Я рассказал про хитрые выдумки государственных радетелей за безопасность дорожного движения, которых в последнее время стало уж совсем много – камеры, что сами делали всю работу: фотографировали машину, фиксировали номер, время, скорость. И практически сами же отправляли «письма счастья» водителю, поздравляя с тем, что стоимость поездки составила столько-то рублей, которые можно оплатить со скидкой по ссылке ниже.
Ося слушал внимательно, изредка вклеивая непечатные комментарии.
– Ополоумели двуногие вконец. А ну как эта железка поломается и начнёт штрафы кому попало выписывать, от балды? Народ же за вилы похватается!
– Это вряд ли. Народ начнёт письма писать гневные, порицать, клеймить и развенчивать, – покачал головой я, пробуя то, чему научило Древо. Неожиданно было видеть, как по одному пропадали пальцы на руле, когда удавалось подобрать нужный цвет ауры-биополя.
– Ещё и измельчали, тьфу, стыдобища! Вместо гуляний, волнений и революций – анонимки строчить, это ж надо? – продолжал сетовать Ося. – А эти приблуды, как ты говоришь? Камеры? Они же хрупкие, наверное? Сшиб палкой – и катайся себе сколь хошь?
– Они в коробках железных. И вешают их в городах так, чтоб на одну две другие смотрели: пока идёшь вторую сшибать – за тобой уже наряд выехал.
– Мне кажется, Перикл что-то другое планировал, когда демократию свою выдумывал, – неожиданные ремарки Древа продолжали выбивать почву из-под ног.
– Ну вот так теперь, – я даже руками развёл, удивив Линку. Она не слышала наш с Осиной разговор, поэтому с её стороны я тоже выглядел, пожалуй, тревожно: сидел себе, рулил-рулил, и вдруг руки в стороны, вроде как: «Выходим, граждане, конечная! Поезд дальше не идёт».
Ося интереса ради спалил-таки одну камеру. Про то, как и чем можно было трём росточкам из трёхлитровой банки на ходу сделать так, чтобы из глазастого ящика на железном столбе повалил белый дым – даже думать не хотелось. Хотя – вру, хотелось, да ещё как. Кажется, я никак не желал свыкаться с мыслью о том, что рядом с этими двумя всегда буду чувствовать себя сопливым недоучкой. И стойко сносил издевательские комментарии Древа и Хранителя. Вбирая по крупинкам то, что было полезно, нужно и интересно. То есть практически всё.
– Нет, этим глаза не отведёшь. Нету глаз-то у них. Так что только палить, – размышлял баночный террорист, будто беседуя сам с собой. На нашем с ним закрытом канале.
– А если помехи навести? – предположил я, без особой надежды на понимание. – У них же там передатчики какие-то, наверное, есть? Как-то же они в одну систему связаны? Или скачок напряжения дать…
– Ну, вон на той, что задымила, я как раз напруги и добавил. И – бац! Новый Папа! – Ося явно гордился новым навыком в деле уничтожения враждебной техники. А замечания его по-прежнему удивляли. Где бы ещё вспомнить про белый дым из трубы Ватикана, как не на забытой всеми Богами далёкой от совершенства двухполосной трассе посреди лесов и болот Вологодчины?
– Правда, накладно это, да и толку никакого. Если вдоль всего нашего пути будут эти камеры гаснуть – дурак только неладное не заподозрит. А среди тех, кто за нами по пятам идёт, дурных нету. И где схорониться – ума не приложу, – этим признанием он откровенно расстроил. Оставалось надеяться только на местного Мастера. И Хранителя. Про которого никто ничего не говорил. Или не знал.
Городов не было уже давно, а за последний час и деревеньки перестали попадаться. Справа за стеной елового леса чувствовалась болотина, древняя, матёрая. Слева – какие-то несерьёзные озерца, россыпью раскиданные по березнячку. Машин навстречу проехало за час штуки три, попутных – ни одной. Пожалуй, если где и можно было попробовать потеряться от ищеек – так это в таких вот глухих краях, среди скрытых лесами крохотных поселений, что из царей уверенно помнили, наверное, только Гороха. В остальных, более новых, путались.
Когда до конечной точки маршрута, которой я расплывчато указал просто город Белозёрск, оставалось около получаса, навык управления цветами биополя прокачался настолько, что удалось сделать то, о чём говорило Древо. Но, пожалуй, стоило бы предупреждать о таком…
Девчонки взвизгнули одновременно, хором, когда я «пропал». Энджи бросилась хватать опустевший руль, и завизжала ещё громче, отшатнувшись к окну, когда наткнулась на невидимые руки на нём. Павлик звонко хохотал, явно неверно оценив начавшуюся шумную суматоху вокруг.
– Вы чего, эй? – удивлённо спросил я девчат.
– Проявись, придурок, – флегматично сообщил сзади Сергий. – Гриффин нашёлся, тоже мне.
– Кто нашёлся? – голос Лины дрожал, как и губы.
– Гриффин же. Про него Уэллс ещё книжку сочинил. Неужто не читала? – спокойный, как ни в чём не бывало, тон Хранителя подействовал – девчата чуть успокоились.
– Как-то из головы вылетело, – прошептала Энджи, глядя на то, как я «проявляюсь» на том же самом месте, в той же самой позе.
– Человек-невидимка? – Алиса неуверенно посмотрела на деда. Странно, уж кто-кто, а она-то точно должна всех героев всех книг поголовно знать, с её-то историей.
– Он, – удовлетворённо кивнул Сергий. – Оська, знать, и эту штуку Аспиду рассказал. Силён, бродяга – я дольше учился. Гораздо.
Недовольством и завистью в его словах и не пахло. Он будто поздравлял меня с получением диплома или окончанием школы, от души гордясь моими успехами. Было неожиданно приятно. Очень.
– Ты когда в следующий раз так делать будешь – предупреждай, пожалуйста, – попросила Энджи, а сзади кивнула и поддакнула сестрёнка.
– Не подумал, Лин, прости. И не уверен был, что получится. Обещаю, что больше без спросу шалить не стану, – кивнул я.
– Зарекалась… ворона зёрнышка не клевать, – протянул сзади Хранитель. Хмыкнуло согласно Древо. Хвалить эти двое явно долго не умели. И не собирались.
В городок въехали по Красноармейской улице. По обе стороны тянулся частный сектор, как это принято было называть в городах побольше. Дома не выше трёх этажей, по большей части – деревенские избы, чередовались с гаражами и сараями, выходившими воротами на проезжую часть. Из, пожалуй, пары десятков увиденных построек, модным сайдингом или крышами из металлопрофиля хвастались две-три. Остальные выглядели так, что снова захотелось какого-то подтверждения хронологии. Редкие пожилые иномарки, стоявшие у заборов, казались декорациями из какого-то другого фильма. А когда дорога упёрлась в огороженную заросшим рвом насыпь земляного вала, за которым, судя по карте, находились местные кремль, собор и музей, стало ещё труднее. От этого места веяло вечностью. На фоне которой дорожные знаки, машины и люди в условно современной одежде, смотрелись откровенно лишними.
– А что за памятник нам нужен? – спросил я, объезжая ямы на асфальте. Или, скорее, ища следы асфальта среди ям.
– Ты нерусский, что ли? – удивился Хранитель, только что носом не прижимавшийся к оконному стеклу. – Вон, на тракт давай ехай. Только медленно. Ты на дорогу гляди, а мы по сторонам.
Понятнее снова не стало ничуть. Ехать быстрее оказалось решительно невозможно – дорога была зубодробительная. Тракт, названный так дедом, судя по табличкам теперь звался Советским проспектом. То, что начинался он от въезда в древний кремль за земляным валом, ничуть не смущало ни его, ни тех, кто его переименовывал. Прав был Ося: про что говорим – в то и верим. И память у нас, человечков, короткая необычайно.
– Ага. Давай-ка на следующем перекрёстке развернись теперь, – скомандовал Сергий.
Типовая коробка «Пятёрочки» в фирменных цветах и с яркими пятнами рекламы на витринах соседствовала с двухэтажными купеческими домами красного кирпича и постройками, напомнившими почему-то выражение «сталинский ампир». Дома с высокими потолками, с лепниной на фасаде, смотрелись так же неожиданно, как и сетевой супермаркет. Та самая эклектика, о которой говорило давеча Древо.
– Правей прими да вставай где-нибудь тут, – ознаменовал Хранитель завершение маршрута. Это было лучше, чем привычно-фаталистичное от навигатора: «Вы приехали…».
Мы вышли из машины, прислонившись задами к тёплому капоту. Дед в модном, я в обычном, но на фоне редких горожан, преимущественно одетых в шорты, майки и резиновые «вечные» шлёпанцы, мы выделялись, как мадам Шанель на УралВагонЗаводе, наверное. Закурив, осмотрелись. «Томительная притягательность, тайна и интрига российской глубинки» пока не появлялись. Из-за поворота вышла молодая мама с коляской, пересекла тракт и пошла дальше. Остановившись возле клумбы, достала малыша, мальчика, судя по всему, и помогла ему сбрызнуть пыльные бархатцы, слегка освежив пейзаж. С постамента прямо на это непотребство под своими ногами невозмутимо взирал вождь мирового пролетариата. Ну правда, что я, в самом деле? У какого ещё памятника можно было назначать встречу в любом городе?
Нам было проще – мы остановились посреди леса, не доезжая до города, и дисциплинированно выполнили команду: «мальчики – налево, девочки – направо». Павлик остался сторожить машину и банку с Осиной, потому что, как и всякий современный грудной ребёнок, с проблемой водоотведения не сталкивался, ибо был оснащён подгузником. На этот счёт Сергий тоже возмущался: сперва, мол, учат детей чуть ли не до школьного возраста под себя ходить – а потом удивляются, откуда в людях инфантилизм и неумение жить? Никогда не задумывался об этой связи, но она, кажется, и вправду была. Хотя принимать её, как и многие мысли стариков-разбойников, мешали фразы: «раньше лучше было» и «в моё время такой дури не было». Они будто блокировали восприятие всего, сказанного перед ними.
Солнце клонилось к закату. Народу на улице стало меньше, словно с наступлением сумерек у каждого появлялись срочные дела дома. Или местные знали, что вместе с темнотой на городок нападут силы Тьмы и всех, кто не успел спрятаться за закрытыми дверями, возле электрического света и успокаивающе бубнящего телевизора, сволокут в Преисподнюю.
Впервые услышав о нашем маршруте, я сразу напрягся. И от того, что название городка было тревожно-простым, обманчивым, как Шантарск или ещё какое-нибудь похожее, где творится такое, о чём по федеральным каналам потом не рассказывают. И от того, что не так давно бывал в Белых Берегах. И ничего хорошего там не было. Вернее, не осталось, потому что сестру и племянника я едва успел оттуда забрать. А теперь вот Белозёрск. И охота с какими-то ищейками на хвосте. И среди нашего экипажа сегодня стало одной сиротой больше.
Машина появилась слева, с противоположной от кремля и, наверное, городского центра, стороны. Хотя, пожалуй, чтобы знать, где в городе центр – в нём следует некоторое время пожить. Тут не работают ни физика, ни геометрия, и середина может оказаться в самом неожиданном месте. Поэтому на транспорт, ехавший со стороны «там, должно быть, ещё хуже», я сперва внимания не обратил. Присматриваться начал, только заметив вокруг Сергия синие стрелы в красных сполохах – тревогу и опасение.
Неторопливо остановившись сперва прямо перед нами, автомобиль сдал назад и припарковался параллельно с нашим флагманом, слева. Девчата и Павлик внимательно рассматривали нового соседа. А там было, на что посмотреть. Вездеход стоял на здоровенных, но, кажется, подспущенных колёсах, между которыми вдоль борта тянулись пороги, сделанные как бы не из отрезков рельс. Швеллер, покрытый крупнозернистым чёрным «Раптором», в паре мест заляпанный чуть сероватой грязью и нитками мха. Над ним поднимался светло-серый борт, до середины дверей. Выше цвет менялся на тёмно-синий, до самой крыши. Бампера, которыми можно было наверняка валить некрупные деревья, замятые в паре мест, говорили о том, что машина не раз именно так и поступала. Над капотом вдоль стойки стекла поднималась модная труба шноркеля. Это слово я знал, потому что про покатушки по грязи и бездорожью смотрел несколько роликов в сети. Тех, где сложное слово «домкрат» заменяют ещё более сложным модным «хай-джек». Фары, разделённые каждая на три неравных части, снаружи обтянуты проволочными решётками. Судя по бортам, капоту и прочим упомянутым аттрибутам, пожилой Ниссан Патруль был внедорожником авторитетным, боевым и заслуженным. Как и выходивший из него гражданин. Или даже товарищ.
У товарища были изначально пшеничные, но прокуренные до ржаных, усы, полубокс, затылок, переходивший в шею и спину по прямой, и странный аппарат, что-то среднее между манипулятором лесовоза и цеплялкой из аппарата по ловле детских игрушек, вместо левой руки. На лапу лесопилки походило больше. На загорелом лице полыхали ярко-голубые, почти как у Энджи, глаза. Через левый проходил неприятный шрам, разрывавший бровь, круто изгибавшийся на скуле и уходивший под левое ухо. На котором не хватало мочки. Товарищ, как и транспорт его, тоже был явно заслуженным и повидавшим.
– Привет гостям северной земли, – прозвучало низким хриплым басом.
– Поздорову, Мастер. По пути от синя камня к белому притомился я. Поможешь ли? – легко вылетели привычные слова. Кажется, вовсе без моего участия.
– Чем смогу – помогу, Странник, – ровно, но после ощутимой паузы отозвался водитель Патруля. Глядя больше на Сергия, чем на меня. Глаза его, и до этого прозрачно-голубые, будто бы вовсе побелели.
– Со мной две женщины и грудной ребёнок. Хранитель, едва вернувшийся к жизни, но уверенно набирающий обороты. И Древо, компактная версия, транспортировочный модуль. За нами охота. Ищейки по пятам, – так же ровно ответил я, прикурив вторую от первой после слов о Хранителе.
– Спартанские условия. Притаю?, – блондин оторвался от Сергия и теперь так же пристально смотрел на меня.
– Я пока начинающий Странник, Мастер. Но, думаю, спартанские условия выдумал не Анаксандрид II, а вон, отец Сергий, – я кивнул на деда, чьё коло в моём новом ви?дении полыхало бело-алым. – Меня зовут Ярослав.
– Николай, – после ещё одной долгой паузы Мастер протянул мне руку. Удачно, что правую, живую. Я пожал его ладонь, как твёрдую и до звона сухую доску-сороковку.
– Здравствуй, Никола. Давненько…, – с этими словами поздоровался и дед, к которому рука блондина двинулась, едва оставив мою.
Мысль развивать никто из них не стал, но, судя по крепким, до хруста костей, объятиям, они явно или уже встречались, или были изрядно наслышаны друг о друге.
В машину погрузились быстро, места в багажном отсеке для наших скромных манаток хватило с запасом. Дед уселся штурманом рядом с молчаливым Николаем, Алиска с Павликом разместились с комфортом на диване за ними, мы с Энджи уселись на откидных стульчиках третьего ряда. Не люкс, как говорится. Но и не пешком, как тоже говорится. Ключ от Вольво остался лежать за левым передним колесом – Мастер сказал, что линкор отгонят «скоро». Оставлять его было жалко до слёз, даже Павлик погладил кожу сидения на прощанье, сказав: «Пока, би-би». Я не удержался, провёл рукой верному коню по капоту и подумал то же самое. И ещё вспомнил старую пронзительно грустную песню про «уходили мы из Крыма / Среди дыма и огня». Она позитива тоже не добавила.
Лина сидела, глядя на проезжавшие мимо дома. Ближе к выезду из города двухэтажные красные и жёлтые каменные сменились зелёными, синими, но чаще просто серо-чёрными, из старых брёвен, избами. Сперва попадались высокие, по-северному срубленные на высоком подклете. Возле леса стояли приземистые, низкие. Такие, пожалуй, зимой заметало снегом не по окна, а по самые печные трубы.
Рука Энджи скользнула по груди под ключицей, пальцы будто искали что-то. Но не нашли. Я вспомнил, как она, задумавшись о чём-то, зажимала прядку волос и проводила кончиками по носу, забавно морщась. Теперь водить было нечем. Я протянул ей руку. Лина взяла её обеими ладонями, кивнув благодарно.
Неизвестно кто вёз всех нас неизвестно куда.
Глава 9. Истории за гранью понимания
В город под названием Вытегра въезжали в полной темноте. Белые ночи, красота и легенда Русского Севера, закончились, темнело раньше. Мастер Николай, как оказалось, Речью владел – он и рассказал. Правда, что мысленно, что вслух, больше пяти слов подряд я от него не слышал. Поморы – народ обстоятельный, неболтливый. Его ответ на Алискины вопрос: «А белые ночи когда?» меня в этом убедил окончательно: «Всё». Ни звука, ни движения, ни эмоции лишних. Видимо, Север наш к энтропии не располагал.
Когда Лина, будто бы начавшая чуть приходить в себя, спросила про маршрут, ответ был сходный: «Вытегра». И когда она нашла в Алисином смартфоне две гостиницы с неплохими отзывами и предложила ехать в одну из них, лаконичность Мастера не подвела: «Чёрные». Больше с разговорами к однорукому из нас никто не лез. Но мне казалось, что они продолжали переговариваться с Сергием и Древом. Хорошо, когда есть возможность такого мультиканального общения. Её-то я и решил использовать, пока Патруль вперевалку полз по откровенно отвратительной гравийке.
– А про какую колыбель-реку, племени нашего исток, речь шла, когда Вяза в ясли везли? – обратился я к привычной уже точке на сфере Осины. Судя по однотонным узорам на ней, Древо было гораздо спокойнее, чем тогда, на Вазузе.
– А про воспитание и вежливость слыхал чего-нибудь? Лезет он, ишь ты, с вопросами, – отозвался Ося брюзгливо. Но мне снова почуялась фальшь.
– Ой ты гой еси, красно деревце, не вели казнить, – начал было я, но тут же был перебит.
– Не кривляйся, Страннику не к лицу. А река там так и называется: Искона. Знаешь слова «кон», «покон», «закон»?
– Знаю. А почему именно там? – осторожно, как сапёр, продолжал разговор я.
– Там Перводрево росло. Ну, одно из них, – уточнил Ося, заметив, как я дёрнулся, всем туловищем обернувшись к той точке, через которую была связь. – На плитах земных было по одному-двум родоначальным Деревам. Потом уж и мы понаросли. Из старших сейчас никого уж не осталось, – горечь его была слышна даже в Речи.
– Чёрные? – без нужды уточнил я, сразу пожалев, что не владею лаконичностью поморов. Те бы точно промолчали.
– Нет, синие! Ну что вот за ерунду-то спрашиваешь?!
– Прости, Осина, волнуюсь, вот и туплю, – честно ответил я, – с вами говорить – как из источника мудрости пить, да большими глотка?ми сразу. Трудно с непривычки.
– Ну так и нехрена в три горла? хлебать-то, – буркнуло Древо.
– Потому и спешим, что не вечно мы, человечки, – задумчиво ответил я словами Шарукана.
– Это да… Кого-то небесным огнём, метеоритами пожгло, давно ещё. Очень давно, – задумчиво и неспешно начал Ося, – а остальных – да, чёрные. А то Древо Вальхией звалось. У вас, двуногих, только и памяти о нём осталось, что Дворец Убитых, Вальхол, у северян, да название ольхи теперь…
– А ольха-то каким боком? – удивился я. Лина смотрела на меня, не отрываясь, явно чувствуя, что я занят какими-то другими делами, хоть и сижу напротив, держа её ладонь в своих. Да, со стороны я явно смотрелся полоумным – эти движения глаз, мимика, вздрагивания. Учиться ещё и учиться.
– Древесина на срезе краснеет. Сок кровь вашу напоминать начинает, как подсыхает. У Вальхии так же было. Их очень давно на Земле нет, а память, вишь ты, хоть и кривая – а осталась.
– И здесь, у нас, росло одно из двух Перводревов?
– Перводрев. Ты русский язык в школе мимо проходил, что ли? Да, чуть дальше того места, где мы Вяза оставили. Второе на востоке далеко. Мамонтовым деревом у вас его потом звали. На его останках как раз и выросли племена, что сюда, к вам, лет семьсот назад наезжали молодую поросль дожигать. Про Вяза помнишь же?
Я непроизвольно сжал руки так, что Лина ойкнула. Такое забудешь, пожалуй. Голова Хранителя Клима будто снова глянула на меня ужасными мёртвыми глазами без век. Глубоко вздохнув, я успокаивающе погладил Энджи по ладони. На ней краснели пятна от моих пальцев. Синяки, наверное, будут.
– Помнишь, вижу. Вот с Вальхией хуже было. Много хуже. Там по сию пору место страшное. Ни подойти, ни подъехать тем более. К истоку Исконы-реки не всякий Хранитель доберётся, про Странников-то не говорю уж. Хотя, слух был от Дуба того, что с Радонежья, будто прошёл один какой-то не так давно. Да веры мало у меня тому – там поля да ко?ла так со смерти Вальхии переплелись-связались – неподготовленному смерть верная.
Я даже не дышал. Легенды, мифы и прародители народных сказок оживали, мешать было страшно. А внимать – страшно интересно. Глянув на Энджи, заметил, что взор её будто бы чуть расфокусировался, словно она тоже смотрела не наружу, а внутрь. Видимо, тоже «подключилась».
– Из-под корней Перводрева три ручья пробились. До вашего времени один всего дотёк. Злая воля, могутная, сильная была. Реку убить сложнее, чем нас, – продолжал он. – На Исконе-реке стояла землянка первого коваля-кузнеца. Самого первого в этих краях. Свадьбы вокруг Древа хороводы водили. Тогда они коловодами звались – по кругу же, по солнышку. Вожди да князья съезжались со всех восьми сторон света, совета просили. Помощи тогда никто не требовал и не молил, не принято было. И не жаловался никто тем более. С пониманием человечки были, с нынешними никакого сравнения.
Я так и молчал, давно забыв моргать, дышать и шевелиться. Лина повернула голову в ту сторону, куда неотрывно смотрели мои глаза.
– Когда ямищу могильную, после выжженного пня Вальхии оставшуюся, живым людом закидали чёрные, взлютовала Землица-матушка. Впервые на нашей памяти. Всех приняла, голубушка – и жертв, и палачей. Всех перемолола, кому избавление от мук даря, кого карая справедливо. Там первых рангов двое аж было. Над ними долго не сходились пласты сырые – рвалась наверх погань, жить хотела. Да не те они, чтоб с Землёй спорить. Курган там нарос, громадный. Потом сравнялся с годами, но местность всё равно возвышенная осталась. И оттуда, с жальника того теперь течёт река. А к истоку её – не пробраться. Два-три раза в год там такие вихри да ураганы кружат – страх. Сосны да ели к земле гнут, корнями вверх подымают, стволы обхватные ломают. Когда там успевают деревья в обхват вырасти – до сих пор понять никто не может… А по округе, от того места на перестрел, растут деревья, будто в узел завязанные, кривые да страшные. Тем из вас, кто хоть малость чувствовать способен, мимо них не пройти. Всех останавливант уродливая стража древнего могильника, и чёрных, и обычных. Кому повезёт – проблюются и бегом оттуда, сколь сил хватит. Остальных годами ищут, да не находят…
– Поэтому чёрным в ваш лес дороги не было? – вопрос Лины, заданный речью на канале, что я считал закрытым, заставил меня вздрогнуть. Умница, тоже научилась с Древом связь держать!
– Почти так, внучка, почти так. Умение растить стражников да охранников – древнее. Есть деревья, что с дороги сбивают. Есть те, что в топь уводят да выбраться не дают. Есть и те, кто капнет неосторожному путнику с ветки за шиворот капельку – и потом приезжают ваши, в зелёном все, как жабы. Тело в мешок прячут, руками не трогая, а сами неделю потом вокруг ходят да из баллонов дрянь всякую пшикают. А то, бывает, аэроплан или геликоптер пришлют – и сверху зальют опушку так, что потом ни жучка в траве, ни червячка в земле. Трусливые вы, человечки. Боитесь, когда чего-то не понимаете. И память короткая у вас, – Древо будто бы вздохнуло в конце.
Значит, подобраться к укоренённому, «стационарному» древу чёрные могут только после долгой подготовки. В идеале – если предварительно выжечь дотла несколько гектар вокруг, оставив вождя без защиты и поддержки, изведя первыми разведку, штурмовиков и всю личную гвардию. Понятно, почему в Осиновых Двориках, Хацыни и Белых Берегах их столько паслось. А судя по тому, что Маша, не к ночи будь помянута, за год вышла на второй ранг – вовремя мы Осину забрали.
– Скажи, а… – начал было я.
– Нет. Мысль хорошая, правильная, но нет. Одно дело – Вяз, и совсем другое – Перводрево. Даже не думай, – Ося продолжал работать в режиме многоопытного полковника милиции из «Бриллиантовой руки»: «Не сто?ит. А вот это – попробуйте». Не дожидаясь, пока я додумаю мысль до конца.
– А чего он хотел? – Энджи повернула голову ко мне, хотя спрашивала Древо. Значит, ответа не слышала.
