– Как это с неба? – не поняла графиня. – Что ты такое городишь?
– Грит, через забор кто-то бросил, – пояснила Вероника, опередив косноязычного басурманина. – Не иначе ребятня деревенская. Розгой бы их отлупить…
– Погоди. – Анита развязала узелок и вытряхнула на стол содержимое: камешек, игравший, по всей видимости, роль утяжелителя, и бумажный клочок. – Здесь вроде как рисунки…
Она развернула листок и поднесла к свече. Алекс и Марья Антоновна вытянули шеи, пытаясь рассмотреть, что на нем изображено. Их глазам предстала презанятная картинка, точнее, даже три, намалеванные заостренной угольной палочкой. Первая являла собой заштрихованный силуэт зверя, похожего на мифического грифона, только с хоботом. Во второй Анита не без труда признала карикатурный портрет государя императора Александра Первого. Ну а третья…
– Алекс, это больше по твоей части. – Она протянула бумажку мужу. – Тут чертеж, я в этом мало что понимаю.
Он расправил листок на столешнице, между графинчиком с наливкой и розеткой с вареньем, пригляделся.
– Схема парового двигателя Уатта в продольном разрезе. Сразу видно, что рисовал профан.
– Почему?
– Не обозначено отверстие для выпуска пара. Цилиндр взорвется на первом же такте.
Анита переглянулась с Марьей Антоновной. Графиня выглядела обескураженной.
– Это чья-то шутка? – шевельнула она пухлыми губками. – При чем здесь я и Наджибчик?
– Может, и ни при чем, – промолвила Анита, изучая рисунки, – но одно я скажу точно: соседские мальчишки не имеют к этому никакого отношения.
– Ты права, – согласился Алекс и налил себе еще стопочку. – Теперь у нас уже два ребуса, и не берусь определить, какой из них сложнее.
Анита положила перед собой записку, привезенную Госкиной. Что общего между этим текстом и подброшенной угольной мазней? На первый взгляд ничего. Но не будем спешить с выводами.
– Вероника, – обратилась она к служанке, – приготовь комнату наверху. – И повернулась к графине: – Не желаете ли отдохнуть с дороги?
– Да, пожалуй… – отозвалась Госкина, подавив зевок. – Хотя не знаю, засну ли после таких треволнений.
– Здесь вы в абсолютной безопасности, – заверил ее Алекс.
– Не сомневаюсь. Но у меня из головы не идет, что сейчас творится в Петербурге. Я оставила дом на дворецкого и горничных. Они люди надежные, но если нападет банда головорезов…
Ахмат незаметно для всех попятился из гостиной. Ушла и Вероника – судя по всхлипываниям половиц в верхней комнате, она исполняла приказание госпожи.
Анита успокаивающе погладила руку Марьи Антоновны.
– Не переживайте. Главное, вы у друзей, и мы сделаем для вас все, что в наших силах…
После горячего чая, который Максимов исхитрился разбавить наливкой, графиня размякла, ее клонило в сон. Вероника доложила, что комната готова, перина взбита, и ежели их сиятельство изволит, то можно отправляться почивать. Их сиятельство клевало носом и явно не возражало против небольшой сиесты. Анита проводила графиню наверх, велела Веронике пособить гостье с раздеванием, а сама спустилась в переднюю и накинула на себя меховую душегрейку. Утреннюю леность как корова языком слизала. Загадки, появившиеся с приездом Марьи Антоновны, будоражили мозг, заставляли его работать. И уже не тянуло сидеть в полудреме за вышивкой – ноги сами несли на улицу.
В дверях возник Алекс.
– Ты куда?
– Пойду пройдусь. – Она набросила на голову мантилью, память о родной стране, и шагнула к порогу. – Хочешь со мной?
– Хочу.
Они сошли по ступенькам крыльца и направились к калитке. Дождь присмирел, однако все еще ощущалась мельчайшая водяная взвесь, обволакивавшая лица, руки и все вокруг.
Максимову не терпелось обсудить историю графини и то, что этому сопутствовало.
– Мне думается, – начал он с видом знатока, – что у госпожи Госкиной имеются не только недоброжелатели, но и друзья.
Анита пожала плечами.
– Тоже мне открытие! У нее в друзьях половина Петербурга.
– Я имею в виду скорее не ее друзей, а этого… как его… Наджиба. Согласись, записка, которую она привезла, не содержит в себе полезной информации. В ней лишь сообщается, что графиня, лишившись всего, то есть мужа, не останется прозябать в нищете и получит припрятанное им богатство.
– Не соглашусь. Почему муж – это всё? И как истолковать слово «поутру»? Почему Наджибу было так важно подчеркнуть время?
Алекс недовольно сморщился, но упрямо гнул свою линию:
– Это мелочи… Куда важнее, что записка не является путеводной нитью. В ней нет ничего такого, что натолкнуло бы на мысль о местонахождении сокровищ. Для этого Наджиб приберег кое-что еще. Зашифровал координаты в рисунках и передал одному из своих знакомых, кому всецело доверял. Этот знакомый получил указание не выпускать графиню из вида и подбросить ей листок с картинками при первой же возможности.
– Добрый самаритянин поехал вслед за ней в Медведевку, чтобы здесь бросить листок через забор? – усомнилась Анита. – Своеобразное решение…
Максимов, слыша скептические нотки в ее голосе, начал раздражаться.
– Нелли, не придирайся! Я хочу донести до тебя, что рисунки и есть настоящий ключ к разгадке. Надо изучить их досконально.
– Надо, – не стала спорить Анита. – У тебя есть предположения?
Алекс ждал этого вопроса и пустился в пространные рассуждения. Портрет бывшего императора… Может, в доме графини он висит где-нибудь в столовой или в кабинете, а за ним – клад? Чертеж парового двигателя… Не был ли Наджиб любителем механики? Что, если этот двигатель стоит в чулане, а в цилиндре вместо поршня и шатуна – золотые монеты? Грифон с хоботом… Вот тут сложнее. Вдруг афганский принц привез из Кабула чучело какой-нибудь редкой твари, набитое ассигнациями?
Анита выслушала все эти благоглупости, после чего заметила:
– Ты рассматриваешь каждый рисунок в отдельности, а они наверняка составляют общую систему.
Но Алекса не так-то легко было переупрямить.
– Общую систему? С чего ты взяла? Просто-напросто клад разделен на три части, так безопаснее. И они спрятаны в разных местах…
Он, несомненно, привел бы еще немало доводов в пользу своей догадки, если б из закопченной постройки, мимо которой они проходили, не вырвался громкий рык, вслед за которым на улицу выскочил маленький человечек, закутанный в бекешу. Он опрометью бросился к лесу, черневшему неподалеку, и сделал это вовремя: из дверного проема, только что покинутого, вылетела и шмякнулась в грязюку тяжеленная кувалда.
– Ого! – поразился Максимов. – На кого Матвей так осерчал?
Услыхав голос барина, из постройки (это была деревенская кузня) вышел верзила в фартуке с кляксами копоти. Он поклонился господам и подобрал брошенную кувалду с такой легкостью, словно она весила не больше фунта.
– Что стряслось? – полюбопытствовала Анита. – С молодой женой характерами не сошлись?
– Не-ет, – пробасил кузнец. – Ксана у меня – диамант яхонтовый, душа в душу живем.
– Чего ж ты тогда инструментарием разбрасываешься?
– Да ходют тут всякие, прельщают…
Матвей не грешил многоречивостью, слова из него приходилось вытягивать клещами, как гвозди из подков. Прошло не менее получаса, прежде чем выяснилось, что в кузню заглянул незнакомец, старательно прятавший лик под низко нахлобученной шапкой, и предложил Матвею подзаработать деньжат. Всего-то и требовалось – принести к господскому дому и тишком подложить на крылечко деревянный ларчик.
Матвею просьба показалась подозрительной. Он решил, что незнакомец – колдун, вознамерившийся извести господ, которых в Медведевке уважали за справедливое и милостивое отношение к крепостному люду. Кончилось тем, что кузнец посетителя прогнал, посулив, если тот явится повторно, расколоть ему череп, как грецкий орех.
– А ларчик? – допытывалась Анита. – Что было в ларчике?
– Почем мне знать? – прогудел Матвей. – Унес он его…
– Унес, да недалече. – Максимов показал на предмет, лежавший саженях в пяти от кузни. – Обронил второпях.
Анита не склонна была считать незнакомца растяпой. Гораздо логичнее выглядела гипотеза, что он, увидев приближавшихся хозяев деревни, с умыслом бросил свою ношу, чтобы она попала к ним в руки. Цель таким образом достигалась без лишних проволочек и совершенно бесплатно.
Анита подобрала ларчик. Он был выструган из сосны, на гладкой шлифованной крышке, равно как и на остальных его гранях, не значилось никаких надписей, вензелей и подобных опознавательных знаков.
Она покачала его на ладонях.
– Увесистый… Что в нем?
– Не открывали бы вы, барыня, – попросил Матвей, суеверный, как все жители русской глубинки. – Не ровен час, проклятье на себя навлечете.
– Дай я! – Алекс отобрал у Аниты ларчик, поддел ногтем крышку, и она послушно откинулась.
Матвей инстинктивно приподнял кувалду, приготовившись к тому, что из чертова ящика могут выскочить исчадия ада или, в лучшем случае, ядовитые скорпионы. Но ничего такого. Ларчик внутри оказался разделен перегородками на три отсека, доверху наполненные… чем? Алекс взял щепотку круглых крупинок, поднес к носу, затем ко рту.
– Осторожно! – предупредила Анита. – Это может быть отрава.
Он стиснул крупинки зубами, пожевал и выплюнул.
– Обыкновенное пшено… А рядом что – рис?
Дегустация белых продолговатых зерен подтвердила эту версию. Содержимое третьего отсека Алекс попробовал уже без опаски.
– Гречка. Что бы это значило, Нелли?
Нашел кого спросить! Анита стояла озадаченная, смотрела на ларчик, на пока еще безлиственные деревья, за которыми скрылся незнакомец, и ничего не понимала.
– Кто-то решил, что у нас крупы на кашу не хватает?
Если серьезно, то очевидным покамест виделось одно: нынешний гостинец связан с давешним подарком в виде листка с рисунками. И люди, которые их подкинули, безусловно причастны к тайне сокровищ Наджиба. В противном случае они не объявились бы здесь в день приезда Марьи Антоновны.
– Матвей, – Максимов хлопнул кузнеца по мускулистому плечу, – ступай-ка ты к себе. Видишь, нет тут никаких чертей, мы живы-здоровы.
Кузнец, ворча что-то о происках и коварстве нечистой силы, ушел в пропахшую гарью мастерскую. Анита и Алекс повернули домой. Гулять расхотелось. Во-первых, морось снова превратилась в полноценный дождь, а во-вторых, обилие необъяснимых событий, происходивших сплошной чередой, навевало думы отнюдь не радужные. Анита не могла избавиться от навязчивого чувства, что за нею, Алексом и их имением постоянно наблюдают – с той самой минуты, как приехала на верблюде графиня Марья Антоновна.
Максимов, судя по его хмурому виду, думал примерно так же. Своим крестьянам он верил, они никогда б не стали составлять против него заговор. Но, как оказалось, в окрестных лесах прячутся чужаки. Друзья они или недруги – как знать. А раз так, необходимо быть настороже. Если это какие-нибудь хунхузы, преследовавшие Наджиба еще в Азии и дотянувшиеся до него в Петербурге, то с них станется устроить нападение на усадьбу, где отныне обосновалась вдовствующая графиня. Нужна ли она им или они надеются найти что-то полезное в ее вещах? Это уже вопрос второстепенный. Долг хозяина – уберечь и домочадцев, и гостью.
Алекс погрузился в раздумья о фортификационных мероприятиях, способных сделать из патриархального помещичьего дома неприступную крепость.
Аниту же заботило иное: ларец с крупой, новая головоломка. Как она стыкуется с рисунками и запиской?
Она толкнула в бок примолкшего Алекса: неплохо бы узнать его мнение. Скорее всего, оно будет неверным, но иногда и откровенная чепуха имеет свойство направлять умственные волны в нужное русло.
Как и следовало ожидать, он понес околесицу касательно того, что клад Наджиба разделили не на три части, а на шесть – отсюда и количество подсказок.
– Но что нам должны подсказать рис, пшено и гречка? Искать клад надо в поле или на базаре?
– Может, дело в цвете? Рис белый, пшено желтое, гречка коричневая… – Он потер лоб, стимулируя мыслительную деятельность. – А если соединить цвета с рисунками? Белый мундир на портрете императора, коричневый от окислов кожух двигателя, желтый грифон… Нет, ерунда выходит!
Сам признал, Аните и опровергать всю эту ересь не пришлось. Но, как ни печально, теория, в которую не стыдно было бы поверить, так и не возникла.
Они вернулись в гостиную – мокрые и замерзшие. Анита протянула руки к камину, а Алекс налил и себе, и ей своей любимой вишневки. В безмолвии выпили, и по жилам заструилось живительное тепло, сделалось хорошо.
Из верхней комнаты спустилась Марья Антоновна. Сон пошел ей на пользу, она посвежела и, кажется, повеселела. Анита подумывала, не утаить ли от нее обретение ларца с питательной начинкой, однако ж рассудила, что главная героиня обязана быть в курсе происходящего.
– Крупа? – заморгала графиня серыми очами. – Какая крупа? Зачем?
– Вот и нам бы хотелось знать, – пробормотал Максимов и взболтнул на донышке графина остатки наливки.
До вечера более ничто не нарушило покой обитателей усадьбы. Анита разложила на столе все имевшиеся в ее распоряжении улики (если их можно было назвать таковыми): записку, привезенную Госкиной, рисунки, переброшенные через ограду, и ларчик, который неизвестный субъект потерял около кузни. Отчаявшись осмыслить значение каждого предмета в отдельности, она крутила их, перекладывала так и эдак, будто надеялась, что они сложатся в замысловатую мозаику. Но все ее старания были тщетны.
Уже смеркалось, когда Вероника подала обед: щи и бараний бок с пшенной кашей. Анита привыкла к русской кухне, но после сегодняшних даров на кашу смотрела с подозрением, да и вообще ела без аппетита. Коловращение мыслей не позволяло сосредоточиться на трапезе. Подобное испытывали и Алекс с Марьей Антоновной. Всяк думал о своем. Вернее, думали-то об одном и том же, но под разными, так сказать, углами. Завязавшееся было обсуждение быстро сошло на нет, ибо свелось к бесплодным и ничем не подтвержденным догадкам.
Обед подходил к концу, когда во дворе раздался заливистый собачий лай, после чего загромыхали по крыльцу тяжелые сапоги, и в гостиную вбежал Ерофей. Он был из числа наиболее преданных слуг, и ему дозволялось входить в барские покои в любое время.
– Сбежал! – выдохнул он с порога и содрал с лысины набухший от дождевых капель треух. – Энтот… с горбами…
– Верблюд? – встрепенулась Марья Антоновна и уронила ложку. – Как такое возможно?
– Не могу знать. Я за дровами ходил. Вертаюсь: дверь в конюшню отомкнута, а его нету…
– А Ахмат? Он же был при нем!
– Дрыхнет ваш чучмек, прости господи. Без задних ног… Я будил, будил, а он и в ус не дует…
Анита отодвинула тарелку с недоеденной бараниной, наскоро промокнула губы салфеткой.
– Верблюда надо найти. Он же тут все огороды потопчет… да и крестьян перепугает до смерти. Они его, чего доброго, осиновыми кольями забьют – как оборотня.
– Найдем! – Максимов встал, полный жажды действий. – Далеко он уйти не мог.
– Я с тобой! – Анита тоже встала и шагнула к выходу.
– А я? – пискнула покинутая всеми Марья Антоновна.
Анита не горела желанием брать ее с собой. В деревне, среди непролазной грязи, петербургская аристократка вряд ли могла быть чем-то полезна. Пусть сидит дома.
Заверив графиню, что с отловом верблюда они справятся самостоятельно, Анита быстро оделась и вышла в сгущавшиеся сумерки. Она предложила все-таки разбудить Ахмата, которому, как жителю Востока, хорошо ведомы верблюжьи повадки, но Максимов отмахнулся:
