Хозяйка старой пасеки – 3
Наталья Шнейдер
Хозяйка пасеки #3
Оказаться в новом мире подозреваемой в убийстве – не самая большая проблема. Хозяйство в упадке, долгов куча, а местные мужчины будто сговорились, мешая мне жить. Купец требует руку и сердце, гусар считает, будто он их уже получил, граф регулярно доводит до белого каления. Да еще кто-то упорно старается разрушить мою пасеку.
Но я не собираюсь сдаваться! Женихов – лесом, пасеку отстою, да и с хозяйством потихоньку разберусь.
Вот только что делать с графом, который все же сумел украсть мое сердце?
Наталья Шнейдер
Хозяйка старой пасеки – 3
Глава 1
Мир рассыпался на стоп-кадры.
Еще один мешок вылетает из моих рук.
Марья Алексеевна замирает у лестницы.
Нелидов отпихивает Вареньку к стене, закрывая собой.
Гришин увлекает меня за мешки.
Стрельцов хватает гранату.
Я кричу – от фитиля осталось меньше сантиметра, и взяться за него, чтобы выдернуть, просто не за что. Исправник начинает наклоняться, явно намереваясь упасть на гранату собственным телом. Медленно, так медленно, как бывает только в кошмаре.
С потолка обрушивается вода. Слепит, заливает рот и нос. Кажется, сам воздух стал водой, я хочу вздохнуть и не могу.
– Стоп! – Голос Стрельцова заполнил все помещение, и потоп прекратился. Мгновенно.
– Хватит меня поливать! – простонала Марья Алексеевна. Тяжело села. – Ну это уже ни в какие ворота не лезет, – заявила она. – Даме в моих летах не годится сидеть в луже, словно мокрая курица. Граф, сделай милость, помоги.
– Рад, что вы благополучны, Марья Алексеевна, – светским тоном сказал Стрельцов, протягивая ей руку.
Это было уже слишком. По щиколотку в воде, перемешанной с землей и рассыпавшейся копоркой, все еще держа в другой руке чугунный шар с остатком фитиля, в облепившей тело одежде этот… этот… вел себя, как будто не произошло ничего особенного. Как будто он только что не собирался умирать. Как будто каждый день его… и меня, между прочим! – запирают в моем же собственном! Погребе! Он даже магический свет не погасил!
Нет, мне просто необходимо закатить истерику!
Но Варенька успела первой, разрыдавшись.
Нелидов отступил на шаг, испуганно оглянулся на нас.
– Я не… я не хотел быть грубым. Варенька, вы не ушиблись?
Марья Алексеевна решительно отодвинула его в сторону. Охнула. Я дернулась к ней – она отмахнулась. Притянула Вареньку к себе, и та уткнулась в могучий бюст. Лицо генеральши на миг перекосилось, но, если ей и было больно, в голосе не отразилось ничего.
– Пореви, графинюшка, пореви. Этакую страсть пережить. Кабы не ты, всем бы нам конец.
– Правда? – шмыгнула носом Варенька.
– Правда, – очень серьезно подтвердил Стрельцов. – Ты спасла всех нас. Я горжусь тобой.
Варенька разрыдалась еще пуще.
Стрельцов растерянно посмотрел на меня.
– Как вы думаете, ей нужно помочь или посочувствовать?
Вопрос был настолько неожиданен и неуместен в этом темном погребе, что я хихикнула:
– С гранатами вы обращаетесь лучше, чем с барышнями.
Он помрачнел, а я никак не могла уняться:
– Неужели дамские слезы страшнее смерти?
Я судорожно всхлипнула, из последних сил стараясь не разрыдаться следом за Варенькой. Вцепилась зубами в ладонь – боль на миг отрезвила.
Стрельцов со вздохом сунул гранату в руки приставу, сгреб меня в охапку, прижимая к себе, и мои нервы сдали окончательно.
– Имейте в виду, я вас на том свете найду и выскажу все, что думаю о вашем поведении, – всхлипнула я, прежде чем спрятать лицо у него на груди.
Хорошо, что и мундир, и рубашка уже промокли насквозь, можно реветь сколько угодно.
– Кирилл Аркадьевич, – жалобно проговорил Нелидов.
– Помолчали бы вы, Сергей Семенович, – прогудел Гришин. – Понимать надо. Это мы, солдаты, к таким делам привычные, а у барышень чувства тонкие. И то сказать, вместо того чтобы в обморок хлопнуться, как им по званию положено, одна Марье Алексеевне соломки подстелила, вторая фитиль залила. Мой вам низкий поклон, барышни. И молиться за вас обеих до скончания века буду.
Судя по шороху, он в самом деле поклонился в пояс. Наверное, я должна была успокоиться, но вместо этого слезы потекли еще сильнее.
– Глаша, так это ты мешки под лестницей поставила? – спросила Марья Алексеевна.
– Я, – всхлипнула я. Заставила себя отстраниться. – Простите. Тут и так потоп, а я еще сырость развела.
– Перестаньте, Глафира Андреевна, – неожиданно мягко сказал Стрельцов. – Вы держитесь с удивительным мужеством, если это слово можно применить к барышне.
– Сейчас снова разревусь, – проворчала я.
Попыталась вытереть лицо рукавом, но только размазала по нему крошки копорки. Стрельцов выудил из-за обшлага носовой платок, грустно посмотрел на мокрую тряпку.
От нового витка смеха вперемешку со слезами меня спас Гришин.
– Но какой же душегуб по этому имению бродит? – проворчал он. – Это ж подумать только, на старуху… Ой, простите, барыня.
– Да что там, ясное дело, не юница, – отмахнулась Марья Алексеевна.
– На даму в летах не постыдился руку поднять, – закончил пристав.
– Не знаю, – сказал Стрельцов. – Но непременно выясню. Теперь это личное дело.
Он начал подниматься по лестнице.
– Осторожней! – не выдержала я. – А вдруг он там караулит?
Исправник молча кивнул. Свилась магия – дверь стала прозрачной. Я ахнула.
– Пчелы!
Разъяренный рой кружил над пасекой – куда злее, чем тогда, ночью. Или мне так показалось в те мгновения, пока доски снова не обрели плотность.
– Стойте! – вскрикнула я. – Если вы сейчас выйдете…
Стрельцов кивнул. А до меня только сейчас дошло, что пчелы разозлились не просто так.
– Если этот гов… – Как выбирать выражения, когда трясет от злости? – Говяжий х… хвост все же разнес мою пасеку, я ему устрою с-с… сеанс апитерапии в летальных дозах.
– А что такое апитерапия? – полюбопытствовала Варенька.
Я медленно выдохнула. Зато рыдать расхотелось, все польза.
– Лечение пчелиным ядом, – проворчала я.
– Кажется, злоумышленник сам себе его устроил. – Стрельцов посмотрел на дверь.
– Не совсем же он идиот? – возмутилась я.
Исправник пожал плечами.
Надо было заткнуться, но пережитый страх и злость требовали выхода.
– Что это вообще за мир… в смысле, что за манера ходить в гости с гранатой!
– Да разве ж мир ему запретит? – философски заметила Марья Алексеевна. На мое счастье, слово «мир» она поняла так же, как местные крестьяне. – В наставлениях по поведению в свете про гранаты ничего не сказано.
– Не волнуйтесь, Глафира Андреевна, – сказал Стрельцов, и мне снова захотелось его стукнуть. Да кого и когда успокаивала фраза «не волнуйтесь»! – Допросим – узнаем. Пока могу только предполагать. Может быть, злоумышленник хотел разрушить мое охранное заклинание, гранаты оно бы не выдержало точно. Пока я бы добрался до пасеки, ему бы хватило времени закинуть цыбик с чаем за спину и удрать.
Я глянула на плетеную коробку. Пока я рыдала, Гришин вытащил ее из грязи и пристроил на пару мешков с копоркой. Но камышовая оплетка промокла. Жалко, если испортится столько чая. Стрельцов не заметил мой взгляд – или сделал вид, будто не заметил.
– Может быть, злоумышленник надеялся, что и торопиться не придется, потому что мы еще не вернулись. Не может же он сам круглосуточно караулить вас. – Стрельцов помолчал. – Вторая версия: он собирался уничтожить погреб с уликами.
– Дорого, – покачала я головой. – Это надо совсем отчаяться.
– Третья версия: он хотел взрывом отвлечь обитателей усадьбы, чтобы пробраться в дом. При всем уважении, Глафира Андреевна, в вашем доме сущий бар… – Кажется, Стрельцову тоже стала отказывать его обычная сдержанность. – Балаган. Как только что-то случается, все бегут туда, невзирая на опасность.
Ну здравствуйте! Опять я виновата!
– Все мои гости – взрослые дееспособные люди, – начала я. Вспомнив кое-что, добавила: – Кроме…
– Я уже имею право выйти замуж! – возмутилась Варенька, поняв, чье имя я собираюсь назвать. – Значит, я тоже взрослая! И дееспособная!
Она чихнула.
– Вот только замужа нам сейчас и не хватало для полного счастья! – рявкнула на нее я. Снова обернулась к Стрельцову. – Прикажете приставить к каждому личного надзирателя, который бы напоминал о возможной опасности? И вообще…
– И вообще, в данном случае тем, кто собрал всех обитателей дома в одном месте, на радость злоумышленнику, оказался я, – очень негромко и очень спокойно подтвердил Стрельцов. – Вы это хотели сказать?
– Да вовсе не в этом дело!
Я переступила с ноги на ногу, отчетливо ощутив, что мокрая до нитки стою по лодыжки в раскисшей грязи, а погреб – на то и погреб, что в нем нежарко в любое время года.
– Простите, Кирилл Аркадьевич. Лужа – не лучшее место для выяснения, почему нас чуть не взорвали и кто в этом виноват. Надо выбираться отсюда, иначе простуда сделает то, что не удалось гранате.
Я попыталась отодвинуть исправника от лестницы. Безуспешно.
