Валерий Гуров "Фаворит 1. Русские не сдаются!"

Если вы измеряете свой успех мерой чужих похвал и порицаний, ваша тревога будет бесконечной.

Лао-Цзы

Балтийское море. Район Данцига

27 мая 1734 года

Адмирал Гордон читал присланную от капитана Никласа Шторма реляцию. Читал и был в замешательстве – как именно со всем этим поступить? «Судить нельзя помиловать» – вот над чем размышлял адмирал, не понимая, где нужно расставить знаки препинания. Впрочем, Гордон очень скверно писал по-русски, почти этого и не делал. Да и Михайло Ломоносов еще не издал свою «Грамматику», так что специалиста по запятым в империи не было.

Более всего Гордон думал о том, чтобы не оказаться будь в каких интригах при дворе. Финансирование на флот в последнее время идет справно. Из более чем миллиона рублей в год, что тратится на поддержание флота, как и на строительство новых кораблей, всегда можно чуточку отщипнуть, на том и жить. А тут еще флот вышел в море… Дойти бы хоть куда.

Так что не хотелось огласки Томасу Гордону, тишины и молитвы он желал. И не боя, а лишь просил у Бога, дабы не потерять флот при переходах. А то, что случилось с фрегатом Митава, нельзя утаить, государыня точно узнает.

– Вызовите ко мне контр-адмирала Синявина! – выкрикнул из своей каюты адмирал Томас Гордон.

Шотландец улыбнулся своим мыслям. Принятое решение показалось элегантным. Правда, в голову пришло сразу же сравнение с Понтием Пилатом, прокуратором Иудеи, который допустил распятие Христа. Этот римский деятель решил «умыть руки» и переложить груз ответственности на фарисеев. Так и Гордон перекладывал груз ответственности за принятие решения на контр-адмирала Синявина.

– Тот гвардеец и младшие чины фрегата «Митава» – не Иисус Христос с апостолами, – сам себе сказал Томас Гордон, окончательно убедившись в своей правоте.

В конце концов можно ведь перепоручить принятие решение и армейским, это если выставлять того гвардейца, что бунт возглавил за главного виновника.

– Сэмюэль! – выкрикнул Гордон своего секретаря.

В каюту вошёл молодой человек в идеальном красном платье и в сером парике.

– Синявина призови ко мне! – распорядился командующий русским флотом.

– Сэр, контр-адмирал Синявин пребывает на своём корабле «Святой Александр», – доложил личный секретарь адмирала Сэмюэль Прайд.

– Прайд, разве я спрашивал тебя, где находится Синявин? Я приказал ему передать, чтобы прибыл! – Гордон наставительно поднял указательный палец кверху. – Письмо от моих дальних родственников из Шотландии с мольбой принять тебя на службу не предоставляет индульгенцию на какие бы то ни было ошибки!

– Прошу, простите меня, сэр, – сказал секретарь и спешно отправился самолично доставить послание контр-адмиралу Науму Акимовичу Синявину.

Гордон улыбнулся. Ему откровенно нравилось издеваться над молодым человеком, не так давно, только два года назад прибывшим на русскую службу. Если бы Сэмюэль не был исполнительным секретарём, то никакие письма от родственников, которых Гордон и не помнил вовсе, не помогли бы молодому человеку занять сразу же перспективное место у адмирала русского флота.

– Вот, и я не буду палачом, – проговорил сам себе Томас Гордон и вновь уставился на разложенные на столе карты. – Ссориться с Бироном? Нет! Увольте. Если я казню зачинщика-гвардейца, что герцог будет вне себя от злости. Да и флотские не поймут, если гвардейца отпустить, а морских офицеров казнить. И казнь… Императрица может и не подписать указ. Русские не сдаются! Экий плут, прикрыл свое злодеяние красными словами!

Адмирал Гордон прекрасно понимал, что судить по морским непреложным законам произошедшее на фрегате «Митава» – это навлечь на себя лишние проблемы. Да, капитан на корабле – царь и Бог. Его приказы обязательны к исполнению, хоть бы капитан и приказал офицеру убить себя.

С другой же стороны, приказ капитана фрегата Пьера Дефремери можно счесть и преступным. Ведь ещё не бывало такого, чтобы русский корабль сдавался. Это же позор не только на корабль и его команду, но и на Гордона, как командующего русским флотом на Балтике. Но и не поймут же капитаны, если не карать за бунт.

Мало того, адмирал имел счастье уже дважды лицезреть Её Величество императрицу Анну Иоанновну. Мало кто решится предугадать реакцию этой женщины. Только самые приближённые к императрице вельможи могут влиять на государыню. Если она скажет, что команда бунтовщиков действовала правильно, то найдутся те люди, которые посоветуют Гордону порвать и выкинуть Морской устав, даже если этот документ написан при участии самого Петра Великого.

– Вот и пусть Синявин сам решает, что делать с этими русскими. Ни один иностранец на русской службе в том бунте не участвовал. И они говорят о засилье немцев? – бурчал себе под нос адмирал, наливая разбавленного водой вина.

Прислушавшись к крикам боцмана, удовлетворенно хмыкнув, Гордон всмотрелся в карту, пытаясь сформировать какое-либо решение по действию флота. Он всем своим шотландским предчувствием понимал, что русский флот, в том состоянии, в котором он нынче пребывает, тягаться с французской эскадрой не может.

Адмирал поймал себя на мысли, что-то же самое он думал и предчувствовал перед Гангутским сражением, да и перед сражением у Эзеля тоже. Однако во всех случаях русский флот Петра Великого побеждал.

– Есть в русских что-то непредсказуемое, что не поддается измышлению. Тем они и берут… Тем мы берем… Или они? – проговорив вслух мысль, Гордон на некоторое время задумался, насколько он сам русский, уже так давно служа России.

И всё равно терять корабли, которые не факт, что скоро отстроятся снова, – для Гордона смерти подобно. Он перестанет быть нужным России, потеряет и положение, и достаток. В Англии устроиться так, как и в Московии, будет невозможно.

– Головин, этот морской министр, доложит царице, если я буду стоять у Пилау, – размышлял вслух Гордон. – Всё равно придётся идти к Данцигу.

Томас еще раз посмотрел на карту, выбирая южный путь к Данцигу, одновременно размышляя, что еще придумать, чтобы только не спешить к городу.

* * *

Контр-адмирал Наум Акимович Синявин, если не считать главу морского ведомства Николая Федоровича Головина, был единственным русским в высоком морском чине. Калмыков, если только еще…

И пусть явного противостояния между русской и немецкой партией во флоте и не было, соперничество всё равно оставалось. И Синявину после смерти Апраксина приходилось доказывать, что и русские могут быть флотоводцами.

Гордон и Синявин недолюбливали друг друга. Томас Гордон был больше тихим, уже усталым от активной жизни человеком. Любителем поговорить с сами собой А вот Наум Акимович с годами не терял живость.

Синявин будто стремился еще что-то успеть, словно забыл дописать важную строку в книге своей жизни. Да и не нравилось ему то, что командующий всеми силами пытается затягивать переходы. Вот зачем было вызывать его, Синявина, на разговор? Ведь в целом это не менее трех часов убитых напрочь.

– Вот же окаём басурманский! – усмехнулся Синявин, когда уже плыл на лодке, после посещения командующего Томаса Гордона.

Восемь матросов споро работали вёслами, морские брызги ударяли в лицо контр-адмирала, и он морщился. Синявин злился на то, что адмирал Гордон мог бы посыльным передать свой приказ, а не дёргать с места контр-адмирала.

– Вот Наум Акьимовьч, берьи сие дело до себя! Поступай по совестьи! – сказал Гордон и махнул своему помощнику, чтобы тот объяснил суть дела.

Самюэль не так давно в России, но был удивительно упорным юношей, а еще и со светлой головой. Он за полгода почти что освоил русский язык. Да, акцент еще даже хуже, чем у Гордона, но… Всего полгода изучения! Может потому и разговаривает молодой шотландец на русском вполне сносно, что начинает все чаще это говорить за командующего.

Наум Акимович Синявин слушал внимательно. А после и бумаги помял в руках. Обладая природной смекалкой, будучи, может, и не высоко образованным человеком, но точно не обделённым умом, контр-адмирал Синявин прекрасно понял, что Гордон не решился принимать сам это крайне непростое решение. Теперь адмирал может выйти сухим из воды при любом решении Синявина.

– Раберьитесь! – после того, как секретарь Прайд объяснил суть дела, потребовал адмирал Гордон.

– Зачинщик гвардеец и он, как оказалось, в старшем чине, нежели иные бунтовщики? А где были иные офицеры? – с улыбкой переспросил Синявин.

– Так и есть! Сами разбьярьете… – подтвердил адмирал, так же догадавшись, куда именно клонит контр-адмирал.

Синявин поспешил на свой корабль. Ему было некомфортно находится рядом с адмиралом. Была все же зависть у бывшего мужика, Наума Акимовича, показавшего один из значимых карьерных взлетов, если не считать Меньшикова. Завидовал Синявин Гордону, был грешок.

– Ха! Зачинщик бунта – гвардеец, отчего же я стану решать участь бунтовщиков? – высказал вслух мысль контр-адмирал.

Волны швыряли лодку с контр-адмиралом, но Синявин принципиально не собирался садиться, показывая, какой он морской волк. Удержаться получилось, но был на грани того, чтобы свалиться в пучину морскую.

– Простите, ваше превосходительство, вы нешта повелели? – спросил денщик Синявина.

– Молчи, Потапка, нрав у меня нынче суровый – в море скину, так и знай! – пробурчал контр-адмирал на своего денщика Потапа. – А, нет… плыви до фрегата «России» да разузнай там все, как и что. Бунтовщиков на наш корабль привезешь, токмо не сразу.

– Будет сделано в наилучшем выгляде, ваше превосходительство! – радостно отрапортовал Потап, бывший в чине лейтенанта.

Хотя… какой из Потапа лейтенант! Но Синявину такой денщик удобен. Простой, исполнительный, въедливый, изворотливый, как змея. Казалось, что мужик мужиком, безграмотный и без царя в голове. Но что ни поручи – вывернется, и сделает. А ещё, что для Синявина, любителя поесть, было важным, Потап, словно баба-стряпуха, пироги умел печь, а рыбу да мясо запекал так, что и на императорском столе такой смак не встретишь.

* * *

Выражение «как сельди в бочке» должно быть понятно селёдке, которую заключили в деревянную тару. А для человека я бы, наверное, ввёл какое-нибудь другое красочное описание, определяющее тесноту. Подошло бы… «как на гауптвахте русского фрегата».

Помещение, в котором приходилось находиться трём зачинщикам бунта – мне, Лаптеву и Спиридову, а еще и лейтенанту фрегата «Россия» Сопотову – представляло собой огороженное пространство меньше чем полутора метров в длину и ещё меньше в ширину. Мало того, так здесь ещё стояли какие-то ящики до потолка. Так что нам троим ничего не оставалось, как-либо стоять, либо по очереди сидеть. Спать одновременно хотя бы двоим не получалось.

И я молчу про необходимость справлять нужду Впервые думаю, что даже хорошо, когда кормят минимально. Если такое заточение продлится долго, так могут и атрофироваться мышцы. А главное, как бы с ума не сойти. И этот запах… отвык я от подобных ароматов.

– Александр Лукич, – обратился ко мне Спиридов. – Ваша очередь сидеть.

– Благодарю, – сказал я, присаживаясь и приподнимая ноги на стену, чтобы кровь немного отошла от усталых нижних конечностей.

– Как думаете, Харитон Прокофьевич, казнят нас или под килем пропустят? – без намёка на страх спрашивал Спиридов у Лаптева.

Он не опасался, он именно что осведомился – мол, вы какой вариант считаете наиболее вероятным.

– Знамо быть, что под килем. Но три раза, не меньше, кабы наверняка убить. Так что правы вы, Григорий Андреевич, дважды правы: казнят казнью – килеванием, – с какой-то неестественной ухмылкой, не означающей радость, но и без видимой грусти ответил Лаптев.

– Господа не извольте беспокоится. Нас убьют! – емко и не без доли юмора заметил лейтенант Сопотов.

Мы рассмеялись. Тут не было паникеров и трусов. Рядом, даже ближе, чем можно представить, были сильные люди Так шутит человек, обречённый, но не сломленный. Тот, кто ждёт неминуемой смерти, насмехаясь над несуразностью вида старухи с косой.

Я не знал о судьбе своих солдат, сержанта Кашина. Капитан Шторм имеет, судя по всему, разногласия со своей головой, но все же понял, что гвардию дергать лишний раз не стоит. Кашин исполнял приказ, значит, виновен только тот, кто приказ отдавал. Всё логично. Думаю, что меня бы даже могли отпустить. Ведь и я приказ выполнял. Должен был доставить осадные орудия? Так не доставил, а почти что сохранил вверенное мне важное имущество.

– Господа, я понимаю, что мои слова прозвучат даже где-то и оскорбительно, но я готов взять на себя всю вину, – сказал я. – Это же я принял на себя командование боем, и я отдал приказ солдатам, что и послужило началом вооружённого сопротивления приказу капитана.

– Вину на одного себя взять хотите? Не хотите оскорбить – вот и не возводите хулу на нас. Чай, не трусы, и за поступки свои ответ держать намерены! – за себя и Спиридонова ответил Лаптев.

На самом деле, я думал о том, что эти двое, пусть трое, которые сейчас со мной томятся в трюме фрегата, на данный момент для России намного важнее, чем я. Нет, я не принижаю свои возможности. Но как Россия может лишиться будущего адмирала Спиридова? А будущего великого исследователя русского Севера – Лаптева? Сопотова я не знаю, но есть убеждение, что и он, особенно при дефиците кадров, нужен России. Их судьбы во многом предопределены, моя же жизнь ломает устоявшуюся историю.

И потом, есть такое правило: не навреди! Изменять историю своими действиями я, наверное, могу. Но вредить России – никогда. Так что очень осторожно нужно подходить к выбору пути.

– Я, господа, ни о чём не сожалею! – произнёс Спиридонов.

Лаптев на его слова лишь только кивнул, соглашаясь. Поспешил согласиться и я. Согласительно хмыкнул Сопотов. Лучше уж смерть, чем если бы мы сдали фрегат французам.

И всё равно, я считал, что наше заточение – это своего рода задача со звёздочкой для командования русским флотом. Одно дело, если бы мы учинили бунт по какой-то низкой причине, например по недовольству питанием. Или же, напротив, желали сдаться врагу, вопреки решению капитана корабля.

Но нет. Мы нарушили решение капитана корабля, потому что оно было преступным. И ошибочность этого решения уже очевидна: фрегат «Митава» цел, он в составе русского флота, команда пусть и лишилась некоторых людей, но в целом осталась жива и вышла с победой после столкновения с французами.

– Как думаете, господа, а сколько дней мы уже здесь находимся? – спросил Спиридонов.

– Пошёл второй день, – ответил я.

– Словно что и к неделе катят часы пребывания тут, – высказался Лаптев словно в поэтической манере.

И всё время, что мы были заперты в этом так называемом карцере, я прислушивался к звукам. Корабельная рында была пусть и плохо, но слышна даже нам. Я расспросил своих коллег по заточению, сколько раз на корабле кормят команду и когда должен быть утренний подъём.

Хотя действительно ощущалось так, как будто мы здесь уже чуть ли не неделю. А всего лишь прошло часов тридцать.

– Эй, болезные, благородия – откушать не желаете? – послышалось за стеной.

Мы не отвечали. У каждого накопилось презрение, если даже не ненависть к тому матросу, что приносил нам изредка еду, чуть чаще – воду. Я даже дал себе зарок, что когда выйду отсюда, то почищу свой кулак о зубы этого весельчака.

Голод не тетка. И когда в окошко передали еду, мы жадно стали её поедать. Тому человеку, которого не мучил истинный голод, не понять, что порой и чуть протухшее мясо, плохо разваренная овсяная каша и два сухаря могут быть столь вкусными.

Главное в этом деле – не нюхать. Впрочем, запахи внутри нашего карцера были ещё те… Перебивали вонь от еды. Ведро, в которое мы вынуждены были справлять свою нужду, ещё ни разу не выносили.

– Не сдается наш грозный «Митава», пощады к себе не желает… – в который раз напевал я песню, лишь немного переделанную под существующие реалии.

Не мог сдержаться – уж больно сравнение напрашивалось. Если бы наш фрегат всё-таки французы нагнали и мы не стали бы биться, то я настаивал бы на потоплении корабля. Даже если бы мне пришлось перессориться со всеми. Так что судьба крейсера «Варяг» могла бы повториться и сейчас.

– Господа, если нас будут здесь долго держать, то в какой-то момент мы с вами завалимся друг на друга – без чувств. Ведь, согласитесь, ноги, руки… Утомились мы. Поэтому предлагаю делать вот так… – после того как мы съели еду и отдали обратно деревянные тарелки, я решил, что нужно бы размяться.

Тут, конечно, не размахнёшься, потому единственный способ, как можно провести разминку – это напрягать мышцы. А ещё можно прислоняться к стене, отжиматься от неё, когда сидишь, обязательно поднимать ноги, прижимать колени к груди. Главное, чтобы не происходил отёк мышц. Да и холодно было изрядно, поэтому таким образом мы могли бы хоть немного, но согреться.

Прошло ещё не менее пяти часов. Мы уже мало разговаривали между собой. Хотя как раз-таки мне этих разговоров более всего хотелось. Новое время для меня, новая жизнь. Я молод и даже бодр, вопреки положению. Это, может, мои сокамерники считают, что я такой жизнерадостный напоказ. Нет, я радуюсь тому, что мне предоставлена возможность прожить ещё одну жизнь.

Да, безусловно, мне жаль того, что я покинул жизнь прошлую. Не себя, старика, который уже чуть ходил, жаль. Всё же я расстался с семьёй. Но были бы маленькие дети, неустроенные – а так… Им есть на кого опереться, да и сами твёрдо стоят на ногах. Моё племя!

Жизнь – она сама по себе величайшая ценность. Может быть, чуть менее ценная, чем честь и достоинство. Но ценная. И это богатство я получил. До конца так и непонятно – за что, но дар я принимаю.

– Господин унтер-лейтенант, вас просят на выход! – уже предельно вежливым голосом произнёс тот матрос, который так и норовил над нами поиздеваться, принося плошки.

– Господа, что бы ни произошло, я был рад с вами служить. И не забуду вас – честных русских офицеров! – произнёс я, выходя из заточения.

Промелькнула мысль, что теперь, если немного потесниться, то оставшиеся трое сокамерников могли бы поместиться и присесть одновременно, может, даже и немного поспать.

– Хе! – на выдохе, без замаха я пробил тюремщику в печень. Не настолько сильно, чтобы уложить его, но чувствительно, дабы впредь был поуважительнее. – Получай, пустозвон!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/valeriy-gurov-32897563/favorit-1-russkie-ne-sdautsya-72502522/?lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.