ПОСТУПАЮЩИЕ ИЗ НЕСКОЛЬКИХ ИСТОЧНИКОВ ДАННЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ, ЧТО ФБР, АНБ, ЦРУ, РУМО, А ТАКЖЕ ДРУГИЕ КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЕ И РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЕ СТРУКТУРЫ США АКТИВИЗИРОВАЛИ РАБОТУ ПО ВЫЯВЛЕНИЮ АНОМАЛЬНЫХ ЯВЛЕНИЙ. ЕСТЬ СВЕДЕНИЯ, ЧТО С ИХ СТОРОНЫ НАЧАЛАСЬ ОХОТА ЗА НЕКИМ ЧЕЛОВЕКОМ, ГРУППОЙ ЛЮДЕЙ ИЛИ СТРУКТУРОЙ, КОТОРЫЙ/КОТОРЫЕ ОБЛАДАЮТ СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННЫМИ СПОСОБНОСТЯМИ. В ТО ЖЕ ВРЕМЯ ИМЕЮТСЯ ДАННЫЕ, ЧТО НИКОМУ В США В ТОЧНОСТИ НЕ ИЗВЕСТНО, ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЮТ СОБОЙ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК/ГРУППА/СТРУКТУРА, КАКОВА ПРИРОДА ЕГО/ИХ ВОЗНИКНОВЕНИЯ, КАКИМИ ЯВЛЯЮТСЯ ЕГО/ИХ ЦЕЛИ И КАКИЕ УГРОЗЫ ОН/ОНИ ТАЯТ.
В НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ В АМЕРИКАНСКОМ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОМ И КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОМ СООБЩЕСТВЕ ВОЗОБЛАДАЛА ВЕРСИЯ, ЧТО ЭТО ПРЕДСТАВИТЕЛИ ИНОПЛАНЕТНОГО РАЗУМА, КОТОРЫЕ ПОД ЛИЧИНОЙ ЛЮДЕЙ ВЕДУТ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ДЛЯ ПОСЛЕДУЮЩЕЙ КОЛОНИЗАЦИИ ЗЕМЛИ. НЕ ИСКЛЮЧАЕТСЯ ТАКЖЕ ВАРИАНТ, ЧТО УПОМЯНУТЫЙ/ЫЕ ОБЪЕКТ/ОБЪЕКТЫ ЯВЛЯЮТСЯ ПОРОЖДЕНИЕМ МИСТИЧЕСКИХ, НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИХ СИЛ.
НР 383 РЕЗИДЕНТ КВР КЕНТАВР 12.05.2024?13.35
– Сильное сообщение, – прокомментировала, отложив бумагу, Кононова.
– Понимаешь, Варя? – молвил Петренко. – Раз у них такое появилось, раз американе нечто такое ищут – значит, подобное, скорей всего, возникло и у нас. Как иначе? Всегда все происходило симметрично с главным противником. Помнишь, Посещение номер один, в тысяча девятьсот пятьдесят первом году? А потом следующее, в шестьдесят втором, во время Карибского кризиса? Чуть не в один день тогда гости появились и у нас, и у американов. Есть основания думать, что и нынче они действуют аналогично прошлым посещениям – то есть одновременно появляются и у штатников, и у нас.
– Но сейчас, – прокомментировала Варя, – в отличие от пятидесятых-шестидесятых годов, пришельцы, наверное, кроме России, и в Китай должны наведаться, и в Европу. А может, и в Индию тоже. Мир ведь из тогдашнего двухполярного явно превратился в мультиполярный.
– Я задавал этот вопрос коллегам из Ясенева, из Комитета по внешней разведке. Они мне ответствовали, что данными из Китая, Индии или из Европы пока не располагают.
– А не дезинформация ли это? – Кононова кивнула на шифровку.
– Что ты имеешь в виду? Что наши заокеанские партнеры перевербовали резидента под кодовым именем Кентавр и потому он стал гнать нам дезу?
– Нет, я предполагаю, а вдруг американе, – когда-то Данилов рассказал ей, что первые советские ракетчики, включая Королева, называли жителей США именно «американами», получалось забавно, но уважительно, вроде «марсиан». И Варя, и Петренко переняли это словечко, – американе специально распускают эти слухи ради того, чтобы мы стали искать в темной комнате черного кота – а его при этом там и нет? Отвлекали силы и средства в поисках того, что в реальности не существует?
– Говорят же тебе, это не первое подобное сообщение. И по другим каналам аналогичная инфа из США проходила. А потом, люди из комитета внешней разведки – серьезные товарищи. Они, что называется, за базар отвечают.
– И вы, то есть комиссия, тоже начали работу в этом направлении?
– Она именно нам и поручена, Варюша. В соответствии с задачами нашей организации.
– Вот как! Рада за вас. Давайте, действуйте. Но при чем тут я, товарищ полковник?
– А при том, что это ведь твоя тема. Как мы с тобой в яранской тундре с чужими бились, помнишь?
– Такое забудешь!
– Поэтому, конечно, тебя не хватает… – выговорил-таки полковник слова, которые были ей очень по сердцу. – Но если я предложу тебе вернуться на службу – временно, для выполнения задания, – ты ведь не согласишься?
– Не соглашусь, товарищ полковник. У меня сыну только годик исполнился. И никого в помощниках: ни бабушек, ни нянек. Один Данилов, но он сидеть круглые сутки с ребенком не может, спасибо, раз в неделю меня, как сегодня, отпускает. Ему надо деньги зарабатывать, семейку нашу кормить. Пенсии моей, хоть и военной, на нас троих явно не хватит. Так что при всем моем уважении и любви к вам: нет и нет.
– М-м-м, жалко, конечно. Но ты ведь сможешь поработать над этой темой факультативно? Присмотреться? Пошерстить Интернет? Соцсети?
– А что мы ищем? Более подробно можно?
– Сожалею, но у меня никакой дополнительной информации, кроме данной шифровки, пока не имеется. Я, знаешь, на интуицию твою очень рассчитываю. – Петренко сделал паузу и добавил: – И на Данилова.
– На Алешу? – округлила глаза Кононова. – Шифровку вы мне показали секретную, КОМКОН – организация секретная, тема вышеизложенная – секретная. Что же я Данилову могу сказать?
– Скажи в этаком, округленном виде. Он ведь тебя спросит, зачем ты мне сегодня вдруг понадобилась? Вот и поведай супругу – безо всяких ссылок на коллег из Ясенева, конечно. Пусть Данилов тоже присматривается к окружающим. У него-то самого экстраординарные способности, в отличие от нас всех, имеются.
– Н-да, Сергей Александрович, задание точно в стиле комиссии. «Ступай туда, не знаю куда, найди то, не знаю что». – «А деньги?» – «А денег нет, но вы держитесь»
– А что ты хочешь? Мы с тобой в таком режиме двадцать лет совместно проработали. Давай я тебя познакомлю с сотрудниками, которые официально эту тему начали вести.
Когда Варя вернулась домой, в их квартиру почти что в центре столицы, на Краснопролетарской, Данилов встретил ее с крайне загадочным выражением лица. Она даже забеспокоилась: что случилось? Однако выглядел Алеша скорее радостным. Да и Сеня смотрелся здоровеньким и довольным. Он стоял в кроватке, держался за барьер и качался на крепеньких ножонках. Когда увидел Варю, радостно заорал: «Ма! Ма! Ма!» – и так до бесконечности – и протянул к ней ручонки.
«Боже мой, – екнуло у нее, – и я почти всю жизнь отказывалась от этого счастья! Дотянула чуть не до сорока лет! И ради чего? Ради какой-то работы!»
Она взяла сына на ручки, потаскала по комнате, потискала. Он тоже обнимал ее, сжимал за голову, восхитительно пах молочным своим детством. Подошел Алеша, обнял одновременно и ее, и малыша. И опять от этих объятий, когда они втроем оказались все вместе, Варя почувствовала новый прилив нежности и любви – к ним обоим. Хотелось всю жизнь простоять вот так с ними, со своими любимыми мальчиками, в объятиях и ничего больше не делать – тем более не имелось никакого желания выполнять задания Петренко.
Данилов спросил малыша: «А ко мне пойдешь?»
Тот охотно переменил дислокацию и перебрался на ручки к отцу. Алеша осторожно опустил младенца и поставил ножками на пол.
Стоять парень научился давно, но для того, чтобы хранить равновесие, ему все время требовалось держаться – в последнее время хотя бы за один палец взрослого.
– Отойди-ка на три шага, дорогая! – скомандовал супруг. Она выполнила пожелание: предчувствовала, к чему дело идет. – Помани его!
– Сенечка, иди ко мне, – ласково позвала Варя.
И, о чудо, малыш оторвался от руки мужа и сделал сам – первые! самостоятельные! – шаги в ее направлении! Ему как раз хватило шести шажков, и он стал заваливаться, но она подхватила сыночка в свои объятия, подняла, обняла, воскликнула: «Ой, какой же ты молодец!» – и зацеловала, затормошила.
– А?! – гордо воскликнул Данилов, будто бы это именно он, лично за сегодняшний день, пока ее не было рядом, научил сына ходить. – Каковы мы?
– Да, Лешка, поздравляю! Давай снимем видео – самые первые шаги? На память?
– Слушай, ну ты прям как блогерша какая! Начнем еще в соцсети куда-нибудь нашего ребеночка выставлять!.. Да снимем мы его со временем, снимем, никуда не денемся… Давай лучше отметим достижение сына. Есть хочу не могу. Я, пока Сенька почивал, пасту сварганил с лососем. И бутылочку новозеландского шардоне поставил охладиться.
– Яжемать, забыл? Кормящая! – напомнила Варя. – Какое там новозеландское.
– Сеня не все молочко выпил, что ты утром сцедила. И прикорм добавим, до утра хватит ему.
– Ах ты змей-искуситель!
Слава богу, характер у их сыночка оказался по жизни покладистый, натура нескандальная, позитивная. По ночам он, особенно в последнее время, как месяцев восемь исполнилось, обычно спал. За всю ночь только один раз, от силы два требовалось встать, покормить, успокоить, найти потерянную соску.
Поэтому, уложив малыша, поставили «радионяню», уселись на кухне. Данилов за что ни брался – все у него хорошо получалось. В этот раз и угощение удалось – паста с лососем под сливочном соусом, и вино он правильное выбрал: очень летнее, под теплый воздух, который струился из полураспахнутого окна.
«Вот ведь судьба, – думалось Варе, – могла я вообразить, что когдатошний объект разработки станет самым близким для меня человеком? Тут и Данилов, конечно, свою роль сыграл – преследовал меня по-настоящему, да и способности свои экстрасенсорные наверняка проявил, чтобы покорить, – хотя напрочь это отрицает. Но вот мы не просто живем вместе, а подлинные теперь муж и жена перед богом и официальными органами».
Она вспомнила, как полтора года назад, когда сказала под Новый год Алеше, что беременна, он немедленно предложил: расписываться в загсе и венчаться в церкви. «И давай не затягивать, – настоял тогда, – пока твое интересное положение окружающим не очевидно и Великий пост не начался».
Обвенчались и расписались в конце февраля прошлого года, шаферами были полковник Петренко и Сименс, а с ее стороны – давняя подруга Верочка Погодина и бывшая однокурсница Наташа.
Одно только сделали не по правилам: она не стала фамилию менять. Возможно, Данилову это оказалось неприятно, но он ее поддержал: «В память о твоем отце, генерале и докторе наук. Великий был человек».
Варю совсем не тошнило, и была она на венчании очень красивой. Так жаль, что не могут ее увидеть и порадоваться ни мама, ни папа – тридцать лет, как спят в земле сырой.
А в июне она родила. Алеша все время был с нею рядом, и при родах она впервые согласилась, чтобы он на нее воздействовал, поэтому всю ее боль он старался брать на себя. Она видела, как ему самому тяжело и нездорово, лицо его посерело, на лбу пот выступил, он крепко сжимал и кусал губы – зато она особых страданий не испытывала, и ребеночек выскочил быстро и почти безболезненно – а Данилов (усмешливо подумалось ей) стал первым мужчиной, который почувствовал, что такое рожать. И за это она тоже была ему благодарна.
Малыша, мальчика, хотелось назвать в честь своего отца Игорем – но Данилов отговорил: «Папа твой, конечно, был человеком великим, но погиб трагически и в относительно молодом возрасте – зачем ребеночку такой ментальный груз?» О том, чтобы назвать в честь даниловского папаши, и речи не шло – был тот человеком странным, неоднозначным, да и умер тоже далеко не стариком.
Алеша предложил наименовать сыночка Арсением – она согласилась.
– Для чего тебя Петренко вызывал? – вырвал ее из приятных воспоминаний Данилов.
– Окажемся на открытом воздухе, расскажу, – ответила она.
– Ох уж эта шпиономания, – пробурчал он, – неужели думаешь, что нас с тобой до сих пор слушают?
– Конечно, – убежденно проговорила она.
Из-за стола они переместились в спальню.
С Даниловым ей всегда была хорошо – ну, если быть честной, почти всегда. Он уверял и клялся, что никаких своих сверхъестественных способностей к этому не прикладывал, мыслей не читал, желаний не предугадывал – когда бывал с ней, возводил типа вокруг себя невидимый, но непроницаемый стакан. Кто знает: может, правда – Алеша вообще был болезненно честным человеком. А может, и врал. Или, точнее, привирал немного.
После родов она еще больше раскрылась. Сильнее чувства стали. И когда Алеша в постели до сердца доставал, вцеплялась в него и шептала – вот только кричать теперь во все горло боялась: а вдруг Сенечку разбудим.
Потом они оба заснули, обнявшись.
Ночью Варя пару раз вставала к малышу. А под утро сны у обоих стали перемежаться с явью, и думы и заботы дня вдруг спутывались с ночными видениями, и от этого становились вдруг яснее, отчетливее, но и мягче, успокоительней.
Все последнее время, с того момента под Новый год, когда Варя объявила, что беременна, Данилов не переставал в глубине души думать и переживать о малыше. Поводы имелись, и не только естественная тревога отца за своего сына. Варя, согласно ужасному жаргончику отечественных врачей, являлась старородящей – а значит, риски, связанные с беременностью, повышались. И помочь ей, выручить в случае беды он, несмотря на все свои способности, никак не мог.
Но главное, что его беспокоило, – как раз они, его таланты. Ведь он, Данилов, явно выделялся из обычного человечьего ряда. Был необыкновенным, особенным. Да, он в итоге сумел приручить свой дар и благодаря тому смог хорошо зарабатывать и пользоваться уважением окружающих. Но какие испытания и мучения ему пришлось преодолеть, когда этот дар только просыпался! Как тяжело было! Настоящее счастье, что ему в конце концов удалось направить свои умения в конструктивное, полезное русло! Сколько людей с аналогичными способностями попросту гибли: спивались, оказывались в психушках или на дне жизни! Нет, совсем он не хотел, чтобы его сыночек, его Сенечка унаследовал от него таланты и связанные с ними тяготы. Как ему мечталось, чтобы он оказался самым обыкновенным ребенком! С каким вниманием он всматривался в него: не проявится ли нечто, свидетельствующее о будущих сверхспособностях!
Нет, пока, слава богу, ничего не проявлялось. Сын рос обычным крохой. Однако тревога не отпускала. Она прорывалась и днем, когда Данилов возвращался с работы и с беспокойством вглядывался в личико сына. Врывалась в подсознание ночью, когда малыш в его снах вдруг начинал угадывать в колоде закрытые карты или решать тригонометрические уравнения – и это становилось для него, для отца, мучительной тяготой. Он на мгновение просыпался, произносил, как мантру, короткую молитву – и снова засыпал, и видел сны о другом; однако подспудное волнение все равно длилось.
Рядом, разметавшись большим обнаженным телом, спала Варя. Ее сон под утро тоже был неглубок, она прислушивалась к сопению (через «радионяню») малыша. А еще невольно ей вспоминалось, как вчера в штаб-квартире КОМКОНа Петренко вызвал, чтобы познакомить с ней, двух новых офицеров – они поступили на службу в комиссию после ее увольнения, и она их никогда раньше не видывала.
Оба прибыли в кабинет Петренко – в гражданском, как водится. Первый – капитан Вежнев, Антон. Лет тридцати пяти и, боже, какой красивый! Лицо как у Петренко, словно из фильма о римских гладиаторах, – только полковник роста совсем невысокого и, что там говорить, немолодой, а этот высоченный, с голубыми глазами, длинными ресницами. И с атлетической фигурой, которую не скрывало легкомысленное поло. Он при знакомстве задержал Варину руку в своей и осмотрел ее откровенно раздевающим взглядом. От подобного мужского внимания она за последние два года после увольнения совершенно отвыкла – все с Даниловым да с Даниловым.
Алеша, конечно, очень хороший: умный, добрый, амбициозный, заботливый – но красота не самая сильная его сторона. Вдобавок скажем прямо: каждая девушка, и Варя тоже, нуждается в подобном неприкрытом восхищении эдакого полубога. И она в тот момент как-то сразу почувствовала себя в большей степени женщиной, чем минуту назад: осознала, как она хороша в своем открытом сарафане с мощными плечами и руками и прочими богатствами, способными ослепить любого мужчину.
Ничего, разумеется, в петренковском начальственном кабинете, кроме этих первых взглядов, не последовало. Просто сухой и скупой разговор о деле. Обменялись номерами телефонов. Договорились держать связь. Разве что на прощание капитан Вежнев опять дольше обычного задержал ее руку в своей ладони. И она в ответ не стала демонстрировать при пожатии собственную силушку бывшей чемпионки Москвы по гребле и мастера спорта, притворилась мягкой и робкой девочкой.
Но, кроме красавчика, в кабинет к полковнику был вызван другой офицер комиссии – старший лейтенант Любовь Андриянова. Девушка оказалась одета, в противовес Варе и Вежневу, в летний, льняной, но строгий деловой костюм. Лет тридцати, маленькая, черненькая, хорошенькая. Она тоже, как капитан, схватывала все на лету, и в какой-то момент Кононова ощутила дикий укол ревности: «Вот, я ушла со службы, однако свято место пусто не бывает, и теперь эта фря крутится рядом с Петренко и красавцем Вежневым и решает важные вопросы государственного значения, секретные расследования ведет. А я выброшена из большой жизни, поставлена на каждодневное обслуживание ребеночка и мужа».
Сейчас, в полусне, у Вари снова повторялся эпизод знакомства с Вежневым. Она любила Данилова и никогда за двенадцать лет, что они прожили вместе, даже в мыслях не изменяла ему – но над снами мы не вольны, да и видение ей демонстрировали самое что ни на есть целомудренное: капитан снова глядит на нее глубоким взглядом и задерживает свою руку в ее.
А потом, как всегда рано, проснулся Сенечка, началась возня: менять подгузник, кормить, поить. Засобирался на работу Данилов. Очарование сна было быстро утеряно, да и верила Варя: увиделись они с капитаном первый и последний раз.
Найти новых чужих (или иных, или странных) – замечательная идея. Только как она сможет Петренко в этом помочь? У нее кругозор и оперативный простор ограничены единственным окошком в мир: компьютером и Интернетом.
А даже если она отыщет хоть что-нибудь – будет докладывать лично Петренко. Капитан-красавец с опытом службы в КОМКОНе полтора года – явно не тот уровень, чтоб она с ним советовалась, да простят ее боги за высокомерие.
Алеша уехал на работу, в свой офис, где вел каждодневный прием. Он начинал поздно: в одиннадцать, в двенадцать – в зависимости от того, кто из пациентов сумел убедить девочек на ресепшене, ведающих записью, что его, клиента, случай требует немедленной консультации у экстрасенса.
А Варю поглотила рутина: опять покормить Сеньку и отправиться с ним гулять.
Жили они почти что в центре Москвы, недалеко от Садового – поэтому мест для прогулок имелось немного. Двор их огромного восьмиподъездного, двенадцатиэтажного дома был, правда, зеленым, и небольшой садик в нем имелся. Порой гуляли там. Но чаще отправлялись с Сенечкой в Делегатский парк. Вот и сейчас Варя снарядила прогулочную коляску, и пошли.
Они не раз обсуждали с Даниловым, что пребывание в городе неполезно для малыша. Но какие оставались варианты? Дача ее родителей? Да, там огромный зеленый участок и кругом леса, только с удобствами негусто, выкупать малыша – проблема. Да и не сможет Данилов по вечерам к ним из города приезжать, а потом каждое утро на работу в пробках по Щелковскому шоссе тащиться. А без него ей там будет и тяжело, и скучно, и страшно.
Рассматривали другой вариант: снять коттедж с удобствами. Но этим, как оказалось, надо было озабочиваться в конце зимы, в начале весны – к лету, когда они спохватились, все пристойные варианты оказались разобраны. Вот лопухи!
Вот потому-то пока приходилось в Делегатском парке прогуливаться, дышать пыльной листвой.
Пока шли от дома к парку, Сеня поспал.
А не успели прийти – явление: прямо перед Варей возник капитан Вежнев из вчерашней встречи в КОМКОНе (и сегодняшнего утреннего сна). Улыбается во все тридцать два великолепных белоснежных зуба и делает жест, словно обнять ее хочет.
– Здравствуйте, Варвара Игоревна! Как я рад вас видеть!
А она не слишком-то подготовлена к подобной (да и к любой!) встрече: не накрашена, сарафан самый простецкий, чуть ли не домашний, на ногах босоножки, под ними сильно поиздержавшийся педикюр. Поэтому Кононова легкий тон нового знакомца не поддержала, нахмурилась:
– Как вы здесь оказались?
– Да вот, решил прогуляться по парку. Удивительная встреча, не правда ли?
– Слушайте, в Москве зарегистрировано тринадцать миллионов постоянного населения, не считая приезжих. Не надо делать вид, что вы со мной тут встретились случайно.
– От вас ничего не скроешь! Подлинный глаз-алмаз! – Он поднял обе руки, как бы сдаваясь. – Да, признаюсь: узнал по внутренней базе ваш адрес, сообразил, что вы как раз пойдете со своим замечательным малышом гулять. Очень хотел увидеться, поговорить. Вы на меня чрезвычайно сильное впечатление произвели вчера, Варвара Игоревна. Может, посидим где-нибудь, выпьем кофе?
– Я с ребенком. Гуляю. Вы не видите?
– Может, дома у вас?
– Ваше нахальство становится просто смешным.
– Тогда разрешите составить компанию? Пройтись рядом?
В процессе разговора он прямо-таки пожирал ее глазами – неужто соблазнить, дурачок, хочет?
Хотя столь очевидное мужское внимание, от которого она успела за время декрета отвыкнуть, было, что говорить, приятным.
– Откровенно говоря, я по делу. – Капитан поскучнел и зашагал бок о бок. – Хочу заручиться вашей поддержкой. Вы ведь, Варвара Игоревна, долго в КОМКОНе прослужили, да и по званию выше меня, хоть и в отставке. Я к чему? Эта история, куда нас всех троих, и вас, и меня, и старлея Андриянову тоже, Петренко ввергнул, представляется мне совершенно бесперспективной. Как мы будем искать неизвестно кого неизвестно где? Мало ли что американцы себе навоображали! Они нам что, указ? Почему мы по их наводке должны время и силы терять? Короче, скажу вам, Варя…
«Ого, вот я стала просто Варей, без отчества, такими темпами он к концу разговора на “ты” перейдет».
– …скажу вам, Варя, что я совершенно не собираюсь надрываться на этой теме. Не то чтобы саботировать стану, но и гореть энтузиазмом тоже не буду. И поэтому прошу вашего понимания в данном вопросе.
Кононова пожала плечами. Покойный отец-генерал с самого детства наставлял ее: «Не надо выдавать лишнюю информацию». Потом примерно ту же максиму внушал Петренко. Поэтому она не стала говорить, что ей тоже кажется задание, порученное Вежневу и Андрияновой, странным и бесперспективным. И она, конечно, будет настороже, но вот куда бежать и что делать – представления не имеет.
А тут и Сенечка проснулся. Варя остановилась, наклонилась к нему. Но сыночек не стал выказывать никаких недовольств по поводу того, что сидит пристегнутый, аки космонавт, в своей прогулочной коляске, не просился ни ножками погулять, ни, наоборот, на ручки.
Вошли в парк и остановились в виду длинного, расписанного деревьями бетонного забора и антивандального туалета. На дорожках никого не было, и Кононова разговаривала с Вежневым лицом к лицу. Сенечка тоже во все глаза рассматривал незнакомого высоченного дядю, не капризничал.
