствиях.
У меня и без них было полно других тревог.
Несколько раз в палату приходили ребята из лагеря: «красные» несли Вику сладости, фрукты и книжки, но он как-то попросил взять небольшой деревянный брусок и перочинный нож: мы пронесли их втайне. С тех пор Вик любил неторопливо резать по дереву в свободное время. Лицо его в такие минуты было добродушным и умиротворённым, и я любила наблюдать за ним в окно палаты. Стоило зайти, как он откладывал свою работу в сторону. Мы проводили всё отпущенное нам время за разговорами. Вик много спрашивал и мало рассказывал о себе. Ему было интересно, как я жила в Чикаго и как живу здесь. Какие у меня отношения с матерью и сестрой. Скучаю ли я по старому дому. Чем хочу заняться после школы. Мы говорили, говорили и говорили. В какой-то момент я поняла, что речь идет только обо мне, но он морщился: «Чикала[9 - Чикала – на индейском языке «маленькая».], я п-просто школьный уборщик, что именно т-ты хочешь знать? «Ваниш» или «Мистер Проппер?» – отшучивался, конечно, но меня это не останавливало. Я хотела знать о нём всё, однако он был немногословен.
От системы его отключили две недели назад. Он пришёл в норму поразительно быстро. Доктора удивлялись, что у Вика невероятно выносливый организм. Он шутил, что натренировал себя ежедневной уборкой в школе: я могла только молиться и радоваться за него – что оставалось? Так проходил день за днём; ночи я коротала в страхе, потому что Крик может наведаться к Виктору Крейну в больницу и довести до конца то, что не довёл кто-то куда менее упорный и профессиональный, чем он, но было слишком поздно. Даже пожелай я оттолкнуть Вика, он сам не дал бы мне этого сделать. Я первый раз ощутила себя настолько беспомощной, что впервые жила без плана, одним моментом, боясь даже заглядывать в будущее.
Стоял удивительно тёплый солнечный ноябрь. Я оставила куртку в гардеробе и накинула на плечи халат. Затем прошла по коридору к палате и совсем не удивилась, когда увидела там Аделаиду. Она, нахохлившись, сидела в кресле и что-то строго выговаривала внуку, пока тот спокойно дожидался перевязки. Голубая больничная рубашка была сверху расстёгнута, обнажая смуглую гладкую грудь и длинную сильную шею. В его вену на руке был вставлен катетер, подсоединённый к капельнице: Вика до сих прокапывали лекарствами. Оба повернулись, когда я открыла дверь. При виде меня Вик с облегчением выдохнул.
– Наконец-то моя девочка пришла! – провозгласила Аделаида. – Образумь же этого глупца!
– П-привет, Лесли, – сдержанно поздоровался Вик.
– Добрый день, Аделаида, – я подошла к ней и мягко обняла за плечи, метнув на Вика короткий взгляд. Он лишь закатил глаза. Аделаида похлопала меня по руке и тепло обняла в ответ. – Как себя чувствуете?
– Он сведёт меня в могилу! – возмутилась она.
– Она хочет м-моей смерти, – заявил Вик.
Я присела на краешек стула возле его койки и терпеливо стала ждать, пока оба выговорятся. Начала Аделаида Каллиген:
– Предположим, моё желание отпраздновать твой день рождения вполне законное, учитывая, что недавно ты едва не помер. Если не думаешь о себе, подумай хотя бы обо мне. Это, в конце концов, мой последний праздник, а ты эгоист и не хочешь уступить бабушке.
– Что за г-глупости? – проворчал Вик. – Ты п-проживёшь ещё сто лет и повидаешь п-правнуков.
Я промолчала, хорошо зная, что он лжёт ей в лицо. Иногда ложь бывает во спасение, но это явно не тот случай.
– Да от вас двоих дождёшься, – фыркнула она. Вик вскинул брови. Я с улыбкой посмотрела на него. – Что ты корчишь мне рожи, Шикоба? В вашем возрасте мы с твоим дедушкой не вели себя как два старика, оставь нас наедине.
– Так м-мы сейчас и не н-наедине, ба, – парировал Вик.
– А моё мнение кто-нибудь хочет услышать? – подала я голос.
– Бабушка не хочет ничьего мнения! Бабушка хочет праздника! – Аделаида стукнула тростью об пол и нахмурилась. – Но, видимо, о нём думаю только я одна. Пожалуй, ты прав. Пойду, не буду мешать молодёжи.
– Д-да какая из меня м-молодёжь!
Вик цокнул языком и попробовал встать, но Аделаида смерила его взглядом, и он остался на месте. Она выпрямилась, приняв вид оскорблённой добродетели:
– Но ты, мой милый, знай: у тебя жестокое сердце, раз не хочешь напоследок порадовать человека, который тебя воспитал как собственного сына.
Вик громко расхохотался, наблюдая за тем, как Аделаида, поджав губы, медленно пошла к двери. Видя, что манипуляция не удалась, старая индианка совсем разобиделась и больше к нему не повернулась.
– Ба… – он перестал смеяться и кашлянул в кулак, подавляя улыбку. – Б-ба, серьёзно, ну, н-не драматизируй.
Она с гордым видом вышла из палаты. Я укоризненно посмотрела на Вика, и он вздохнул:
– И ты мной н-недовольна, чикала.
Я потянулась к нему и щёлкнула по носу с заметной горбинкой:
– Почему же, довольна. Просто не вижу ничего страшного в желании Аделаиды отпраздновать твой день рождения.
– Он уже давно п-прошёл. – Вик притянул меня за запястье. – И я ни-никогда не праздную.
– Почему?
Он тепло усмехнулся, откинув голову на подушку.
– Не праздную, и всё. Не раздумывай над этим. Я не расстроен, что п-провёл тот день в больнице. П-под наркозом выспался лет на двадцать вперёд.
– Но Аделаида расстроена не только из-за этого. – Я села на край постели и положила щёку ему на плечо, а руку – на живот, устраиваясь удобнее в его объятиях. – Может, расскажешь почему?
– Ну… – он забавно поморщился. – Обычная история, не б-бери в голову.
– И всё же?
– Ей не нравится, что я так живу.
– В каком смысле – «так»?
Он задумался, помолчал немного. Потом неохотно ответил:
– Во всех смыслах. Паршиво, как она говорит. Она н-настаивала, чтобы я уехал в Бангор, когда только вернулся из армии. Там мне п-предлагали хорошую работу.
– Правда? И кем бы ты был?
– Ну…
Он со вздохом взял мою ладонь в свою. На сердце стало тревожно и тепло, когда я увидела их разницу в размерах. На фоне натруженной мужской руки моя казалась почти кукольной, какой-то ненастоящей. Вик ласково погладил мои пальцы.
– Предлагали заработок в одном местечке, может, слышала – «Энтити Корп». В службе безопасности.
Я покачала головой. Нет, не знала о таком.
– Там недурные условия, – продолжил Вик. – Нормальная зарплата, п-приличный соцпакет. Специалист вроде меня был бы н-нарасхват, особенно п-после службы. Но Адсила осталась бы совсем одна, – он опустил глаза. – К тому времени она была серьёзно больна. Мне не хотелось её п-покидать, а нанять сиделку оказалось дорогим удовольствием. Да и она бы отказалась от неё.
– Но ты мог бы заработать там и оплатить услуги здесь.
– Это с-случилось бы не сразу, – помедлив, сказал Вик. – И я не м-мог бросить её. Не хотел, чтобы она оставалась без меня. П-понимаешь? Принял решение.
– А забрать Аделаиду с собой?
– Здесь её земля. – Он явно осторожничал. – Она бы н-никогда отсюда не уехала. Из всех, к-кто жил здесь раньше, остались только мы с ней. Остальных не стало. А если и мы уедем, местные б-быстро приберут Мусхед и землю к рукам.
– Разве это так важно, – усомнилась я. – Земля. Вы могли бы продать её. Выручили бы много денег.
– Продать, – горько сказал Вик и покачал головой. – Чикала. Когда-то наш н-народ умирал за землю, а ты говоришь – продать. Аделаида никогда на это не пойдёт. И я знаю, что не смогу п-покинуть это место потом так же, как она. Я теперь п-привязан к нему. Понимаешь почему?
Я задумчиво кивнула, осмысливая всё, что удерживало Вика здесь, в Скарборо, и постаралась не хмуриться, когда он положил ладонь на мой затылок и поцеловал в лоб:
– Моя ты п-понимающая умница.
Тут в дверь постучали.
– Чёрт.
Вик выпрямился и выпустил меня из рук, а я тут же подошла к сумке, оставленной на стуле, и нарочно зашуршала упаковкой сухофруктов, которую принесла с собой. Мы сделали наш обычный вид «как-ни-в-чем-не-бывало», хотя понимали, что люди многое видят даже за закрытыми дверьми. Но затем в палату заглянули, и у Вика потемнело лицо. Я протянула ему передачку. На руке, что брала у меня пакет, выступили под кожей вены. Вик не сводил с двери глаз, и я тоже обернулась.
– Доброго вам дня, мистер Крейн, – поздоровался высокий мужчина со светлым ёжиком на голове и загорелым, обветренным лицом.
Тонкие губы у него были изрезаны морщинами, но зелёные, удивительно яркие глаза казались очень молодыми: они были глазами хищника – пронзительными, с цепким взглядом. Под халатом я заметила полицейскую форму и металлическую звезду на груди. Так я впервые встретилась с шерифом Скарборо Эриком Палмером лицом к лицу.
Его напарника я узнала сразу. Кареглазый брюнет, волчий взгляд: депьюти[10 - Депьюти – это помощник или подчинённый более высокого должностного лица правоохранительных органов, например шерифа.] Стивенс. Он сделал несколько шагов по палате, сунув руки в карманы халата. Невзначай заглянул тут и там. Мельком посмотрел на меня.
– Здравствуй, Лесли, – произнес он с лёгкой усмешкой. – Как мама? Сестра? Хорошо тогда повеселилась на вечеринке?
Виктор посмотрел на него, и смуглое лицо его стало похожим на холодную, непроницаемую маску. Я повесила на плечо сумку и тихо ответила:
– Всё в порядке.
– Вот и славно, что в порядке. Лесли, – депьюти остановился у окна и взглянул между наполовину опущенных жалюзи, – скажи, ты здесь уже закончила… по школьным делам?
Шериф молчал, но пристально наблюдал за нами.
– Да. Конечно. – Я неуверенно взглянула на Вика.
Он кивнул.
– Спасибо, Лесли. Передавай ребятам большой привет. И спасибо им… за всё. Скоро увидимся в школе.
– Да, Лесли Клайд. Будь добра, оставь нас наедине, – попросил шериф. – Нам нужно кое о чём потолковать с мистером Крейном.
У меня было противное чувство, что он всё знает, обо всём догадывается. Буквально видит, мать его, своими глазами-сканерами сквозь стены.
– Что ж, – спокойно сказал Вик. – Д-давайте потолкуем, шериф П-палмер.
В глазах его был непривычный, недобрый холод. Он сжал челюсти, сел выше на койке и выпрямился. Копы подошли вплотную. Вик нарочно перевёл взгляд на больничный плед, всем видом дав понять: он занял глухую оборону. Предчувствуя новые проблемы, я вышла из палаты и, с нарочитым щелчком закрыв дверь, оказалась в пустом коридоре одна.
Но чёрта с два ушла оттуда.
Я осмотрелась. Никого вокруг. Затем прижалась к полотну близ скважины ухом. Это была обычная дешёвая дверь, почти картонная, но шериф говорил очень тихо, и сначала я могла уловить лишь отдельные фразы:
– Когда пришло время платить… это не было случайностью… лагерь проверили службы… Все помнят тот год…
Вик резко спросил:
– Вы всех п-потерпевших так допрашиваете?
– Вы – не все, мистер Крейн.
