– Наташ, ты на что-то намекаешь? – Голос папы звучал спокойно, но интонация выдавала, что реплика Семашко ему тоже не понравилась.
Он, конечно, прочитал Нике лекцию о том, как опрометчиво она поступила, встретившись с Голиченко. Но папа на то и папа, чтобы за закрытыми дверями ругать, а прилюдно защищать и держать оборону.
– Нет-нет, без обид, Семен Анатольевич. Вы же знаете, это у меня чувство юмора такое специфическое. Постараюсь больше не шутить. Аль, заходи давай, стоишь в дверях, как неродная. Не узнает Голиченко о вашей встрече, не повсюду же у него глаза и уши.
Альбина нерешительно шагнула вперед, из-за ее спины выглянула мама.
– Куда бы вас посадить?
– Можно сюда, – привстала Ника. – Я на диван пересяду.
– Нет-нет, не нужно, – запротестовала Альбина, проходя в гостиную. – Извините за неудобство, нужно было предупредить, что я приду. Давайте, я здесь сяду?
Она указала на стоящий в углу желтый пуфик, который папа обычно использовал в качестве подставки для ног, когда смотрел телевизор.
– Вряд ли вам там будет удобно, – улыбнулась мама. – Лучше возьмите стул и поставьте ближе к дивану, а я пока чай приготовлю. Вам черный?
– Да, спасибо большое.
Сосредоточившись на гостеприимстве, мама напрочь позабыла об обещании обязать всех надеть маски. Оно и к лучшему, слуховой аппарат без возможности читать по губам малоэффективен.
Ника сняла с шеи цепочку со стримером, положила на столик и привычно пояснила:
– Это поможет мне лучше слышать.
Альбина сочувственно улыбнулась, ставя стул между креслом и диваном.
– Сергей рассказывал, как вам досталось. Мне очень жаль.
– Спасибо.
Ника пока не решила, как относиться к Альбине. Жена Сергея точно была замешана в мошенничестве с зарплатами и, возможно, была причастна к убийству. С другой стороны, Сергея обвиняли в том же, а после встречи с Голиченко Ника лишь утвердилась во мнении, что следователь ткнул в первого встречного, не удосужившись даже проверить алиби Подставкиной.
Альбина села и расправила платье.
– Извините, что так вышло. Я просто не могу сидеть дома, пока Сережа там, за решеткой. – Это было уже третье сказанное ею «извините», а они еще даже разговор не начали.
Папа воспользовался моментом и, пока мама орудовала на кухне, добавил в чай две ложки сахара, после чего приступил к расспросам:
– Мы пытаемся разобраться в ситуации, но плаваем в тумане. Вы в этом деле варитесь дольше, так что будем благодарны за любую информацию.
– Даже не знаю, с чего начать. Мы были уверены, что Голиченко расследует мошенничество, но оказалось, что дело в убийстве Максима. – Альбина говорила так тихо, что Нике пришлось угадывать слова по губам.
– Давай лучше я, – вклинилась Семашко. – Семену Анатольевичу нужны факты, а мне с адвокатской стороны понятнее, на что обратить внимание.
– Да, конечно, – кивнула Альбина.
Мама поставила перед ней чашку с чаем, вторую передала Семашко, после чего села на диван рядом с папой.
– Сначала на допрос в качестве свидетеля вызвали Сергея, – рассказывала Семашко. – Он, умница, не пошел сам, позвонил мне, попросил поприсутствовать.
– Надо же, – хмыкнул папа. – Редкая предусмотрительность.
– И не говорите! Но мы с Альбиной давно друг друга знаем и с Сергеем не раз пересекались. Я люблю рассказывать, что бывает, если свидетель дает показания без адвоката. К счастью, Сергей умеет слушать. Но не суть, мы с ним пошли к Голиченко. Тот начал задавать вопросы о мошенничестве двухлетней давности. Хорошо, что я знала о той истории. Альбина тогда совершила глупость, но они с Сергеем все уладили: деньги вернули, с главврачом договорились, Альбина уволилась по собственному желанию. Там цена вопроса – сто тысяч, вроде мелочь, но кто знает, что у следователя на уме. В общем, я посоветовала Сергею взять пятьдесят первую.
– Правильно, – одобрительно кивнул папа.
Университетские годы на юрфаке остались позади, без практики многое стерлось из памяти, но базу Ника все-таки помнила: пятьдесят первая статья Конституции гарантировала право не свидетельствовать против себя и близких.
Семашко отпила чай и продолжила. Ника внимательно следила за ее губами, стараясь ничего не упустить.
– Распрощались мы с Голиченко, ничего ему не сказав, но на следующий день он вызвал на допрос Альбину. Я, естественно, тоже пошла. Та же история: мошенничество, все дела, мы берем пятьдесят первую. И тут Голиченко интересуется: где вы были третьего февраля восемнадцатого года? Я сразу напряглась, хотя тогда еще не знала, что в тот день убили Подставкина. Мы по-прежнему настаиваем на пятьдесят первой, Голиченко злится. Слово за слово, и я наконец понимаю, что на Альбину хотят повесить убийство.
Семашко потянулась за печеньем, и Ника воспользовалась паузой, чтобы посмотреть на Альбину. Та сидела с ровной спиной, опустив голову, как провинившаяся школьница. К чаю она пока не притронулась.
– Я отправила Альбину домой и дала задание: поднять все бумаги, все звонки, все что угодно, чтобы вспомнить, что она делала два года назад. Задача почти нерешаемая, но нам повезло! В тот вечер, когда убили Подставкина, Альбина была на приеме у онколога. Записи сохранились, и врач это подтвердил. Мы довольные пошли к Голиченко и сообщили, что Альбина не могла убить Подставкина, потому как у нее железное алиби…
– И он, ясно дело, перекинулся на ее мужа, – закончил папа.
– Ага, мотив тот же, подозреваемый другой. Следователю какая разница? Главное – дело побыстрее закрыть. В общем, наш гений Голиченко устроил у них в квартире обыск, потом утащил Сергея на допрос. Я по-прежнему рекомендовала молчать и настаивала на пятьдесят первой. Голиченко это явно не понравилось, он подумал еще немного и решил, что двое подозреваемых лучше, чем один, вот и состряпал версию о предварительном сговоре. Я взялась защищать Альбину, а Сергею порекомендовала искать другого адвоката.
– Про предварительный сговор, пожалуйста, поподробнее, – попросил папа.
Семашко окунула печенье в чай.
– Рассказываю все, что знаю. В тот день у Подставкина был выходной, но тем не менее отравили его на рабочем месте. Голиченко полагает, что Альбина заманила Подставкина в больницу, после чего пошла на прием к онкологу, чтобы обеспечить себе алиби, а к делу подключился Сергей – намешал нитроглицерин в коньяк и опоил несчастного хирурга. Вот вам и сговор.
– Мы этого не делали, – прошептала Альбина, все так же глядя в пол.
– Ясень пень, не делали, – хмыкнула Семашко. – Но поди докажи. Это по закону у нас презумпция невиновности, а по факту – презумпция вины. Материалы дела нам до последнего не покажут, но что-то мне подсказывает, что все строится на показаниях двух свидетелей. Первый якобы видел сообщение Альбины с намеками на интим. Про второго знаю лишь, что нарисовался он сразу после допроса Сергея. Говорила этому балбесу держать язык за зубами, но он ляпнул, что в тот день ездил к маме в Кабардинку. Вот свидетеля и подсуетили.
Ника почувствовала, что теряет нить разговора. Что за сообщение с намеком на интим, при упоминании которого щеки Альбины покраснели? О каких свидетелях речь? И кто, по мнению Семашко, их «подсуетил»? Неужели Голиченко?
Папа шумно отхлебнул чай.
– К сообщению мы еще вернемся, а пока давайте о свидетелях. На завтра Голиченко назначил Власенко очную ставку с неким Александром Шевченко. Вам это имя о чем-нибудь говорит?
Об очной ставке Ника слышала впервые. По телефону папа предпочел об этом не упоминать.
Альбина подняла голову и ответила так тихо, что Нике пришлось читать по губам: «охранник в больнице».
– Сто пудов заявит, что видел тем вечером Сергея! – усмехнулась Семашко, а потом глянула на Альбину, рука ее застыла, не донеся печенье до рта. – Погоди! А Бобриков тогда кто?
– Тоже охранник, – Альбина заговорила громче. – Сашка Бобриков и Шурик Шевченко, закадычные друзья и первые сплетники. Работают в разные смены.
– Та-а-ак. – Семашко откинулась на спинку кресла. – Значит, один охранник якобы видел твое сообщение, а второй нарисовался, чтобы сломать алиби Сергея. Только мне это кажется подозрительным?
– Мы пока не знаем, что заявит Шевченко, – заметил папа.
– Да ладно вам, Семен Анатольевич! Все ж ясно, как божий день. Или вы встречали следователей, способных играть тонко?
Папа вернул чашку на блюдце.
– Скорее всего, ты права. Я лишь говорю, что доподлинно нам это не известно. А теперь расскажи про сообщение, я об этом пока ничего не знаю.
Семашко откусила печенье и объяснила с набитым ртом:
– Альбина ябобыпросиа Подставкина на свидание, отправив емущение.
Ника вопросительно посмотрела на папу, и он перевел:
– Альбина отправила сообщение и пригласила Подставкина на свидание.
– Это неправда! – замотала головой Альбина. – Никакое сообщение я не отправляла. Сашка врет.
Семашко наконец прожевала.
– Врет не врет, это не важно. Важны факты. Сообщение в твоем телефоне не нашли – это факт, причем в нашу пользу. Но, может, ты его удалила? Следователь сто пудов так и скажет. К тому же мы понятия не имеем, какие еще доказательства у него есть. Вдруг он нашел это сообщение в телефоне Подставкина?
– Не было никакого сообщения!
– Это ты так говоришь, а Бобриков утверждает другое. Ему-то, по версии следствия, врать незачем, а к тебе по умолчанию доверия меньше. Презумпция вины, помнишь? – Семашко закинула остатки печенья в рот и добавила: – Так что пока щетявнонефашу пользу.
«Счет явно не в нашу пользу», – домыслила фразу Ника.
Папа сцепил пальцы в замок и подался вперед, уперев локти в колени.
– Именно поэтому я попросил тебя принести телефон моего пациента.
Семашко отодвинулась и достала из-за спины пакет.
– Чудом отбила во время обыска. Сразу у обоих телефоны забрала и операм кукиш показала. Они, естественно, взбесились, но кого это волнует?
– Молодец! – улыбнулся папа и пояснил для Ники: – Во время обыска следователи всегда проворачивают один и тот же трюк: приказывают положить телефон на видное место, чтобы подозреваемый никому не звонил. Мало кто знает, что это требование незаконно.
– Как это незаконно? – Ника не понаслышке знала, что такое обыск: в прошлом году в Стамбуле прошла через это малоприятное испытание. Тогда следователь тоже первым делом запретил кому-нибудь звонить. – Я точно помню, что во время обыска нельзя пользоваться телефоном.
– Конечно, нельзя, – кивнул папа. – Незаконно другое…
Он сделал паузу, явно ожидая, что Ника сама догадается. Или еще лучше – вспомнит. Порой в нем пробуждалось желание вырастить дочь-адвоката, хотя Ника давно уже выбрала другую стезю.
– Пока телефон у тебя, они не имеют права его забрать, – пришла на помощь Альбина. – Это уже будет личный обыск. Поэтому полицейские хитрят и требуют вытащить телефон из кармана и положить, скажем, на стол. Если что-то лежит на столе – это можно изъять в ходе обыска.
– Поэтому лучший вариант, – добавила Семашко, шаря рукой в пакете, – отдать телефон адвокату, так надежнее. Адвоката никто не может обыскать. Но опера тоже не идиоты, поверь, они делают все, чтобы во время обыска не пустить нас в квартиру. В этом случае нужно продемонстрировать следователю, что телефон выключен, и убрать его в карман. Тогда есть шанс, что не заберут. Хотя – Семен Анатольевич не даст соврать – всякое бывает.
Папа развел руками.
– Бывает. Но на то мы и нужны, чтобы оспаривать такие моменты. Главное – пароль от телефона никому не говорить.
– Ваша правда. – Семашко заглянула в пакет и, рассматривая его содержимое, продолжила: – Причем циферки надежнее всяких отпечатков и FaceID, иначе поднесут телефон к морде и привет. А пароль еще подобрать нужно.
Она встала, бесцеремонно вытряхнула содержимое пакета в кресло и окинула внимательным взглядом кипу ручек, документов, смятых чеков и фантиков от конфет.
– Вот он! – Черный смартфон отыскался под толстым синим блокнотом. Семашко положила его на стол. – Ну, рассказывайте, Семен Анатольевич. Что вы планируете там найти?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=72390055&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Эта история рассказана в романе Анны Ореховой «Стамбул. Подслушанное убийство», ЭКСМО, 2022.
2
Давай сделаем это (англ.).
3
