Лайза Фокс "Рыбалка для босса"

Только ею я когда-то и спаслась после расставания с Ильёй и смерти мамы. Сначала просто лежала пластом, а потом вышла на улицу и увидела ветхие наличники. Решила отреставрировать.

Сейчас я с улыбкой вспоминала, как красила обрамление окна, а московские рыбаки сгрудились внизу и фотографировали. На следующий день потянулись с первыми заказами. А через неделю я ставила в очередь уже на осень.

Вот и теперь, вырезая и подгоняя витиеватые символы берегини, углубилась в историю семьи. Наличники привёз бизнесмен, сделавший капитал на куриных яйцах.

Когда бизнес разросся и он смог вернуться в семью, вспомнил, что всё детство провёл у бабушки в доме прадеда. Теперь решил реставрировать всё до первоначального вида. Не менять на новое, а восстанавливать элементы.

Получалось хорошо. Прадед заказчика был юристом, и нижняя часть обрамления окна включала свиток, как признак высокой должности. Я долго провозилась с соединением новых элементов, забыв про время.

Когда вышла на крыльцо подышать, забыла о приезде Черкасова. А вот он о моём существовании не забыл. Сидел на ступенях, и едва я открыла дверь, вскочил на крыльцо.

Это выглядело сюрреалистично. Я не сняла защиту и видела его, словно сквозь поверхность воды. И совершенно не слышала. Он что-то говорил, с экспрессией размахивая руками, а я видела немое кино.

В конце концов, он замолчал. Мы простояли несколько секунд друг напротив друга. У меня не хватало воздуха, чтобы вздохнуть. Вот он, человек из моих сладких воспоминаний и горьких снов. Мой бывший.

Илья показал на наушники, и я стянула их вниз, дрожащими руками.

– Здравствуйте, – начал он, обворожительно улыбаясь. – Я пришёл извиниться за то, что перепугал вас ночью. Я не хотел причинять неудобства. Просто не смог до вас достучаться во время бури. Дождь лил стеной, я был в открытой машине и пытался найти ночлег. Стучал в брёвна, но вы не слышали. У вас в палисаднике стояла лестница, вот я и решил открыть ставни и постучать в окно.

Я смотрела на Черкасова, как на произведение искусства. Даже в мятом костюме для рыбалки он был хорош. С чёткой линией подбородка, с ровным носом, точёными губами и глазами неизвестного цвета, глядящими в сердце.

– Вы меня слышите?

Илья внимательно на меня посмотрел, словно боясь, что я проглотила язык.

– Да, – ответила я хриплым после работы с мельчайшей древесной пылью голосом.

– Я прошу у вас прощения.

– Я поняла.

Он нахмурился. Рассматривал меня внимательно, словно ища подвоха, и меня осенило! Он меня не узнал! В респираторе, очках, косынке и перчатках, я была для него неизвестным чудовищем женского рода.

– Если с ночным недоразумением мы всё решили, я прошу у вас ночлег. Мост, по которому я приехал, смыло водой. Выше по течению прорвало дамбу и теперь мне здесь у вас загорать дня три, как минимум. – Я молчала. Илья решил повторить вопрос. – Ну, так что? Пустите к себе на ночлег?

– Нет, – прокаркала я грубым от волнения голосом.

Черкасов на секунду растерялся. Ему никогда и никто не отказывал. Даже в мелочах. Тем более, девушка из какого-то захолустья. Он нахмурился и сделал ко мне шаг, я отстранилась.

– Погодите, вы меня не поняли. Я оплачу проживание по цене гостиничного номера.

– Нет, – я была непреклонна.

– Вы меня не поняли, – начал раздражаться Черкасов, – я могу оплатить и больше, скажите, сколько вы хотите за ночь, и я не буду торговаться.

– Нет.

Илья сложил на груди руки. Осмотрел меня с головы до тапочек с собачьими мордами. Сдвинул челюсть вбок.

– Уважаемая, это какое-то недоразумение. – Он поджал губы, сдерживая гнев. Спорить на пустом месте Илья не любил больше всего. Теперешний разговор считал глупым и мелочным. – Мне всегда говорили, что в Заречье гостеприимные люди. И что бы ни случилось, у вас можно было найти пристанище. Но меня буквально выгнали из одного дома, не впустили во второй, а к третьему даже не дали подойти. Это какой-то заговор?

Он впился в моё лицо хмурым взглядом, а мне стало весело.

– Нет, – снова ответила я.

– Вы ко всем так безжалостны? Удивлённо спросил он.

– Нет.

– Послушайте, уважаемая, – начал выходить из себя Илья. – Я не знаю, что у вас тут произошло, кто вас обидел и почему вы не можете войти в положение человека, временно оставшегося без крова, но это не по-людски, вы понимаете?

– Нет, – уже из весёлой вредности ответила я.

– Вы вообще хоть какие-то другие слова кроме «нет» знаете?

– Да.

– Значит, и согласиться впустить меня на ночлег тоже можете? Я не прошу даже пускать меня в дом. У вас есть постройки для скота и хранения припасов. Наверняка в них найдётся для меня место?

– Нет.

Черкасова порвало.

– Послушайте! Я не стесню вас ни на секунду. Готов даже не попадаться вам на глаза. Но пока не починят мост, или хотя бы связь, я прошу вас предоставить мне любое место под крышей.

Я ухмыльнулась и закашлялась в респираторе.

– Нет.

– Уважаемая, не знаю, вы ненавидите весь сильный пол разом или какого-то конкретного мужчину, но так не делается!

У меня внутри всё заледенело. Нервы сжались в тугой пучок. Откуда-то из глубин души и памяти подкатило желание отомстить. Высказать всё то, что я мечтала ответить Черкасову долгих 5 лет, проведённых без него.

Я резко шагнула вперёд, Илья отшатнулся от неожиданности.

– А как делается, – прошипела я, – Ты знаешь, как по-людски? – На лице Черкасова снова отразилось непонимание. Глаза забегали по моей голове, плечам, фигуре, ища ответа. Но я не дала ему времени собраться с мыслями. – А я тебе скажу. На ночлег не пущу.

Злорадно улыбаясь, я развернулась обратно к двери. Вошла в прихожую, и стоя в доме, развернулась к Черкасову. Он выглядел как человек, встретивший привидение.

И я решила добить его морально тем же оружием, которым он уничтожил меня 5 лет назад.

– И, да, Илья. Пока. Теперь ты как-то сам.

А потом с силой захлопнула входную дверь и задвинула тяжёлый железный засов.

Всё прошло

Заперев замок, я ушла в мастерскую, и уже там, рухнув на стул, разревелась. Содрала защитные очки, респиратор и плакала навзрыд. Почему? Ведь всё давно отболело?

Ну, бросил он меня когда-то ради карьеры, ну чуть не сдохла от любви. А потом как-то убегалась. Мама болела. Сначала больницы, потом похороны. А потом работа с утра до ночи.

Зато теперь заказов аж до весны, генератор купила. Во сне Чееркасова перестала видеть, просыпаться в слезах тоже. Он мне никто! Чужой человек из другого мира. Всегда был недосягаем.

Я видела его работы среди финалистов и победителей международных конкурсов, следила за успехами и изяществом архитектурных решений. А потом я попала на форум, где Черкасов был спикером. И всё, пропали оба.

Так мне казалось, что оба. Все 2 года совместного проживания. До того самого момента, когда он улетел в Дубай. А я осталась. И снова слёзы. И тогда, и теперь.

Ведь всё прошло!

Он для меня никто! Как и я для него! Отряхнулся и пошёл. Вернее, полетел в Дубай. Потом, судя по новостям, возвращался иногда. Но мы уже через полгода после отлёта даже не созванивались.

Да и как? Оба сменили номера и место жительства. В мамином доме жить я не могла, переехала в бабушкин. Здесь даже адреса не было. Я хмыкнула – да и какой адрес у трёх домов?

Мне передавали корреспонденцию раз в месяц или реже. Варе в Заречный, точка. Да мне никто и не писал. Передавать было нечего. Тем более, от Черкасова.

Только бы он поскорее уехал!

Словно в ответ на мои мысли, за окном взревела машина. Сердце пропустило удар, словно я надеялась, что Черкасов останется. Что хотя бы сейчас не бросит меня ради работы.

Шум мотора удалялся, но в противоположную от смытого рекой мостика. Потом стих на несколько минут и снова взревел во всю мощь. Я вскочила на ноги и кинулась в спальню.

Единственное окно, выходящее на улицу и свободное от ставен, было закрыто деревянным шкафом. Вчера я его придвинула в порыве ярости. Сейчас вернуть шкаф на место не получалось.

С огромным трудом мне удалось втиснуться с края и заглянуть на улицу. То, что я увидела, удивило меня до глубины души. Даже если бы по дорожке перед палисадником вышагивал единорог, я бы решила, что это цирковая лошадь в костюме.

Всякое можно увидеть на арене. Там и кентавры встречаются, и русалки летают. Но работающего руками Черкасова никто и никогда не видел. Его любимая фраза была: строит тот, кто не может купить.

Он даже отколовшийся плинтус не мог приклеить – вызывал помощника. И вот сейчас, Черкасов привязал тросом упавший забор в палисаднике бабы Луши и поднимал его при помощи лошадиных сил машины.

Илья контролировал процесс сидя за рулём обернувшись. Баба Луша суетилась вокруг. Семёныч руководил процессом, размахивая рукой. Как только он показал скрещенные на груди кисти, машина остановилась.

Дальше и вовсе было удивительное. Черкасов выпрыгнул в грязную колею, обошёл машину и помог Семёнычу закрепить забор с одного края. Передвинул верёвку, снова сел за руль.

Черкасов? Который за всю свою жизнь не прибил ни одного гвоздя, не починил кран, да что там, штор не повесил в новой квартире, секцию за секцией поднимал и укреплял забор полисадника.

Баба Луша утирала концами платка слёзы. Семёныч, который не мог восстановить её забор уже три месяца, от гордости так выпятил грудь вперёд, что я начала бояться, что худосочный старичок упадёт на спину.

Я выбралась из-за шкафа и пошла приводить в порядок мастерскую. Света не было, а бензин генератора надо было экономить. Поэтому отключила Платона и, пропылесосив стол, затопила печку в прихожей.

Согрела себе воды. Переобулась в сапоги, вышла на крыльцо и едва не столкнулась с Семёнычем, даже пустым ведром его задела. Но тот не обиделся. Наоборот, засуетился вокруг меня.

– Варюш, ты эт самое, хлеб сегодня печь будешь?

– Не планировала, дед Вася.

– Ну и ладно. – Он сегодня был необычно покладист. – А так-то может, если соберёшься, то эт самое, и на меня спеки, пожалуйста.

Дед даже пританцовывал, не давая мне пройти. Словно загораживал от чего-то. Это было подозрительно. Я сделала шаг вправо. Семёныч, двинулся вместе со мной. Отступила влево, он двигался, как приклеенный.

За спиной деда Васи звякнуло. Решительно взяв его за плечи, я сдвинула соседа в сторону.

– Ну-ка посторонитесь…

Договорить я не успела. Потому что снова увидела чудо. От колодца в высоких рыбацких сапогах по размокшей дорожке, чавкая глиной, шёл Черкасов. В каждой руке он нёс по ведру, наполненному водой.

– Ты, эт самое, не серчай, Варюш. Илюша тебе водички натаскает, скупнёшься после работы. Может, суп сваришь иль чего погуще.

Меня колотило от злости. Мало того что сговорились между собой, так ещё и ко мне на участок пришли.

– А ну-ка, давайте-ка отсюда! Оба! – гаркнула я.

Семёныч, зная мой взрывной характер, попятился. Торопливо спустился с крыльца. Я последовала за ним. Получалось, что я шла навстречу к Черкасову. Он тоже не замедлил ход.

Ещё секунда, и мы бы столкнулись на мокрой дорожке. Ни он, ни я не собирались уступать. Я даже начала прищуриваться, перед ударом, думая, что он неотвратим.

Потому что вторая основная черта Черкасова после белорукости была неуступчивость. Этот никогда не сходил с дороги. Особенно если вокруг хлюпала грязь. А он ненавидел пачкаться!

Шаг, второй, я жду столкновения, но вместо этого едва ли не падаю вперёд. Потому что Черкасов, наш великий и неповторимый, звезда архитектурной мысли, сдвинулся в лужу и пошёл дальше.

Проскочив в сторону колодца, я услышала за спиной.

– Варюш, ты эт самое, не серчай. Воду Илюша на крыльцо поставит, чтобы ты не таскала. А хлеб если будешь печь, то и на мою долю тоже ставь.

– Да идите вы уже оба! И не шастайте на мой участок! Я и воды натаскаю сама, и вымоюсь без помощников!

Мужчины прыснули от смеха. А я, сообразив, что сказала лишнее, рассержено топнула ногой и зашагала к колодцу. Зачерпнула воды, балансируя на скользкой дорожке, принесла ведро к дому.

На крыльце стояли два полных ведра. Я повернулась в сторону дома Семёныча. На ступеньках стоял Илья. Он помахал рукой, а я отвернулась.

– Пожалуйста, – крикнул он, не дождавшись благодарности. А я, внесла своё ведро домой. К воде, которую поставил Черкасов, даже не притронулась.

Потому что его предательство ничем не смыть.

Девичьи посиделки

Вечером я смыла с себя грязь рабочего дня. А мерзких воспоминаний не оттёрла. Быть использованной и выброшенной – удовольствие специфическое, на любителя. А я простая, без извращений, деревенская.

Это Черкасову подавай условия и комфорт. А мне, чтоб хорошо было, душевно. К лучшему, что мы разбежались. Я бы чай на дизайнерский стол пролила, он бы со мной развёлся.

А тут я сама себе хозяйка. Живу хоть и просто, но со всем необходимым. Свет выключили – у меня генератор есть. Холодильник с морозилкой, мастерская со станком и сушилкой.