Влада Ольховская "Источник света"

Она надеялась, что сомнения отступят сами собой, но они лишь нарастали. На следующий день она даже не выдержала и позвонила Матвею… Она и сама не понимала, почему именно ему, почему не Форсову. Просто нажала на его номер, не раздумывая…

Только разговор не сложился. Матвей уже успел получить задание и куда-то уехать, да и она не была уверена, что стоит касаться этой темы. Таиса нашла страничку Оли в соцсетях, убедилась, что девочка живет обычной жизнью, сегодня уже разместила какой-то там смешной ролик – и судьбой отца явно не тяготится!

Все именно так, как и следовало ожидать. Да и вообще, откуда бы в Москве вдруг появилась секта? Еще и специализирующаяся не на жизнью обиженных, а на богатых банкирах? Им-то чего искать в мистических мирах?

Совесть все-таки успокоилась, позволяя Таисе вернуться к расследованию. Как оказалось, вовремя: Даша Ростова, девочка-подросток, случайно убившая горячо любимого парня и очень тяготящаяся этим, в выходные устраивала грандиозную вечеринку.

Глава 3

Дневник не мог стать доказательством на суде, даже если бы суд состоялся. Настя ведь не сделала ни одной фотографии, она не знала имен людей, издевавшихся над ней, она только и могла, что записать рваные воспоминания о том жутком времени и дополнить их угнетающе подробными рисунками, доказывающими, как много сохранилось в ее памяти. Но правосудие не может позволить себе жалость, закону нужны улики. Адвокат насильников легко бы убедил всех, что несчастная девушка могла и придумать такое – особенно при том, что Настина психика серьезно пострадала, да и накануне преступления она перенесла стресс расставания.

Однако Николай Форсов и не собирался идти с этим в суд, ему нужно было самому понять, с чем он имеет дело. То, что Настя указала все подробности, в том числе и интимные, не доказывало, что она легко преодолела случившееся. Скорее, наоборот: она заставляла себя максимально подробно воссоздавать детали, чтобы выкинуть их из своей головы на бумагу, освободить память. Судя по тому, чем все закончилось, это не помогло.

Николай за свою жизнь видел слишком много, его нельзя было смутить человеческой жестокостью. Это не означало, что он не сочувствовал погибшей девушке – иначе он не взялся бы за ее дело. Но прямо сейчас он привычно отстранился от личности жертвы, значение имело только то, что произошло. Он строил схему преступления.

Первое и главное – такое проделали не первый раз. Настя запомнила, что опоил ее Борис Боя?ров, продюсер, работавший над съемками. Но сам бы он такое не провернул, он находился не на своей территории. Ему должен был помогать владелец закрытого коттеджного поселка, который подопечные Боярова не раз использовали для работы и отдыха. Причем, судя по постигшей Настю судьбе, отдых этот был специфическим.

Это вовсе не означало, что все гости коттеджа были в сговоре. Николай склонялся к мысли, что многие даже не догадывались о произошедшем с Настей. Там были другие актрисы, гримеры, техники, обслуживающий персонал… Да много кто! Заставить их всех молчать о преступлении невозможно, но можно сделать так, чтобы они ничего не увидели. Для этого Настю нужно было опоить и увести очень быстро, да еще обеспечить помещение, до которого не доберутся посторонние.

Все это не сделали бы ради одной девушки, и Настя запомнила, что зал, где над ней издевались, был оформлен специфически. Это была комната для изнасилований, которую никак больше не используешь. Николай сделал пометку на полях: «Как скрывают, как часто используют?» Если они создали целую комнату, она должна окупаться…

Вторым важным пунктом стал вопрос, за который Екатерина Токарева наверняка попыталась бы выцарапать ему глаза. Но обсуждать дело с ней Николай не собирался, а с собой должен был оставаться честным, и он записал: «Все ли были насильниками?»

С точки зрения жертвы любой, кто вступает с ней в связь без ее согласия, – насильник. Кем еще он может быть? Но по записям Николай уже видел, что откровенно издевались над Настей лишь некоторые из воспользовавшихся ею мужчин. Другие же, как она сама признавала, вели себя куда осторожней. Один даже заподозрил неладное и спросил, не нужна ли ей помощь. Но Настя была под воздействием наркотиков, она не сумела бы объяснить, что происходит. Возможно, она даже улыбалась – вряд ли она контролировала собственную реакцию. Она не была связана, на ней не было синяков. Некоторых мужчин могли жестоко обмануть, и они сделали то, что не сделали бы при иных обстоятельствах. А для организатора преступления это риск… Зачем на такое идти? Или ради денег, или ради инструментов шантажа. Банковские счета Боярова в любом случае следовало проверить, тут еще пригодятся те хакеры, с которыми тесно общается Гарик.

Настя была удивлена тем, что ее не убили, ей велели молчать – и отпустили. Николай же с горечью признавал, что это не было наивностью со стороны преступников. Они прекрасно знали, что никто ей не поверит. Они ничем не рисковали.

Как и следовало ожидать, правы оказались они: в полиции сперва отговаривали Настю писать заявление. Потом, когда она под давлением семьи настояла на расследовании, начали по-своему мстить. Девушку заставляли снова и снова повторять подробности произошедшего с ней кошмара, задавали каверзные вопросы. Они даже не скрывали, что Настя виновата сама: не нужно было туда идти и не нужно было пить! Согласилась? Вот и нечего теперь ныть!

Это не доказывало, что преступники подкупили полицию. Жестоко, чудовищно, но еще один факт, от которого нельзя отворачиваться. Те, к кому Настя обратилась за помощью, не знали эту девушку. Для них она была никем – очередной безымянной представительницей древнейшей профессии, решившей стрясти побольше денег с богатых и знаменитых. Такое случалось куда чаще, чем следовало бы – потому что не следовало вообще никогда.

Но в истории Насти был и еще один эпизод, самый страшный, демонстрировавший куда большую жестокость, чем бывает в таких ситуациях обычно. Жертве устроили очную ставку с преступниками, не со всеми, однако Бояров там был. Насте даже хватило мужества опознать их, стоя лицом к лицу, и это многое говорило о силе ее характера. Но вот после этого произошло то, что не случилось бы в нормальных обстоятельствах. Опознанные преступники не ушли, им просто велели спрятаться за ширмой, оставаясь в том же кабинете. Ну а Настю заставили в который раз пересказать подробности изнасилования, слушая, как хохочут и отвешивают издевательские комментарии за тонкой тканью ее мучители.

После этого она по-настоящему сломалась, Николай и по тексту видел. Она не хотела умирать, но считала, что другого пути просто нет: иначе ее страдания не прекратятся. Понимал он и то, почему эти записи повлияли на Лизу, давно уже мучавшуюся от чувства вины.

Не важно, заплатили полиции за это или нет. Кто-то должен был ответить. Поэтому личные беседы Николай начал не с продюсера и прочих гламурных персон, он направился в то самое отделение.

Встречу с начальником ему организовали быстро, да этого и следовало ожидать, учитывая, кто нанял профайлера. Илья Аза?рский, капитан полиции, ни разу не общался с Настей лично, он, скорее всего, даже не видел ее. Но в ту пору он уже руководил участком и должен был знать, что происходит на его территории.

Николай допускал, что теперь, когда началась проверка, Азарский заинтересуется этим делом всерьез и все-таки сольет паршивых овец в своих рядах – зачем ему такие? Но нет, профайлеру пары секунд хватило, чтобы понять: простым этот разговор не будет. Колючий взгляд прищуренных глаз, упрямо сжатая челюсть… Азарский настроился защищать «своих» любой ценой, и ему самому это наверняка кажется благородным.

Заискивать перед ним и изображать вежливость Николай не собирался. Он знал, что некоторые полицейские способны принести проблемы тем, кто им не нравится. Но знал он и то, что на него не посмеют лаять даже они, слишком уж давно он работает с правоохранительными органами, слишком много сделал.

– Анастасия Токарева, – бросил Николай, опускаясь в гостевое кресло. – Почему нет?

Даже если Азарский ожидал иного поведения, сориентировался он быстро:

– Потому что ничего там не было. Она пришла без медицинского освидетельствования, без каких-либо доказательств, десять раз душ перед этим приняла – якобы в стрессе. У нее не было ничего, кроме слов. С чем тут работать? Да если бы мы расследовали каждое преступление, которое шизики придумают, только этим бы и занимались!

– Она не была психически больна, это легко проверяется. Почему же ее слово значило так мало?

– Слушайте, мы говорим не о шестнадцатилетней девочке, которую какой-то извращенец зажал в парке, – поморщился Азарский. – Ко мне пришла откормленная, совершенно здоровая тридцатилетняя тетка, которая мямлила, что ею воспользовались. И не какой-то сантехник Вася, а очень богатые люди! Разве не очевидно, что ей нужно?

– Она просила денег?

– Да не успела просто! Но заявление мы у нее все-таки приняли, какие вообще вопросы?

– Такие: вы просто приняли заявление или провели проверку?

– А вот провели! – с вызовом заявил капитан. – Так что не нужно нас какими-то уродами выставлять! Хорошо еще, что люди, которых она обвиняла, адекватными оказались и согласились сотрудничать.

– Что именно вы сделали?

– Отправились на место преступления – на случай, если хотя бы там сохранилось подтверждение.

– Надо полагать, с доступом проблем не было, раз вы упомянули активное сотрудничество? Вы ведь понимаете, что это же означало зачистку места преступления?

– Не означало! – с необъяснимым торжеством объявил Азарский. – Потому что места преступления там не было!

Комнату, о которой говорила Настя, в коттеджном поселке попросту не нашли. Им позволили обойти все дома, заглянуть во все технические помещения, но там не было ничего даже отдаленно похожего на описанный девушкой «зал изнасилований».

Логично было предположить, что Настю на самом деле вывозили куда-то, но Николай помнил карту той местности. Вокруг поселка старый лес, да и потом, мужчины чередовались, они приходили и уходили. Куда? Не в лесную глушь ведь! К тому же, перевозка в таком случае – дополнительный риск.

Можно было предположить, что использовался какой-то транспорт, грузовик или дом на колесах, но Настя запомнила достаточно просторный зал. И все это было еще одной причиной, по которой жертве позволили уйти живой: преступники знали, что сорвавшиеся обвинения пойдут им на пользу, заставят полицию десять раз подумать, прежде чем снова соваться туда.

Все это не исключало, что зал там был, просто спрятан он оказался очень хорошо. Возможно, полиция и нашла бы его, если бы искала со всем рвением. Однако группа экспертов видела, что хозяева поселка пошли им навстречу, а жертва выглядит истеричкой-вымогательницей. Они не верили в то, что могут найти нечто важное, и это определило исход проверки.

– Мы даже этим не ограничились, – продолжил Азарский. – Хотя могли бы, где тут состав преступления? Но мы работать умеем! Мы опросили многих из людей, присутствовавших в те выходные в поселке.

– Всех?

– Всех-то зачем беспокоить? Выбрали из разных групп. Ту девицу либо не видели вообще, либо видели довольной жизнью. Никто не слышал криков о помощи! С чем нам работать?

– Допустим. Но что это была за клоунада с ширмой?

Вот тут Азарский, до этого смотревший на собеседника победителем, заметно смутился. Что ж… Его психологический портрет становился все более четким. Неплохой человек, на самом-то деле, просто считающий свое мнение единственно верным. Он изначально обозначил Настю как мошенницу и относился к ней соответствующе. Если бы он поверил, что она жертва, он с таким же рвением насел бы на ее обидчиков.

И он знал о той очной ставке… Уже знал, но вряд ли его предупредили об издевательствах над жертвой изначально.

– Да, это наш прокол, – наконец признал Азарский. – Перебор был…

– Дайте угадаю: к тому моменту девица так всех достала, что ее решили проучить?

– Были основания считать ее мошенницей… Слушайте, я это не поощряю, там всё провели, пока я в отпуске был. Те, кто это сделал, усвоили всё, что нужно.

– За такое не выговор полагается, а срок.

Тут Николай намеренно утрировал, ему было интересно посмотреть, как отреагирует Азарский. Капитан не сорвался, он держался за собственное упрямство, как за броню:

– Увольнять хороших оперов я за такое не буду, но, опять же – больше это не повторится.

– Токарева мертва. Вы все еще считаете ее мошенницей?

– Не считаю. Я знаю девок, которые так зарабатывают – и знаю, что к таким прыжкам они не склонны. Но я не верю, что ее изнасиловали. Не было доказательств, даже намеков на доказательства не было! Я думаю, что она была сумасшедшей. И ее мамаше, вместо того, чтобы под нас копать, следовало бы показать свою деточку врачам. А теперь что уже на нас все перекидывать?

– Действительно…

Николай услышал все, что хотел. Оправдывать действия полиции он не собирался, но видел, что как минимум руководство куплено не было. Азарский верил своим словам, он не пытался юлить. Он не жалел Настю, но относился к ней с искренним заблуждением. Нет, никакое это было не спонтанное изнасилование красивой женщины, а отработанное преступление…

А значит, то, чем занимается Николай сейчас, выходит за границы истории погибших сестер Токаревых. Люди, которые сотворили это с Настей, не просто остались безнаказанными. Они получили подтверждение того, что могут делать что угодно, и по своей воле уже не остановятся.

* * *

Валентина Шевис была больна. Только в ее случае речь шла не о состоянии, а о полноценной деятельности.

Даже Матвей понял это не сразу: женщина и правда была скрытной, когда речь заходила о ее проблемах, легко она делилась только радостью. Он и вовсе мог упустить подвох, как все остальные, если бы не знал, что представляет собой болезнь Хашимото. Повезло ему и в том, что Шевисы, как и многие люди старшего возраста, слабо разбирались в современных технологиях. Пользователями они были уверенными, а вот когда речь заходила об установке и настройке оборудования, тут же задействовали Максима.

Максим же изначально появился в их круге общения для работы над сайтом, за это ему платили. Но он, как и многие, не мог отказать, когда его о чем-то вежливо просила ровесница его матери. Жил бы подальше, получил бы достойную причину хотя бы иногда говорить «Нет». Но Максим обитал по соседству, так они и познакомились когда-то с Валентиной и Анатолием. Бодрые пенсионеры рассказали ему о бизнес-планах, программист, и раньше работавший на фрилансе, согласился помочь.

Благодаря этому теперь у Максима сохранились все логины и пароли от электронной почты, мессенджеров и облачных хранилищ, которыми пользовались погибшие. Правда, делиться всем этим с каким-то непонятным типом Максим, угрюмый и замкнутый, не хотел. Тут снова пригодилась Лина: она убедила программиста, что на наследство ее родителей незнакомец не покушается.

Тогда Максим расслабился, заулыбался, но чувствовалось, что на роль души компании он не претендует никогда и нигде. Молодой мужчина отлично разбирался в машинах, с людьми установить контакт ему было чуть сложнее. Матвей мгновенно определил: программисту очень хочется создать благоприятное впечатление, он просто не знает, как это сделать. Причем Максима не особо-то интересовало мнение профайлера, скорее, это была цель по умолчанию – нравиться людям. То, что дается труднее всего, и манит порой больше.

– Насколько хорошо вы были знакомы? – уточнил Матвей, наблюдая, как Максим раскладывает на столе устройства, принадлежавшие погибшим.

Программист прекрасно знал, что где хранится, он явно часто бывал в доме. Да он и не собирался отрицать это:

– Очень хорошо… Они меня звали, если что по компам нужно, ну или просто наладить… Толя и сам умел, но он все с женой возился, если ей к врачу или процедуры какие… Да и он в последнее время себя не очень хорошо чувствовал.

– Тоже чем-то болел?

– Точно не знаю, – пожал плечами Максим. – Но я и про Валю не все знаю… Так, что-то случайно подслушал, о чем-то догадался. Иногда привозил ей лекарства, если она просила, потому и знал. Думаю, даже так мне было известно больше, чем их детям…

Он произнес это вроде как спокойно, однако от Матвея не ускользнула перемена тона. Он посмотрел на Максима и обнаружил именно то, что и ожидал: недовольство.

– У Валентины и Анатолия были плохие отношения с детьми?

– С Линой нормальные, – поспешил уточнить Максим.

– А со старшими? Мне сказали, что они мало общались.

– Да и нет… Вы знаете, что такое пассивная агрессия?

– Наслышан, – сдержанно улыбнулся Матвей.

– Ну вот… Это она и была. Стоило им только встретиться, как те начинали упрекать родителей за то, что живут непонятно как, торгашеством занялись на старости лет… Это нормально вообще? Другие бы радовались, что родители с унылым видом в грядки не зарываются, а эти только и могли, что критиковать! Когда выяснилось, что Валя болеет, стало хуже. Дети ее убеждали, что это из-за работы, что она должна прекратить, губит и себя, и мужа… Ей становилось только сложнее. Она допускала, что они правы, она вредит себе и Толе, а остановиться все равно не могла, у нее ж эта работа главным смыслом жизни была!

Матвей сделал мысленную пометку расспросить об этом Лину. Максим готов был присутствовать и дальше, но в такой компании, вечно нависающей над плечом, не нуждался как раз профайлер. Сосед его намек все-таки распознал и покинул дом, оставляя за Матвеем возможность воссоздать историю по словам и голосовым сообщениям.

История, надо сказать, получалась любопытная.

Болезнь Хашимото Валентине действительно диагностировали в рамках обычного медицинского осмотра. Ничего приятного, конечно, кому лишняя болезнь нужна? Но и ничего особо страшного, Матвей легко назвал бы десятки куда более опасных заболеваний. Диагноз должен был внести в жизнь женщины разве что легкие неудобства, а вышло иначе.

Из-за того, что Шевисы поселились за городом, каждая поездка к врачу становилась событием на весь день. У Валентины на такое не было времени, да и не требовался ей каждый раз осмотр, поэтому львиная доля ее общения с медиками перешла в виртуальное пространство. Теперь Матвей видел, что некоторое время Валентина чувствовала себя прекрасно, а потом начались осложнения: слабость, сонливость, чередующаяся с бессонницей, тошнота, боль в суставах… Врач, которому она рассказала о происходящем, засомневался, связано ли это с болезнью Хашимото, и Матвей разделял его мнение.

А вот Валентина почему-то была непреклонна. Она скидывала врачу ссылки на статьи, где описывались похожие симптомы. Матвей сомневался, что одного этого было бы достаточно, чтобы она так уперлась, все-таки она была неглупой женщиной. Но врач таких тонкостей не знал, он злился все больше и однажды обвинил Валентину в старческом упрямстве. Отреагировала она предсказуемо: начала искать нового врача, который не превращал бы ее возраст в единственное возможное объяснение.

Тогда ей и посоветовали некого Юрия Михайловича Шуми?лина. Этого врача нашел на медицинском форуме Анатолий Шевис, и Матвею хотелось бы узнать, а кто навел на этот форум Анатолия, но спросить оказалось не у кого. Может, дети подсказали? Или кто из знакомых? Как бы то ни было, в интернете за пока еще неведомым Юрием Михайловичем тянулась слава спасителя тел в целом и щитовидных желез в частности.

Матвей уже видел, что минимум часть этих отзывов куплена. Не потому, что Шумилин этот плохой врач, просто слишком уж много хороших – и почти нет плохих, а те, что есть, на разгромные не тянут. Противоречит основам психологии: люди жалуются охотней, чем хвалят, хорошее чаще всего воспринимают как должное. Обычно безупречная репутация у врачей складывается только на страницах их клиник, туда попросту не пропускают ничего, кроме восторга. Но даже там отзывов не слишком много, Шумилин же мог опубликовать песни в свою славу отдельной книгой.

Валентина поверила добытому в интернете врачу. Юрий Михайлович взялся за дело со всем рвением, он назначил пациентке совершенно другие лекарства, засыпал биологически активными добавками и полностью перекроил распорядок ее дня, хотя никто его о таком не просил.

Тут велик был соблазн обвинить этого Шумилина в манипулировании пациенткой, которое и привело в итоге к ее смерти. Не сложилось: Матвей просмотрел большую часть его назначений и ничего по-настоящему опасного не нашел. Да, многовато лишнего, такое ощущение, что этому Шумилину производители витаминов приплачивали… Но это «лишнее» просто не имело отношения к болезни Валентины, хуже от такого набора стать не могло.

А хуже как раз становилось. Периоды улучшения наступали все реже и длились все меньше. Появлялись новые симптомы, возвращались старые. Валентина и правда была деятельным человеком, нацеленным на активную жизнь, тут ее подруга не ошиблась. Но болезнь похожа на воду, долго и упорно подтачивающую камень: рано или поздно она победит, потому что не отступает и не сдается.

Валентина очень устала, это прослеживалось в ее сообщениях. От болей, утомления, ограничений и старости, которая долго ее щадила, а тут вдруг накинулась в один миг. От беспомощности. От предчувствия смерти, лишающего самого желания строить планы…

Она мучилась от всего этого, однако больше сменить врача не пыталась. Она к тому моменту познакомилась с другими пациентами, якобы страдающими от болезни Хашимото, и те люди убеждали ее, что все в порядке, такое бывает. Это как раз Матвея насторожило. Да, был шанс, что у Валентины безобидный тиреоидит проявился вот так аномально. Так ведь в интернете же таких людей собралась толпа! И между собой эту толпу познакомил как раз Юрий Михайлович собственной персоной. Есть расхожая фраза о том, что у каждого врача свое кладбище. Но этот врач какой-то питомник зомби собрать умудрился!

Это не делало его виновным, но делало подозреваемым. Особенно при том, что в переписке Валентины с врачом, подругами и другими пациентами Матвей не нашел никаких указаний на подготовку к самоубийству. Им нужно было поговорить как можно скорее…

Матвей не сомневался, что беседа состоится, так или иначе. Либо Шумилин окажется не очень талантливым врачом, либо откровенным мошенником, без жалости сгубившим многих пациентов. Третьего варианта вроде как не было… И вместе с тем был.

Юрий Михайлович Шумилин просто исчез. Из интернета, разумеется, в реальной жизни его следов не было изначально. Никаких обновлений его деятельности не появлялось с тех пор, как умерла Валентина. Матвей попытался найти, где же практикует эндокринолог с таким именем, и не смог.

Похожая ситуация сложилась и с пациентами, которые «лично знали замечательного доктора». Нет, по их именам результаты как раз находились. Но результатов этих было очень много, а Матвей не знал ни городов проживания, ни возраста… да ничего! У кого-то были фотографии, однако такие, что для поиска не используешь. Попытки написать им в мессенджеры тоже ни к чему не привели: система показывала, что каждого из этих людей много дней не было в Сети.

Он мог бы продолжить сбор информации сам, но Матвей прекрасно понимал, что это отнимет неоправданно много времени, он без сомнений набрал номер Гарика.

– Ты сейчас на задании? – уточнил Матвей.

– Ага, – отозвался младший ученик. – Злой и гадкий Форсов поручил мне собрать слово «Вечность» из осколков зубов доброго самаритянина. Я тебе нужен?

– Нет.

– Ты позвонил, чтобы ударить по моей самооценке? – удивился Гарик.

– Мне нужен толковый хакер.

– Юдзи, что ли? Он скорее бестолковый!

– Любой, который выполнит работу быстро.