Мария Метлицкая "Несбывшаяся жизнь. Книга первая"

grade 4,8 - Рейтинг книги по мнению 150+ читателей Рунета

None

date_range Год издания :

foundation Издательство :Эксмо

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-04-228231-7

child_care Возрастное ограничение : 999

update Дата обновления : 26.09.2025

И что теперь делать? Предъявить мам-Нине найденные письма, прижать ее к стенке и потребовать объяснений?

Нет, она слишком хорошо знает тетку, – ничего от нее не добьешься, не тот она человек. Заверещит, закудахтает, забурчит и пошлет Лизу куда подальше, а потом и вовсе перестанет с ней разговаривать.

Две недели может молчать, а Лиза будет сходить с ума.

Потому что еще раз, еще глубже, еще больнее почувствует, что никому не нужна.

Надо показать письма Полечке, тете Поле, любимой соседке. Полечка добрая и умная и наверняка знает, в чем дело. Соседи больше чем родственники, вся жизнь на глазах.

Полечка варила на кухне суп. Вкусно пахло мясным бульоном и луковой зажаркой.

По счастью, Ритка была не дома – на занятиях в очередной какой-то секции, которую наверняка скоро бросит.

Ритка записывалась в кружки и секции, мгновенно увлекалась и тут же бросала: постоянством она не отличалась.

Кружок народных танцев сменила на фехтование, фехтование на плавание, плавание на кружок по пошиву мягких игрушек.

Лиза не мечется и ходит в две секции: на вязание, чтобы приодеться, и на кружок рисования. Рисование идет плоховато – таланта не обнаружено. Натюрморты не получаются совсем, пейзажи едва на троечку тянут.

– Перспективы ты не чувствуешь, на колористику как будто вообще плюешь, – возмущался учитель. – Ну да ладно, хочешь – ходи, мне не жалко.

И вздыхал разочарованно, теряя к Лизе всякий интерес.

Но упорная Лиза продолжала ходить. Ей нравилось рисовать: это успокаивало.

А способная ко всему Ритка валандалась по кружкам и успокаиваться не хотела. Но сейчас это было очень даже кстати.

Полечка оглянулась, услышав Лизины шаги.

– А, Лизок! Привет. Хочешь горохового супчика? Будет готов минут через десять!

Лиза мотнула головой.

– Нет, теть Поль. Спасибо. Я… поговорить.

Словно предчувствуя что-то нехорошее, Полечка положила поварешку, вздохнула и присела на краешек стула.

– Ну, говори. А то мне через час на работу.

Лиза протянула ей письма.

Полечка пробежала глазами по пожелтевшим листам.

– И что? – усмехнулась она. – Чего ты от меня-то ждешь?

– Правды, – ответила Лиза.

– Ну, это не ко мне.

Полечка поднялась со стула и повернулась к плите.

– Какой правды, Лизок? Это не моя правда, а чужая. Ищи правды у тех, кому она принадлежит.

– У кого? – усмехнулась Лиза. – У мам-Нины? Ну вы же ее знаете!

– Лиза! – Полечка резко повернулась и посмотрела ей в глаза. – Ну не могу я, понимаешь? Слово дала. Нине слово дала: пока она жива – я молчу. Да и что я знаю-то? Так только, в целом. Общую картину.

От обиды у Лизы перехватило горло.

– Какое слово, теть Поль? О чем вы? – закричала она. – Это же так важно! Вы не понимаете? Я должна знать! Я с ума схожу оттого, что ничего не понимаю! Кроме одного – тетка мне врет!

Полечка устало опустилась на стул.

– Не терзай меня, Лизка. Риткиным здоровьем поклялась, что молчать буду. А это не шутки. Нинка знала, какую клятву просить. А что врет она… Так все врут, Лизочек. Жизнь такая.

Лиза выскочила из кухни.

* * *

Вечером был скандал.

Мам-Нина орала как резаная. Лиза оказалась воровкой, врагом в собственном доме, неблагодарной свиньей и даже почему-то стукачкой.

– Какая правда тебе нужна? – кричала мам-Нина. – Какая? Та, от которой тебе расхочется жить? Ты еще ребенок, соплячка! Живи и радуйся! А правда – она никому не нужна, ты мне поверь!

А потом у мам-Нины поднялось давление, заболело сердце и вызывали скорую. Мам-Нина лежала белая и неподвижная, как покойник, а Лиза рыдала и умоляла ее простить.

Давление все не падало, и скорая увезла тетку в больницу.

Ту ночь Лиза не могла вспоминать без содрогания. Какие ей снились кошмары!

Наутро она помчалась в больницу.

Мам-Нина по-прежнему лежала как неживая, мертвенно-бледная, с сухими и бесцветными губами.

Лиза села рядом и никак не решалась взять ее за руку.

Когда принесли обед, мам-Нина проснулась.

Увидев Лизу, она заплакала и отвернулась к стене. А когда Лиза попыталась погладить ее по руке, буркнула:

– Домой иди, уроки учи, нечего по больницам шастать!

И Лиза ушла.

Стоял ноябрь. Бесконечно лил дождь и свистел колючий острый ветер, ошалело разметывая по асфальту последние грязно-бурые листья.

Лиза плелась по улице, и на душе было черно и страшно. Она плакала, не замечая, как капли холодного дождя смешиваются с солеными слезами – не разберешь, где дождь, а где слезы…

Это она виновата. Она довела мам-Нину до такого состояния. А если мам-Нина…

Ой, нет! Этого Лиза себе никогда не простит. Не сможет жить дальше. Какая это жизнь, если из-за тебя ушел человек? Человек, который отдал тебе все?

В тот день она дала себе слово: больше никаких вопросов. Ничто не стоит здоровья близкого.

Кто у нее есть на этом свете, кому еще она нужна?

* * *

Новый год встречали как всегда – вчетвером. Полечка наделала разной вкусноты: сварила холодец, нарезала оливье с колбасой, сделала селедку под шубой, напекла пирожков. И все – объедение! А мам-Нина купила шампанское, торт и конфеты.

Смотрели по телевизору «Голубой огонек», обсуждали певиц и актрис, сплетничали, болтали и к двум часам разошлись.

В тот год девочкам впервые разрешили попробовать шампанского.

Ритка говорила, что от него клонит в сон, а Лиза наоборот – так и пролежала всю ночь, кувыркаясь и ворочаясь. От обилия еды ныл живот, во рту было сладко, а на душе муторно, не празднично… Так и промучилась, пока за окном не начало светать…

А перед сном подумала: «Да какая мне разница, что там произошло? Какая она – моя мать, кто мой отец? У меня есть моя мам-Нина, которая растит меня, поит и кормит. И любит так, как умеет. А на остальное мне плевать».

* * *

Экзамены за восьмой класс Лиза сдала успешно.

Практика – мытье школьных окон и покраска кабинета биологии – прошла, и в конце июня наступило время каникул.

Обычно они с мам-Ниной ездили в какой-нибудь дальний дом отдыха: ей, как матери-одиночке, давали на работе путевки. В основном это было дальнее Подмосковье, Тверская или Рязанская область, – но однажды путевка была под Тулу.

Казалось бы: и Тула – не ближний свет, и дом отдыха так себе – старый и обшарпанный… Но где-то совсем рядом была Ясная Поляна. Лиза садилась на автобус и доезжала до усадьбы. Бродила по дому-музею, по яснополянскому парку, по яблоневому саду. Сидела на любимой скамейке графа Льва Николаевича, разговаривала с ним и была совершенно счастлива. А вечером, перед сном, читала «Анну Каренину», «Воскресение» и «Детство».

Переписывались с Риткой.

Ритка с Полечкой отдыхали на Рижском взморье. Ритка писала, что прям как «в загранице».

«На улице чисто, в кафе подают взбитые сливки, народ одет потрясно, и на улицах видели саму Быстрицкую и актера Тихонова – такие красавцы! Правда, море холодное, но ерунда же».

«Откуда ты знаешь, как за границей? – отвечала Лиза. – Где ты ее видела? В „Клубе кинопутешествий“?»

Но Лиза скучала по Ритке. Пусть они и цапаются, и обижаются друг на друга, а все равно – самые близкие подруги.

Лиза была счастлива вернуться в Москву: прохлада, родной дом, свои книги, своя чашка, и во дворе рябина зацвела. Мам-Нина на работе, и Лиза дома одна. Хочешь – валяйся и читай, хочешь – сбегай за мороженым, а потом уже валяйся и читай. Хочешь – иди в кино на французскую кинокомедию с Луи де Фюнесом.

Через неделю вернулись с курорта соседки. Жизнь стала еще прекраснее – свобода, но теперь вдвоем с Риткой! Валялись на диване, ели конфеты и смотрели журналы мод, которых у Полечки была куча. Вместо обеда съедали по целому брикету пломбира за сорок восемь копеек, густо поливая его вареньем из черной смородины. Варили настоящий кофе, к которому Ритка пристрастилась в Прибалтике. В общем, что может быть лучше каникул и свободы? Правильно – ничего.

* * *

Мам-Нина уставала. Приходила с работы и тут же ложилась. Поспит часик, отдохнет – и давай бурчать и поучать. Но под монотонный звук программы «Время» тетка опять засыпала. Лиза укрывала ее одеялом и уходила к себе в будуар читать.

Книги брала в районной библиотеке – свои читаны-перечитаны, а у соседей только журналы мод.

Однажды не удержалась и заглянула под подоконник. Конечно, писем там не было: тетка их уничтожила. Додумалась бы раньше – и Лиза никогда бы не узнала про них, не страдала б от неизвестности.

В десятом классе стали думать о будущем.

Лиза мечтала о медицине: стетоскоп, белый халат, строгий умный вид. Врач – профессия уважаемая. Ритка никуда не хотела.

Полечка ругалась, называла дочку бестолковой и пустой, а Ритка смеялась:

– А что я, виновата? Какую родила! Ты сама-то много институтов закончила?

– Я – дитя войны, – обижалась Полечка. – Тяну тебя, дуру, а толку? Одни тряпки и киношки на уме… В общем, пойдешь в институт, и точка!

Шустрая Полечка наняла репетиторов и стала искать очередные блаты, – чтобы, как она говорила, «засунуть свою ленивую бестолочь хоть куда, без разницы, но чтобы было образование».

Блат нашелся в Институте культуры, в обиходе Кульке.

Ритка ржала:

– Ого! Культур-мультур! Теперь я буду культурная!

Но, услышав про библиотечный факультет, возмутилась и разобиделась.

– Ты куда меня засунуть решила? Я что, в библиотеке свою молодость буду просиживать? – орала Ритка. – Не буду! Я что, идиотка?

– Ах не будешь? – шипела Полечка. – Ну-ну! Вот кормить и одевать перестану, тогда посмотрим. Будешь, как Лизка, голодранкой? Хочешь пустую картошку с капустой жрать? Этого хочешь? Это запросто! Это я тебе мигом устрою! – кипятилась Полечка. – Только у Лизки твоей красота имеется и башка на месте! А ты, что на себя ни напялишь, все одно – болонка безголовая!

Лиза случайно это услышала. И как ей стало обидно – «голодранка», «пустая картошка»! Зачем же так?

И опять стало жалко себя до слез.

Если бы у нее была мама… Мама, а не одинокая несчастная тетка.

Даже слова про красоту и мозги не утешили. Про мозги она и сама знала – ведь не дура, и учиться старается. А что до красоты, то Лиза так не думала. Не нравилась она себе и искренне считала, что ничего особенного в ней нет. Ну волосы хорошие – густые, волнистые – это да. Глаза большие карие, черные почти. Нос нормальный, не курносый и не загнутый. Рот обычный. Правда, губы толстоваты.

И еще она смуглая. Интересно, с чего бы? Как будто нездешних кровей. Бабки любопытные спрашивали:

– Девочка, а ты какой нации будешь?

Похожие книги


Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом