Анна Владимирова "Развод со зверем. Он не отпустит"

– Я чувствую себя мертвым, – раздраженно ответил он. – Большую часть времени.

Повисло тяжелое молчание. Я пыталась вдохнуть, пока он смотрит на меня нечеловеческим взглядом, полным ярких всполохов. Привязанности оборотней такой взгляд всегда выдавал с головой. Только у Ингвара Евстигнеева я такого никогда не видела.

– Ты не пробовал себе помочь? – сорвался вопрос с языка.

Я знала, что существовала терапия для таких оборотней, которым сложно в отношениях.

– Моя смерть меня устраивает, – холодно припечатал он. – Жизнь – тоже. Все шло ровно. До сегодняшнего дня.

– Ты никогда не думал попробовать найти кого-то другого? – спросила я.

– Чтобы найти кого-то другого, сначала нужно отпустить тебя, – ответил он. – Ингвар не смог.

От его ответа повеяло арктическим холодом, и я зябко поежилась.

– Просто… завтра ты вернешься в свою жизнь… – неуверенно предположила я, – а мне больше некуда.

– Твоя карьера не кончена. – В его голосе зазвучали привычные трескучие льды. – Пройдет время, и ты сможешь вернуться к делу, которое для тебя важно.

Я промолчала. Чтобы согреться, заказала еще чаю, и перевела взгляд на город. Моя личная «смерть» меня тоже устраивала и могла бы напоминать жизнь. Но сегодняшний день давал ясно понять – мне нужно большее.

– Хочешь еще погулять? – спросил Север, когда мы вышли из кафе.

– Чувствую себя уставшей, – призналась я.

– Домой?

– Да.

Всю обратную дорогу к машине Север держал меня за руку, и я… чувствовала, черт возьми, что мне это нужно. Мне хотелось ощущать сегодня защиту. Его защиту. Не только призрачную, что где-то кто-то меня покрывает. А вот эту – близкую, мощную, несгибаемую.

Я раньше любила подолгу смотреть на его руки, пока он спит, и представлять, скольких людей он ими спас. Ведь не любые руки могут таким похвастаться. А теперь он спасал меня, просто держа за руку. В другой руке он нес пакет с моими туфлями, непринужденно отобрав у меня все неудобства, которые я могла бы испытывать.

И все же эти его ответы…

…что может не отпустить. Как Ингвар Евстигнеев. От них кровь сворачивалась в венах, и становилось трудно дышать.

Как это возможно? Быть таким разным? Будто человек с шизофренией, который не может вылечиться.

Я ни разу не видела, как оборотень становится зверем. Мне даже думать об этом невыносимо. Эта мысль парализует, да и кажется откровенным бредом. Особенно, когда идешь с мужчиной по умиротворенному летнему городу за руку.

– Ты вернешься на работу сегодня? – спросила я, когда мы подошли к машине.

– Нет, – ответил он и пристально посмотрел мне в глаза, замирая перед пассажирской дверью. – Я не хочу тебя оставлять.

– Хорошо, – слабо улыбнулась я.

Черты его лица еле уловимо дрогнули. Я вдруг увидела перед собой невероятно уставшего мужчину, который на один вдох вымучено опустил плечи. Но уже в следующий отвел взгляд и открыл двери.

– А что… говорила твоя мать еще? – зачем-то поинтересовалась я, когда машина въехала в бурлящий поток городского транспорта.

– Что хочет бывать дома чаще, – рассеяно отозвался он.

– А отец как к этому относится?

Север сделал паузу, прежде чем ответить:

– Он ее принял. Такой. Но ему тяжело. И он сам бывает дома редко, чтобы не ждать там ее в одиночестве…

– У них все нелегко…

– Они счастливы. И очень друг друга любят. Просто чужое счастье может выглядеть непривычно.

«Прямо как чье-то несчастье», – подумала я.

Мать Севера старалась изо всех сил, чтобы я хоть как-то чувствовала себя лучше, хоть и виделись мы всего несколько раз. Сначала она навещала нас в реабилитационном центре, потом мы приезжали к ним за город. Но я знала, что она – тоже не человек. В свои «за пятьдесят» она выглядела шикарно, будто моя ровесница. И это сводило с ума еще больше. Отец у Севера тоже был мужчиной весьма привлекательным, но у него хотя бы чувствовался возраст.

Боже, ну как такое возможно?.. Как же сложно в это все поверить!

Но я не одна такая. Я это знаю. Большинству женщин сложно. Другое дело, что сложно им по большей части потому, что их оборотни – ублюдки. Север… Он не был сволочью. Но для меня он все равно был кем-то… кого невозможно принять таким, как он есть.

Когда мы приехали домой, я сразу удалилась в ванную, попросив у Севера полчаса в одиночестве. Пока набиралась вода, я сползла на пол и уперлась спиной в бортик, пытаясь утрясти все эмоции за сегодняшний день. Но один на один с собой оказалось невыносимо, и я набрала номер матери. Только услышав ее голос в трубке, я разревелась.

– Ален? Алена, что случилось? – запричитала она. – Ты поругалась с мужем?

У мамы причины всех бед – поругалась с мужем. Других быть не может.

– Нет, – выдавила я, вытирая слезы.

– А что?

– Так… – шмыгнула я носом, – по работе.

– Ой, – вздохнула она с облегчением, – напугала. Я уж подумала, что что-то серьезное. А что по работе-то случилось?

– Ничего…

Я втянула воздух в легкие и тяжело сглотнула. Вот зачем я ей позвонила? Лишний раз убедиться, что я – одна? Нет. Я все надеюсь, что у меня есть ее поддержка. И она, конечно, есть…

– Ты как? – просипела я.

– Болею… Суставы так выкручивает последние дни… – И я прикрыла глаза, слушая пространные жалобы мамы на жизнь. Как и всегда. – Вот записалась в поликлинику к неврологу аж на осень.

– Мам, сейчас же лето…

– Ну, там очередь…

Это значило «дай денег на прием в частной клинике. И вообще – дай денег».

А, может, хватит себя обманывать? Нет у меня ее поддержки. Это я – ее поддержка. А мама, как маленький ребенок, не выносит моей слабости, потому что я для нее – единственный взрослый, который всегда примчится и спасет.

– Я переведу тебе сегодня деньги, – пообещала я.

– Ой, доченька, спасибо, милая! Спасибо!

– Не за что.

В груди все сжалось.

– Ты когда приедешь? Я так соскучилась. Хожу мимо твоей школы, вспоминаю, как мы тут вместе гуляли…

– Приеду. Скоро, – сдавленно пообещала я и, кое-как распрощавшись, отложила мобильный.

Когда я вышла из ванной, Север ждал в кухне.

– Кофе будешь?

– Да. – Я села за стол.

– Что-то случилось? – бросил он на меня взгляд через плечо. – Ты плакала в ванной…

– Я маме звонила.

– У нее что-то случилось?

– Нет. Именно, что ничего не случилось.

К моей матери мы с Севером ездили чаще, чем к его родителям. И она, конечно, души не чаяла в нем. Считала моим спасителем. По ее словам, именно с его появлением я стала тем человеком, которым она начала гордиться. Она была убеждена, что он на меня хорошо влиял, и что благодаря ему я достигла всего, что мне было нужно от жизни.

Вернее, не совсем всего. Тему детей она не подняла сегодня только по той причине, что деньги ей нужны были больше, чем внуки.

– Тебя расстроило, что она не понимает, как тебе плохо.

Я промолчала, стыдливо поджав губы. Да, глупо. Он прошел к столу и поставил передо мной чашку с кофе. А мне стало нестерпимо стыдно.

– Спасибо. И да, ты единственный, кто понимает…

– Мне жаль.

Наши взгляды встретились. А я осознала, что мне хочется ему ответить тем же, спросить, плохо ли ему, и также попробовать облегчить его боль. Только я не могу. Любой мой шаг ему навстречу делает ему лишь хуже. Но как же хорошо, что… сегодня он здесь, со мной.

– Тебе не кажется, что нам стоит попробовать все же расстаться ради нас самих? – тихо спросила я, замирая внутри от страха. – Ты… ты заслуживаешь счастья. – Пока я говорила, он замер, глядя куда-то в окно.

– А ты? – рассеяно поинтересовался он, не взглянув на меня. – Как будешь жить ты? Ведь мой мир никуда от тебя не денется. Он останется твоим врагом навсегда. Только без меня ты останешься в нем одна.

– Я… я использую тебя сегодня, не в силах ничего дать взамен. Неужели ты не…

– Замолчи, – холодно приказал он. – Ты живешь будущим, в котором нас, возможно, никогда не будет. А сегодня я у тебя есть. И ты тоже здесь со мной. Тебе не кажется, что посреди всего того, что происходит, это уже что-то?

– Да…

– Ты поужинаешь со мной?

– Да, – кивнула я, улыбнувшись ему.

Чувство иррациональной легкости заполнило пустоту внутри, и я приняла его предложение забыть на сегодня обо всем. Север взял всю ответственность на себя, позволяя мне пользоваться его слабостью. Только даже при всех своих слабостях он все равно остался сильней.

Глава 3

Алене нужно было срочно все себе объяснить и позволить. А еще – выяснить цену. Такие они, эти люди. Живут либо прошлым, либо будущим. Но боятся настоящего, всячески избегая показать свой нос в «здесь и сейчас». Этим мы и отличаемся. Для зверя «завтра» никогда не существует, а «вчера» – безвозвратно потеряно. Мне хотелось оставить себе свое «сегодня» навсегда и не отдать его на растерзание завтрашнему дню. Но моей женщине непременно нужно знать, что будет после…

Стало на удивление спокойно. Я заварил чаю, заказал ужин, выбрал вино. Алена устроилась на диване в пледе, поглядывая на меня настороженно и с любопытством. Судя по взгляду, терзаться ценой вопроса она не перестала.

– Если ты хочешь побыть в одиночестве, просто скажи, – сообщил ей я, ставя чашку с чаем на столик.

Она любила черный чай с бергамотом, медом и лимоном. И непременно в большой чашке. Нет, я не планировал добивать ее тем, что храню в памяти эти важные мелочи, но на ее лице скользнула тень от очередного приступа вины.

– Я не хочу быть в одиночестве, – мотнула она головой.

– Хорошо. Что будем делать?

Алена усмехнулась:

– Жалеть меня.

– Хороший план. Жизненный. Как мне тебя пожалеть?

Она внимательно посмотрела на меня.

– Можешь сесть рядом и… обнять?

– Могу.

Она прыснула и приподняла края пледа, освобождая для меня место. Я сел рядом и притянул ее к себе… но Алена не просто позволила ее обнять – она вцепилась в меня и всхлипнула, когда я удобнее устроил ее в руках. Так мы и просидели какое-то время в молчании. Я слушал стук ее беспокойного сердца, прерывистое дыхание. Зверь настороженно замер внутри. А мне хотелось спросить, почему же она так упорно хочет от меня избавиться, если у нее никого нет? Почему ей так сложно?.. Но в этом не было смысла. Я помнил ее пустые глаза в тот месяц в реабилитационном центре. Пустота порой способна сказать больше, чем что-либо. Все, что я знал – не хочу больше видеть у нее такие глаза.

Пока я сидел, погруженный в мысли, Алена притихла, задышала спокойней и глубже, и я вдруг обнаружил, что она уснула. И это удивило и тронуло до глубины души. Просто так уснула в моих руках? Но, ведь это значило, что ей со мной действительно спокойно.

И какая этой женщине разница, кто я?

Разница есть.

Может, если бы Алена не посвятила три года нашей совместной жизни изучению этой разницы во всех подробностях, ей было бы проще? В каждом новом деле она лишь находила подтверждение своим убеждениям – этот мир не для нее. Она видела в нем монстров, скрывающихся под масками людей.

Ну а разве это не так? У оборотней даже права на защиту для женщин не существовало долгое время. И я ни черта не облегчаю ей этого страха. Мне кажется, что правда – единственный путь, по которому я могу пройти рядом с Аленой, но… это делает лишь хуже. А смерть Маргариты – еще одно подтверждение, что Алена передо мной беззащитна. И если Евстигнеева оправдают – это разрушит ее хрупкий мир.