В ответ на предложение красавца о «понимании» она высказалась так:
– Смешно, что вам, Антон, понадобилось мое одобрение. Я никто, отставник, зачем вы меня в эту историю впутываете? Я-то вам чем помочь могу – в любом случае, будете вы жилы рвать или нет?
– Вы на меня очень сильное впечатление вчера произвели. Мне всегда такие, как вы, женщины нравились. Красивые, сильные, уверенные в себе, самодостаточные. Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет – это ведь про вас. Поэтому я любыми путями пытаюсь продолжить общение.
– Хватит, Антон! – выкрикнула она. – Вот эту тему давайте оставим. Я замужем, и я счастлива. Поэтому не желаю слышать больше ваших подкатов.
Он горестно вздохнул.
– Разрешите тогда безмолвно вами восхищаться. И у меня имеется предложение: давайте все-таки встретимся. Нет-нет, я не настаиваю на тет-а-тет с вами. Давайте соберемся: вы, я, ваш муж и старлей Люба. Поговорим о том о сем. Познакомимся поближе. В караоке, к примеру, сходим вчетвером?
– Для нас с мужем это совершенно неприемлемо. У нас, как видите, ребенок, – она кивнула на колясочку, – оставить его не с кем.
– Хорошо, мы тогда с Любой Андрияновой к вам домой заявимся. Вы не волнуйтесь, всю еду и выпивку принесем с собой. И посуду за собой помоем.
– Какое-то настораживающее желание с вашей стороны у меня дома оказаться.
– Конечно! Я ведь знаю от Петренко: у вас прекрасная квартира в элитном тихом центре, от отца-генерала – доктора наук досталась. Интересно ж посмотреть, как советские руководители в былые времена жили.
– Ладно, созвонимся как-нибудь.
– Нет, нет. В эту субботу мы с Любой – у вас.
Варю и напор его ошеломил, и мужское постороннее внимание показалось лестным, и вечеринок они много лет не закатывали. Поэтому она, вместо того чтобы резко отсечь наглеца (как умела), пробормотала:
– Я спрошу у мужа, какие у него дела в субботу. Он по выходным у меня работает обычно.
– Для вас, я уверяю, не будет никаких хлопот! Мы все принесем с собой. Умоляю вас.
Он протянул руку:
– До свидания, Варя. Я очень, очень рад, что вы выслушали меня. Я позвоню вам завтра в это же время, мы обсудим детали.
Вежнев поклонился, развернулся и пошел к выходу из парка.
И тут сразу захныкал, закапризничал Сенечка. Она взяла его на ручки – но нет, он просился гулять своими ногами. Варя протянула ему руку, он уцепился за палец и потопал.
Вежнев и его визит произвели странное, мутное впечатление – будто встречаешься с каким-то мошенником или делягой. Если б не изначальное знакомство в недрах КОМКОНа, она б его и слушать не стала. Но при этом капитан обладал даром убеждения – вероятно, специально готовился по жизни входить в доверие, немудрено для сотрудника спецслужбы. Пятнадцать минут назад она и помыслить не могла, что будет принимать у себя дома сослуживцев, – а теперь ей вдруг показалось это разумным, приятным и правильным.
«Заодно Данилова попрошу, пусть он при встрече гостей наших при помощи своих способностей прокачает».
Даром экстрасенса в частной жизни муж старался не пользоваться – говорил, неэтично. Но иногда, по просьбам Вари, уступал. И мог распознать, что за намерения у человека: злые, добрые, – да и прочие детали из сознания контрагента незаметно вытащить.
Сеня деятельно перебирал ножонками, устремляясь к пасущимся на траве голубям. Когда подошел ближе, жирные птички важно вспорхнули, пересели на другое место. Он не стал хныкать, а все равно потащился к ним. «Упорный товарищ растет, – подумалось ей, – в меня, да и в Алешу».
Алексей Данилов
У мужа Вари этот день явно не задался.
В офис, где он принимал клиентов/пациентов, Данилов обычно ездил на метро. Путь недальний, а единственное положенное ему место на парковке во дворе офиса Алексей уступил под нужды страждущих: тот, кто прибывал к нему на машине, мог на время приема припарковаться там. Затем его сменял следующий.
Ехать до работы Данилову было четыре остановки на метро, от «Менделеевской» до «Полянки», и там пешком по переулкам. В полчаса – сорок минут он обычно укладывался. По пути в вагоне и на эскалаторах изучал в телефоне, кто в этот день пожалует, – секретарша первичную инфу собирала. А если у человека не первый визит, а повторный, проглядывал свои заметки, с чем приходил(а) страдалец раньше.
Начинал прием он обычно в двенадцать, поэтому, когда ехал, в метро аншлага не было. Вот и в этот раз уселся на местечко у двери – сидя читать удобнее. Но буквально сразу над ним нависла девица: подкачанные губы, презрительный взгляд из-под длинных ресниц; в руках – одновременно! – сумка дамская, полиэтиленовый пакет с какой-то едой, плюс телефон, плюс прозрачный стакан со светло-коричневым напитком – видать, холодным кофе. И при всей этой поклаже юная особа каким-то образом длинными острыми синими ногтями что-то печатала в телефоне и время от времени засасывала из стакана свой напиток. Емкость с жидкостью угрожающе кренилась в руке девахи. Данилов быстро понял, распознал своим внутренним зрением: быть беде, – поэтому стал приподниматься, уступая, от греха, девушке место.
– Садитесь, пожалуйста.
Но оказалось поздно. Поезд вдруг дернулся, и стакан из рук девицы полетел прямиком на брюки и пиджак Алексея.
– О боги! – воскликнул он. Черта он в устной речи никогда не поминал, матерных слов не использовал: знал, что тяжелая, темная энергия, содержащаяся в этих односложных, древних заклинаниях, самым разрушительным образом воздействует не только на тех, кого обругивают, но и на самого ругателя.
На его светло-голубом костюме, любимом летнем льняном, расплылись отвратительные пятна: и на пиджаке, и на брюках.
Стакан, крышка, соломинка разлетелись по вагону. По полу потекла мутная жидкость.
– Ой, простите! – прощебетала девчонка легким тоном, словно чуть толкнула его или на ногу наступила.
– Не «простите», – сказал вставший в полный рост Данилов, – а вы должны оплатить химчистку костюма.
Девица надменно улыбнулась. Полупустой вагон с интересом наблюдал за начинающейся сварой.
– С какого перепуга? – заносчиво молвила фря и проплыла к выходу – поезд как раз тормозил на «Чеховской».
Данилов устремился за ней. Он не любил применять в личных целях собственные таланты, однако полагал при этом, что наглость непременно надо наказывать.
Девчонка выпрыгнула на платформу.
– Стойте, – отдал он ей приказание. – Послушайте меня.
Девица выполнила команду: остановилась и развернулась к нему. Они оказались у по-модерновому изогнутой колонны лицом к лицу.
– Вы должны, – еще раз повторил Алексей, но в этот раз внушительно, – оплатить химчистку костюма, который испортили.
– Ой, а у меня нет наличных, – покорно пробормотала собеседница. Контакт произошел, она оказалась в его власти.
– Я приму от вас перевод.
– Скажите, пожалуйста, ваш телефон?
Девочка слушалась его. Это требовало сильнейшей концентрации и напряжения воли, и Данилов на мгновение подумал, что напрасно этим занимается, растрачивает себя по пустякам, неужто у него не хватило бы денег оплатить химчистку? Но очень уж нагло девица бросила ему в лицо на предложение о компенсации: «С какого перепуга?» Захотелось проучить мерзавку, пусть знает, что за любые оплошности (и тем более собственную бессовестность) приходится платить.
Он продиктовал свой номер, а она открыла приложение банка на телефоне и послушно перевела пять тысяч. Данилов даже заметил – не заглядывая в экран, а внутренним зрением, – что деньги у нахалки оказались далеко не последними, на разных счетах у нее числилось три с половиной миллиона.
– Больше так не делайте, – проговорил он, отпуская ее.
Девица облегченно упорхнула.
В офисе у Данилова имелись и пара запасных рубашек, и костюм – не беда, что не летний, а осенне-зимний, твидовый. К вечеру вроде обещают похолодание, а дамочки, записанные к нему на прием, как-нибудь переживут нарушение дресс-кода. На брюках и пиджаке расплывались мокрые пятна – неудобно, конечно, но что делать, надо ехать. Не отменять же прием – он старался быть пунктуальным и назначенные визиты переносил лишь в особенных случаях.
Подошел поезд. Данилов, размышляя о своем, сел в него. В вагоне оказалось совсем мало народу. В репродукторе проговорили что-то неразборчивое – не механическим, заранее записанным голосом, а машинист пробурчал, но Алексей не расслышал, что именно. И вдруг вагон дернулся и поехал в другую сторону.
Ожидая, что поезд отправится направо, Данилов чуть не упал, когда состав тронулся в противоположном направлении.
Серьезно? Он ошибся? В забытьи перешел через платформу?
Обратное направление движения ничуть не удивило остальных пассажиров. Практически все увлеченно утыкались в свои мобильники, и только один, по виду волосатый студент, читал книжку. К нему Алексей и обратился: «А какая следующая остановка?» Тот оторвался от чтения, обвел вагон замутненным взором, сфокусировался на спрашивающем и молвил: «Кажется, “Цветной бульвар”».
И впрямь – через пару минут состав как ни в чем не бывало затормозил на «Цветном бульваре» – той станции, которая, поясним мы для не москвичей (и для тех, кто не ездит в метро), шла следующей за «Чеховской», но не в том направлении, куда стремился Данилов, а как раз в противном.
Он немедленно вышел из странного поезда. Вагоны постояли-постояли на станции, а затем дернулись и отправились опять-таки назад – к «Менделеевской»! Туда, откуда только что прибыли!
Данилов постоял на платформе, скорее обескураженный, чем взволнованный. Ему было интересно, что будет дальше.
И вот, как положено в столичном метро вне часа пика, минуты через три с небольшим раздались гул и грохот нового состава. И он приближался в правильном направлении: от «Менделеевской» в сторону «Чеховской»!
Данилов глянул на часы: он опаздывал к первому приему, а ведь надо успеть переодеться. На такси по московским пробкам наверняка задержишься еще сильнее. Поэтому молодой человек не стал рефлексировать, а шагнул во вновь прибывший вагон – тем более вместе с ним обыденно-буднично входили другие пассажиры.
Никаких объявлений по внутренней радиотрансляции не последовало, но поезд преспокойненько отправился туда, куда ему было положено, – к «Чеховской». А Данилов огляделся и вдруг увидел, что спутники его – те же самые, с кем он недавно прибыл от «Чеховской» и которые только что благополучно умчались в противоположном направлении! Те семь-десять человек разного пола и возраста, кто по-прежнему не отрывался от телефонов, и тот самый парень с длинными волосами и серьгой в ухе, читавший книгу.
Алексей снова подошел к нему и спросил: «А какая следующая станция?» Тот с прежним ошарашенным видом опять оторвался от повествования (Данилов заметил, что читал тот лекции Лотмана), покрутил головой и молвил: «Чеховская».
– А ты сам до какой едешь-то?
– До «Боровицкой».
– И ничего тут, в поезде, странного не замечал?
– А должен был?
– Он сначала в одну сторону ехал, потом в противоположную, а сейчас снова в правильную.
Студент глянул на вопрошающего, как на маньяка. Тем более грязные пятна расплываются у дядьки на пиджаке и брюках.
– Вы уверены? Тогда это первый случай в истории московского метро. Надо занести в анналы.
Остальные пассажиры тоже не выказывали ни малейшего удивления из-за странного поведения состава. Сосед длинноволосого оторвался от телефона и стал с улыбкой прислушиваться к разговору с выражением: как много в большом городе странных людей! Данилов понял, что он и впрямь производит впечатление чудаковатого, если не ненормального: костюм с мокрыми пятнами, задает необычные вопросы.
Но все равно вопросил, теперь второго спутника – того, кто прислушивался:
– А вы не заметили? Ведь этот состав сначала шел к «Менделеевской», а потом поменял направление и отправился к центру!
Но тот только с улыбкой развел руками.
Да состав и не чудил больше. Для начала, как положено, прибыл на «Чеховскую». Потом снова поехал в правильном направлении и спустя пару минут оказался на «Боровицкой» (студент, как и обещал, вышел, сунув книгу в свой холщовый шопер). И наконец – «Полянка», станция назначения для Данилова.
Он вышел из поезда. И все время, пока поднимался на поверхность и шагал до офиса, думал: что это было? Девчонка, разлившая на него холодный кофе? Поезд метро, ездящий туда-сюда?
Связаны ли эти два события между собой? А значит, связаны ли с ним, Даниловым?
И если да и оба этих случая предназначены для него, то что это было? Послание? Предупреждение? Или просто случайная флуктуация, игра неземных, неведомых сил, коей он нечаянно стал свидетелем?
Глава 2
Соль и сахар
О том, что с ним случилось в тот день, Данилов рассказал Варе очень дозированно.
Она, конечно, заметила, что он пришел не в той одежде, поэтому пришлось поведать, как на него в метро вылили кофе. Но он не стал распространяться, что вытребовал у неряхи-нахалки денег на химчистку, – почему-то стыдно стало, что разменял свои сверхспособности на банальное сведение счетов. В обеденный перерыв он эти средства перечислил в первый попавшийся приют для животных.
Не обмолвился и о поездах, что ходили в разные стороны по серой ветке, – зачем говорить о том, что не имеет (пока) внятного объяснения, только зря беспокоить.
В свою очередь, Кононова инфу о том, как провела день, тоже донесла до мужа не в полном объеме. Она, что естественно, промолчала о любовных поползновениях Вежнева – равно как и о том, над какой темой поручил им совместно трудиться Петренко. Но вот о том, что красавчик-капитан подкараулил ее в Делегатском парке и стал набиваться в гости, да со своей коллегой Любой Андрияновой, – поведала.
Она думала, что супруг нахмурится или даже разозлится, но он, наоборот, легко проговорил:
– О, прекрасно! Пусть приходят! Самое время нам начинать социализироваться. Ребенку второй год пошел. А то нигде не бываем, ни с кем не встречаемся.
Может, столь благостная реакция Алеши объяснялась тем, что разговор они вели в постели, нагие, и голова Вари с растрепавшимися волосами лежала на плече мужа.
– Не знаю, – с сомнением протянула Кононова, – мутный он какой-то, этот Вежнев. Непонятно, чего хочет.
– Ты же знаешь эту известную максиму, – легко проговорил Данилов, – ее то ли Черчиллю приписывают, то ли Конфуцию: «Друзей надо держать к себе близко, а врагов – еще ближе». Посмотрим в домашней обстановке, что этот Вежнев за человек. Да и Люба тоже.
– О, правильно, – пробросила Варя: будто это он придумал, а не она его к решению подвела, – заодно прозондируешь их своими сверхспособностями, что они за люди.
– Ох, Варя! – нахмурился он. – Ты же знаешь, не люблю я этого делать. Неэтично влезать в чужую голову без согласия реципиента.
Но чего только не пообещает муж, лежа в постели с любимой женой! И она стала целовать его в плечо, в грудь, а потом опускаясь все ниже.
– Ну Лешенька! Ну я прошу тебя! Пожалуйста!
– Все, все! Ты и мертвого уговоришь! Только ради тебя.
Поэтому назавтра Варя позвонила Вежневу и пригласила их с Любой пожаловать в квартиру на Краснопролетарскую – в воскресенье.
По случаю летнего времени клиентов у Данилова оказалось немного. Обычно с мая по август люди находятся на подъеме, надеются на грядущие счастливые перемены в жизни, и тогда никто им не нужен в помощники – ни экстрасенс, ни врач, ни психотерапевт. А когда лето проходит, обманывает ожидания и не приносит обещанного облегчения, в сентябре народ начинает тянуться за помощью. Поэтому вал визитов только предстоял – осенью, а пока заканчивался май и будущие пациенты искали себе утешения в путешествиях и случайных встречах.
В воскресенье на этой неделе к Алеше записались двое; в пятницу – трое человек, соответственно прием он заканчивал в три и в пять дня. Он смог посидеть с Сенечкой, а Варя собралась в пятницу на маникюр-педикюр, к парикмахеру и на витапластику: «Чертов Вежнев, увидел меня растрепе – надо теперь сразить его ухоженным видом!» Вдобавок Данилов пообещал, пока Сеня спит, сварганить пельмени, заморозить их до воскресенья и угостить Вариных сослуживцев.
Кононова даже умолила мужа:
– Только больше, я тебя прошу, ничего готовить не будем. Они обещали все принести с собой – вот пусть и несут.
