О.Шеллина (shellina) "Александр. Том 3"

– Да, – я не стал скрывать уже почти очевидное. – Скорее всего, да. Наполеон не просто так решился назваться императором. Чтобы быть императором, нужно править империей. Он не остановится. Только не на полпути. И нам нужно из кожи вон вылезти, но провести её на своих условиях.

– Тогда я прослежу, чтобы Лёнька подтянул свой французский. Он-то больше по Пруссии специалистом был, – и Макаров усмехнулся.

– Думаю, что нужно и капитану Гольдбергу подтянуть свой французский. Я понимаю, он привык к Лондону, но уверен, Ивану Савельевичу понравится Париж, – сказал я, глядя на шефа Службы Безопасности. Макаров снова внимательно на меня посмотрел, а потом склонил голову в знак согласия, после чего вышел из кабинета.

Я же несколько минут смотрел в пустоту, а затем встрепенулся и вышел в приёмную. Там за двумя столами сидели Сперанский и Скворцов, раскладывая бумаги на стопки по только им ведомому принципу.

– Миша, напиши ответ князю Куракину. Пускай он срежет две пуговицы со своего самого скромного камзола и подарит их Талейрану. Заодно пусть узнает, что Наполеон хочет сделать с Луизианой, – быстро сказал я.

– Это как-то связано с письмом князя? – осторожно спросил Михаил.

– Не как-то, а напрямую, – я сунул руку в карман и дотронулся до табакерки. Почему никак не могу её выложить? Сам не понимаю, но эта проклятая табакерка кочует из кармана в карман с завидной регулярностью. У меня часто складывается впечатление, что я скорее рейтузы не надену, но табакерку, которой убили Павла, обязательно суну в карман мундира. – Наполеон станет императором. Он будет стремиться расширить границы империи. А на это нужны будут деньги. А Луизиана Франции не очень-то и нужна. Это только вопрос времени, кому они её продадут, и князь Куракин должен быть первым в списке желающих.

– М-м-м, – промычал Сперанский. Я понимаю его скепсис, но не буду же говорить, что абсолютно точно знаю, что Наполеон продаст эти земли ещё молодым и голодным Штатам.

– Миша, просто напиши, что я велел! Мычать будешь потом. С Горголи помычите, когда вернётесь в Петербург, а там половина начинаний Ивана Саввича уже разрушена, – рявкнул я так, что Илья, сидевший за соседним столом, вздрогнул.

– Слушаюсь, ваше величество, – тут же ответил Сперанский.

– Да, завтра мы с её величеством посетим вечер Демидовой Елизаветы Александровны. Илья, предупреди Зимина, – приказал я, повернувшись к Скворцову.

– Слушаюсь, ваше величество, – Илья тут же вскочил со своего места.

– Ну вот так бы всегда, – и я снова вошёл в кабинет.

Это было вчера, а сегодня я не без удовольствия разглядывал бывшего манвихера. Макаров хорошо постарался, да и сам парень молодец. Если нигде не напортачит, то его может ждать неплохое будущее.

– Ваше величество, о чём вы хотели со мной поговорить? – я повернулся к бледному Строганову.

– Кто это рядом с Крюковым? – я кивнул в сторону Лёньки, на котором повисла симпатичная блондинка.

– Элизабет Виже-Лебрен. Она художница и мечтает написать ваш портрет, – Павел слабо улыбнулся.

– Нет, – я покачал головой. – Нет-нет-нет.

– Почему? Она очень талантлива, – Строганов даже удивился моему категорическому отказу.

– Я не спорю, что она талантлива, вот только её портреты… – я поморщился. – Паша, на её портретах ты похож на нашу Анну Фёдоровну, а она, в свою очередь, на Марию-Антуанетту и брата самой прелестной Элизабет. Я не знаю, кто её вдохновляет, но это явно один человек. И она его черты переносит на все портреты. Даже на автопортрет. Поэтому нет. Я лучше буду позировать кому-то, кто изобразит меня более реалистично.

– Наверное, я вас понимаю, ваше величество, – Строганов закусил губу. – Вы о мадам Виже-Лебран хотели со мной поговорить?

– Нет, Паша, – я осмотрел его с ног до головы. – Вчера я внезапно понял, что всё ещё не назначил президента иностранной коллегии. Чуть позже это будет Министерство иностранных дел, но пока вот так. Как думаешь, ты справишься с этой должностью?

– Я? – Строганов моргнул.

– Да, Паша. Ты прожил много лет за границей. Ты знаешь англичан, а самое главное, ты знаешь Наполеона. Так что завтра получишь приказ о назначении и представишься послам. И ещё, Паша. Нам нужен посол в Лондоне. Не прямо сейчас, но в ближайшее время. Подумай, кого можно туда послать.

И пока он хлопал глазами, я быстро отошёл к Краснову с Розиным, потому что целеустремлённая художница, похоже, решилась на то, чтобы прямо спросить про портрет. Раевский хмыкнул, разгадав мой манёвр, и встал так, чтобы перегородить ей дорогу. Ну вот и хорошо. Пока мои адъютанты обсуждают достоинства присутствующих здесь дам, я смогу как следует всё обдумать.

Глава 3

– Что мы здесь делаем? – камер-паж Саша Чернышёв наклонился к сидящем рядом с ним такому же как и он камер-пажу Павлу Киселёву. – Ты не знаешь, зачем нас пригласили?

– Нет, – Киселёв покачал головой. – Очень может быть, что его величеству снова нужна компания, чтобы куда-то съездить.

– В таких случаях его величество адъютантов своих берёт, – с сомнением в голосе возразил Саша. – Раньше-то вообще один ездить на прогулки любил.

– Однажды мне приказали сопровождать его величество, и Александр Павлович сказал, что ему понравилось со мной разговаривать. Что так ему много интересных идей в голову приходит. – Саша посмотрел на дверь кабинета. – Хотя я и не говорил почти ничего. Больше молчал и слушал.

– Мне тебя было жалко, – Чернышёв внимательно осмотрел Павла. – Я слышал, как граф Кочубей обмолвился, что его величество велел вам Салтычиху показать, – его голос упал до шёпота. – Она, правда, ну, старая ведьма?

– Я как-то особо не обратил внимание, – нахмурился Киселёв. – Больше слушал то, что его величество нам говорил.

– И что он говорил? – Тёмные глаза Саши заблестели. Он придвинулся ещё ближе к приятелю, предвкушая интересную историю.

– Ты в своём уме? – Павел невольно поморщился. – Как я могу что-то рассказать? С нами Макаров Александр Семёнович в Новодевичий монастырь ездил. Я не хочу очутиться в Петропавловской крепости, если он узнает, что я направо и налево о сказанном его величеством болтаю. Оттуда в последнее время не все возвращаются, – добавил он, тихо.

– А-а-а, – протянул Чернышёв. – Ну, тогда, да. Не стоит Макарова дразнить. И что, совсем ничего не можешь рассказать? – спросил он жалобно.

Киселёв прищурился и пристально посмотрел на Сашу. Он хорошо помнил, что говорил Александр Павлович о повышении интереса к книгам если они запрещены. Как-то не особо в это верилось, но почему бы не провести эксперимент. А потом он даже сможет, если наберется смелости, конечно, сказать его величеству, что тот ошибся.

– Могу кое-что рассказать, вроде бы его величество из этого тайны делать не намерен, – Павел огляделся по сторонам. Они сидели в приёмной одни. Илья – секретарь императора Александра как вошёл в кабинет, так и пропал. Поэтому они и начали на такие темы разговаривать. – Но, Саша, ты всё равно не должен болтать.

– Конечно, даю слово, что от меня никто ничего не узнает, – торжественно произнёс Чернышёв.

– Его величество хочет запретить Макиавелли. Чтобы все книги из лавок изъяли и даже из домашних библиотек. – Быстро проговорил Киселёв. Про домашние библиотеки он придумал, ничего подобного ему Александр не говорил, но юноше захотелось таким образом усилить эффект своих слов.

– Зачем? – Чернышёв недоверчиво уставился на Киселёва. – Даже его величество Павел Петрович Макиавелли не запрещал. А ведь он много чего запретил.

– Не знаю, – Киселёв развёл руками. – Говорю только то, что слышал.

– Интересно, – задумчиво проговорил Саша. Он хотел что-то добавить, но тут дверь в кабинет открылась, и на пороге показался секретарь его величества.

– Господа, зайдите, – и Илья отступил в сторону, чтобы оба молодых человека могли беспрепятственно войти в кабинет.

Парни переглянулись и прошли к кабинету императора, с опаской поглядывая на Скворцова. В голове у каждого крутилась одна мысль: что я натворил-то такого, из-за чего меня к самому императору вызвали?

Илья зашёл в кабинет вместе с ними и закрыл дверь. Император Александр стоял возле стола и что-то разглядывал, не обращая внимания на вошедших юношей. Саша с Павлом переглянулись и, весьма синхронно поклонившись, проговорили:

– Ваше императорское величество, – и только лишь поймав насмешливый взгляд Скворцова, парни поняли, что приветствовали Александра с запозданием.

Но император словно не заметил их оплошности. Он продолжал рассматривать что-то на столе. Наконец, повернувшись к камер-пажам, он кивнул им в знак приветствия.

– Павел Дмитриевич, Александр Иванович, подойдите сюда, – и Александр указал им на место рядом с собой.

Киселёв первым сделал шаг, но к столу они с Чернышёвым подошли вместе, и уставились на разложенную на столе… форму?

– Что скажете? – спросил император. – Князь Багратион выполнил мою давнюю просьбу, переданную ему Сперанским и попытался создать удобную полевую форму. Он сейчас с инспекцией в Казани, – Александр на мгновение задумался, – вероятно, в Казани. Во всяком случае, курьер с посылкой прибыл именно оттуда. Так что скажете?

Саша незаметно вытер о штаны внезапно вспотевшие руки и принялся пристально разглядывать мундир. А Павел начал отвечать на вопрос Александра:

– Она почти не отличается от той, что сейчас принята в войсках, – сказал Киселёв осторожно.

– Вот именно, – задумчиво проговорил император и повернулся к Илье. – Убери её, это точно не то, что я хочу получить. Нужно думать.

Скворцов собрал разложенную на столе форму и вынес из кабинета, а Александр развернулся к застывшим на месте камер-пажам. Он уже открыл рот, чтобы начать разговор, но за дверью послышался шум.

***

– Куда вы рвётесь, господин Мухин?! – голос Скворцова возле двери заставил меня замереть на месте. Стоящие напротив меня мальчишки тревожно переглянулись и вдруг встали так, чтобы закрыть меня собой. – Ефрем Осипович! Николай Петрович! Прекратите немедленно!

– Нет уж, я первым дойду до его величества, чтобы прекратить уже эту дурную практику что-то делать за счёт полиции! Прекратить раз и навсегда! – пропыхтел Архаров.

– Василий Иванович, что вы стоите столбом, сделайте что-нибудь! – Судя по некоторой приглушённости Скворцова придавили к двери. А Зимин растерялся и не знал, что делать.

Я нахмурился, шагнул к двери, но тут послышались глухие маты, и вскоре наступила тишина. Тогда я рванул дверь и отскочил в сторону, потому что на меня начал падать Илья. Скворцов взмахнул руками и умудрился сохранить равновесие, устояв на ногах.

– В кабинет, живо, – процедил я, и секретарь тут же очутился в комнате, прикрыв за собой дверь. – Как их вообще пропустили в таком настроении? – Резко спросил я у Ильи.

– Они пришли по отдельности, просить срочную аудиенцию у вашего величества. – Отрапортовал Скворцов. – Точнее, Архаров пришёл просить об аудиенции, а Мухин принес прошение. Или донос. Или рапорт. Я не успел вскрыть, поэтому не знаю, что у него там. – По виску Ильи пробежала капля пота, но он не обратил на неё внимания. – Так что пришли они по отдельности, но когда увидели друг друга, то… вот.

– И что они не поделили? – Я задумчиво посмотрел на дверь. – Кто такой Мухин?

– Ефрем Осипович, – тут же ответил Скворцов. – Адъюнкт Медико-хирургической академии и главный врач Голицынской больницы.

– А ему-то что за дело до Архарова? – я удивлённо посмотрел на Скворцова.

– Я не знаю, ваше величество, – Илья покачал головой. – Не успел спросить, когда они к дверям ломанулись.

– Чёрт знает что, – процедил я сквозь зубы. Вроде бы отучили уже Архарова от подобных выходок. Но нет, порой проскакивают. Николай Петрович потом извиняется, клянётся, что больше никогда не позволит себе ничего подобного, но рецидивы всё-таки иногда случаются. – Давай сюда Мухина.

– А, ваше величество, – и Скворцов бросил взгляд на мальчишек, которые сейчас делали всё, чтобы привлечь к себе как можно меньше внимания. – Понятно, – и Илья вышел.

Практически сразу дверь снова распахнулась, и в кабинет зашел рослый, сухощавый мужчина. На его лице выделялся мясистый нос под высоким лбом. В целом главный врач Голицынской больницы производил довольно приятное впечатление.

– Ваше императорское величество, – Мухин поклонился. Выглядел он устало и явно терялся, не зная, что ему сейчас делать.

– Что за разногласия у вас случились с Николаем Петровичем? – сразу же спросил я. Не люблю тянуть кота за причинное место. В отдельных случаях, конечно, без этого не обойтись, но вот сейчас было бы лишним.

– Позвольте мне кое-что пояснить, ваше величество, – вздохнул Мухин. – Дело в том, что в Голицынской больнице я работаю без оклада. На то есть несколько причин. Я помогаю неимущим, как и все доктора, что служат под моим руководством. К тому же на базе этой больницы я могу обучать своих студентов. Я больше хирург, специализирующийся на травмах, а также анатом. И я часто помогал полиции, определяя, из-за чего произошла смерть того или иного человека. Я даже придумал название новой дисциплины – полицейская медицина. Если, конечно, когда-нибудь такой курс позволят преподавать в университете. Я делаю это для полиции совершенно безвоздмездно, прекрасно понимая необходимость данных заключений. Но Архаров имеет наглость…

– Так, стоп, – я поднял руку, прерывая гневную речь Мухина, – если вы помогали Николаю Петровичу, то почему у вас произошёл конфликт? – я невольно нахмурился.

– В Голицынской больнице все врачи служат без оклада! – вскричал Мухин. – Мы не жалуемся, упаси боже. Мы сами пошли на это. Кто-то практикуется, кто-то повышает навыки. У всех свои причины работать бесплатно, а Николай Петрович нагло переманивает тех врачей, что обучаются у меня полицейской медицине! У них в таком случае просто не останется времени для помощи страждущим!

– И его в какой-то мере понять можно, – задумчиво проговорил я. Похоже, проблема назрела до такой степени, что откладывать реформу подготовки медицинских кадров уже попросту невозможно. – Вы сможете возглавить кафедру судебной медицины, если я распоряжусь открыть её при Медико-хирургической Академии?

– Ваше величество, пожалуйста, дайте мне немного времени, чтобы в себя прийти, – попросил Мухин, закрыв глаза. Молчал он где-то с полминуты, а когда открыл глаза, то уточнил. – Кафедру полицейской медицины?

– Да, конечно, полицейской, а я как сказал? – я внимательно посмотрел на него и увидел в глазах смятение.

– Кафедру? – переспросил Мухин. – Не курс, а целую кафедру?

– А что вас удивляет? – я скупо улыбнулся. – Николай Петрович чуть душу из вас не вытряс и двери в мой кабинет почти сломал, едва не покалечив моего секретаря. Нам нужны судебные… простите, полицейские медики. Они нам очень нужны. Нам вообще нужно как можно больше врачей.

– Почему вы называете полицейскую медицину судебной, ваше величество? – осторожно спросил Мухин.

– Понятия не имею, – я развёл руками. – Мне кажется, что так звучит благозвучней.

– Да пожалуй, вы правы, ваше величество, – немного подумав, ответил Мухин. – Так звучит намного благозвучней. А что мне делать с Архаровым.

– Уж поделитесь врачами с Николаем Петровичем, сделайте доброе дело. К тому же очень скоро будет проводиться реформа образования, и все медицинские кафедры будут выведены в отдельные университеты и академии. Не медико-хирургическая академия, а просто медицинская, в которой будет отдельная хирургическая кафедра. Отдельная кафедра травматологии, акушерства, внутренних болезней и прочее. Мы с Мудровым уже обсуждали этот вопрос. Так что в ближайшие пять лет начнём реализовывать. Потому что нам очень нужны врачи. – Я замолчал, а затем добавил. – Даже учрежу стипендии для тех студентов, кто не сможет сам оплатить обучение. С условием, что они будут работать по специальному распределению, естественно.

– Я так понимаю, что основой реформы будет заниматься Мудров Матвей Яковлевич? – спросил Мухин, когда я замолчал. Дождавшись моего утвердительного кивка, Ефрем Осипович продолжил. – Могу ли я, с вашего позволения, порекомендовать ему открыть бесплатные клиники при каждом университете и академии? Так будет проще учить будущих докторов. Я понимаю, что это очень дорого и ляжет большим бременем на казну, но мы могли бы часть средств получать в виде благотворительности.

– Да, – просто ответил я. – Более того, как главный врач бесплатной больницы, вы, Ефрем Осипович, должны точно знать сколько стоит ежемесячное и ежегодное содержание. Так что подайте Матвею Яковлевичу ещё и эти расчёты вместе с предложением. И поделитесь с Архаровым докторами. – Снова повторил я, давая понять, что аудиенция окончена.

Мухин был очень умным человеком. Он сразу всё понял и поспешил откланяться. Когда дверь за ним закрылась, я повернулся к парням.

– Ну что же, предоставим Николаю Петровичу слегка остыть, – сказал я, задумчиво разглядывая мальчишек. Они такие разные: Киселёв более рационален. Он гораздо серьёзней Чернышёва, не такой порывистый. Но как они вместе встали передо мной, чтобы защитить от гипотетической угрозы. Интересные ребята, что уж говорить.

– Ваше величество, – тихо проговорил Киселёв. – А зачем вы хотите взвалить бесплатные больницы на казну?

– Да, ваше величество, – поддержал его Чернышёв. – Пускай бы оставались благотворительными.

– Я считаю, что армия, образование, полиция, судебная система и медицина должны быть целиком и полностью государственными. – Ответил я им после минутного молчания. – Я как-нибудь расскажу, почему так думаю. А пока хочу предложить вам сопровождать меня на прогулке.

Мальчишки переглянулись, а потом Киселёв осторожно спросил.

– А куда мы поедем прогуливаться, ваше величество?

– Мы поедем в сельцо Анашкино Троицкой волости Звенигородского уезда Московской губернии, – я улыбнулся. – Возьмите немного вещей, потому что мы там заночуем.

– Да, но… – они в который раз переглянулись и тут же выпалили весьма синхронно. – Слушаюсь, ваше величество.

– Идите, собирайтесь. – Я махнул рукой. – Да, Павел Дмитриевич, Александр Иванович, можете всем, кто будет вас спрашивать, сообщать, что должности камер-пажей за вами пока сохранены.

Они в который раз переглянулись и почти выбежали из кабинета. Я же некоторое время смотрел им вслед, а затем подошёл к двери. Мне до сих пор не хватает в этой эпохе всего трёх вещей: телефона, нормальных дорог и механических средств передвижения. Да, ещё ширинки. Вот ширинки мне порой очень не хватает. А сейчас я тоскую по телефону и его производному – селектору.

Открыв дверь, я посмотрел на сидящего в кресле для посетителей Архарова. Он сидел, опустив голову, а по обе стороны от хулигана стояли Зимин и Бобров и что-то ему тихо выговаривали. Увидев меня, Архаров встал, но продолжал разглядывать пол под ногами.

– Вася, готовь выезд, – обратился я к выпрямившемуся Зимину. – Кто будет возглавлять отряд охраны? Юра? – и я повернулся к Боброву.