Все это, конечно, было чистой воды балаганом.
Последняя стадия – Серджио читает заклинания по черной книге. На листе пергамента перед ним рассыпана бурая тинктура. Вот он надрезает палец и капает на порошок своей кровью. Вот произносит три раза слово «mutabor». И наконец опускает в коричневую тинктуру ладонь.
Лицо его полно пиетета. Я разъяснил, что в момент алхимического акта трансформируются не только элементы, но и сам алхимик, и Серджио готовится принять печать духа.
Следующая картина, увы, лишена алхимического пафоса. Я уже в рабочем фартуке. В руках у меня короткая пила, способная резать металл.
Серджио в комнате нет. Вместо него перед алхимическим столом стоит странное золотое изваяние, похожее на человека. Видны руки, ноги, туловище и голова – они извилистые и пористые, словно человеческая плоть сильно и неравномерно ужалась, становясь золотом.
Одна из рук изваяния уперта в алхимический пергамент с тинктурой. Другая уже распилена на три одинаковых куска.
Ну да, да. Вы видите правду, весы моей души. Именно так и работает тинктура. Во всяком случае та, которую научился делать я.
Она превращает в золото самого алхимика.
Возможно, в дошедшей до меня версии ритуала пропустили важное звено. Или этот метод был своего рода магическим капканом, предназначенным для того, чтобы очищать мироздание от искателей философского камня.
Я мог бы стать куском золота сам, если бы обучавший меня сарацин не выдал себя странной нервозностью перед активацией тинктуры. Какое-то наитие подсказало мне коснуться философского камня не рукой, а кинжалом – несмотря на гневные возражения ментора. Кинжал превратился в золото, и я сразу понял все.
Золото мягче стали, но зарезать сарацина удалось без труда. Он и не слишком сопротивлялся.
Забрав золото, книгу «Саддим», статуэтку Ломаса и все необходимые алхимику причиндалы, я ретировался. Поскольку я прихватил деньги и драгоценности своего наставника, в преступлении заподозрили грабителей: я предусмотрительно оставил распахнутым окно, через которое можно было уйти по крышам. Такие случаи в Венеции не редкость.
Ритуал под руководством сарацина проводил я сам (в этом и состояло обучение), и мне стали известны все детали. Можно было набирать учеников и учить их создавать тинктуру. Именно так передается в нашем мире тайное знание.
Первым стал Серджио. Улов позволил мне переехать в Верону. В Вероне у меня появился другой ученик, Марио, пропавший затем при странных обстоятельствах.
Весы Сердца напомнили и о Марио тоже: вторая трансмутация прошла перед моими глазами так же подробно, как первая. Все получилось.
Но потом начались проблемы. Увы, дело было уже не в алхимии.
Золото не так просто продать. Мне пришлось связаться с фальшивомонетчиками, умеющими штамповать дукаты не хуже монетного двора. Наши монеты нельзя было назвать фальшивыми, но один из умельцев рассказал на исповеди, что я принес им золотую ногу.
Вторую золотую ногу я потратил на подкуп церковных властей и оплату мавров-душителей из банды Отелло. Корыстные инквизиторы получили золото, душители обслужили инквизиторов бескорыстных (в мире бывают и такие). Убийц никто не видел.
Грехом я это не считал и не считаю. Обычная интрига, знакомая любому чернокнижнику: перед тем, как алхимический процесс войдет в русло, приходится убить несколько человек. После окончания выплат претензий ко мне не осталось. Одолеть слухи было сложнее, но о ком из выдающихся людей они не ходят?
Стоило все это, однако, так дорого, что мне пришлось искать третьего ученика. Им стал живой пока Григорио. Его должно было хватить надолго.
Главный секрет трансмутационной алхимии в том, чтобы выбирать учеников пожирнее. Но понимаешь это не сразу, а только набравшись опыта, смирившись и успокоившись. Последним, что показали Весы, был Григорио в моей алхимической лаборатории: стадия solve et coagula. Реторты, вонь, улыбающийся порчелино и расшитая звездами мантия, не сходящаяся на его животе.
Вряд ли я совершал серьезный грех с церковной точки зрения. Ученики были предупреждены, что платой за обучение будет душа. Но они почему-то рассматривали ее как некий отличный от них предмет, который можно отдавать в залог, продать и весело жить дальше, а под занавес жизни вернуть с помощью покаяния. Свою судьбу они заслужили.
Но все же, когда демонстрация моих грехов была завершена и меня окружил мрак, мне стало страшно. Я понял, что ощущает душа на Суде.
Мне приходят в голову слова «обнаженность на ветру». Попробую их объяснить.
Любой человеческий ум, уверенный в себе и жизни, опирается единственно на силу привычки – как кот, идущий по карнизу, где ходил вчера, позавчера и так далее.
Но надежен ли карниз на самом деле?
Этот вопрос имеет практический смысл для кота – но человеческий ум выдумывает свой карниз сам, и нигде больше его нет.
Увы, но помимо привычек ума, у нас нет иной опоры в мироздании. Вообще никакой. Забвение этого обстоятельства суть тоже одна из наших привычек. А вместе они образуют вокруг нашего духа нечто вроде удобной пушистой шубы.
На Суде с души сдирают все ее обыкновения – и она, нагая, мерзнет на ветру Непостижимого… Грешник ты или праведник, это равно страшно, но грешник зябнет куда сильнее. А праведником я не был…
В темноте загорелся последний из показанных мне алефов:
Знак стал приближаться, и чем ближе он делался, тем тусклее становилась сама литера и ярче точка с чертой над ее острием. Наконец буква «А» исчезла – и я увидел перед собой парящие в пространстве весы. На правом и левом концах балансира появились две чаши, а точка под ним превратилась в опору.
Я понял, что сейчас будет взвешена моя душа – и сосчитано точное бремя грехов.
Так и оказалось. На левой чаше весов возникли золотые истуканы Серджио и Марио – и она ушла вниз. А потом над правой появилось маленькое белое перо.
Это была моя душа.
Покачиваясь в воздухе, перо опустилось и продавило чашу вниз легко и уверенно. Моя душа не была проклята – грехи все еще не могли ее перевесить.
Мало того, места на левой чаше было достаточно не только для Григорио, а минимум еще для двух порчелино. Или даже трех.
Весы передо мной исчезли, и я опять увидел алеф с весами. Он стал удаляться во мрак – и погас. Я закрыл дверь, вернулся на стул и перенесся назад в Верону.
Комната вокруг осталась прежней. Но когда я снова открыл дверь, за ней оказался коридор моего дома.
Отрадно было узнать, как много свободного места остается на левой чаше весов. Что это, если не молодость духа?
Блажен, кто смолоду был молод.
Три дня после опыта я пил и веселился с девками. Затем три дня постился, ожидая, пока из меня выйдет дух Диониса.
Наконец я решился подойти к гримуару вновь.
***
Спаси себя через обретенные силы, не совершая ничего специально. Затем переверни страницу.
Спасение. Сразу после того, как я взвесил душу и убедился, что грехи ее пока не одолели. Как это понимать? Какие силы я должен использовать? Обе? Мои новые умения? Или нечто иное?
Гримуар изъяснялся загадками. Сроков поставлено не было. Значит, решил я, следует сделать паузу и дождаться, когда в голове наступит ясность.
Дела у меня были. Приближалось полнолуние, и следовало завершить трансмутацию. Устремляясь к духовному, не следует забывать и о материальном тоже.
Поймав на рынке своего ученика Григорио, я напомнил, что луна станет полной в ночь с четверга на пятницу. Положение планет будет благоприятным. Я велел ему помыться и прийти в два часа ночи, но так, чтобы никто его не видел и ни одна кошка не перешла ему дорогу. Перед этим, сказал я, надо как следует поесть – зовы плоти не должны отвлекать от ритуала, духи это тонко чувствуют.
Встреченные на улице кошки, конечно, не играют в трансмутационной алхимии никакой роли. А вот отсутствие свидетелей важно до чрезвычайности. Что касалось еды, то полное брюхо могло добавить к золотому улову еще пару-тройку фунтов. Алхимик должен помнить обо всех подобных мелочах.
И вот ночь полнолуния настала.
Григорио пришел вовремя и поклялся, что по дороге его никто не видел. Кошек ему тоже не встретилось.
Я отпер дверь в комнату с вытяжкой, куда никто не входил со времен нашей прошлой встречи. Дистилляцию и коагуляцию мы благополучно завершили в прошлый раз – и сразу перешли к изготовлению тинктуры.
Григорио надел синюю мантию со звездами и такой же колпак, я развел огонь в маленьком горне – и уже через час бурая тинктура посыпалась из реторты на пергамент с защитными заклинаниями. Мы дали ей остынуть, пары ушли в вытяжку – и, раздробив комки порошка стеклянной лопаткой (для этой процедуры годится только особое венецианское стекло с золотом), я протянул ученику книгу «Саддим».
– Почему все время читаю я? – спросил Григорио. – Почему не вы, мастер?
Кажется, парень что-то подозревал.
– Ты умеешь плавать? – спросил я.
Григорио кивнул.
– Когда ты учился, как ты это делал?
– Я? Я… плавал. Пробовал и научился.
– Так же и с трансмутационной алхимией, друг мой. Единственный способ обучиться – это практиковать ее самому. Я уже постиг мастерство. Теперь его постигаешь ты.
Возможно, я говорил излишне проникновенно, но Григорио мои слова убедили. Раскрыв книгу «Саддим», он принялся читать главное трансмутационное заклинание.
Перед пергаментом стояла печать из дубового бруска с вырезанными на рукояти инициалами RS (и добавленной расшифровкой «Rex Salomon», чтобы не слишком напрягать ум ученика). На самой печати была неизбежная пентаграмма с козлиной мордой – иначе ведь не докажешь сегодняшней молодежи, что занят чем-то серьезным.
У печати была действительно важная роль – я изготовил ее, чтобы обойти самый скользкий момент в конце ритуала.
Срывающимся голосом Григорио дочитал текст – и, вслед за перечислением множества демонических имен, каплей крови и словом «mutabor» прогремела заключительная фраза инкантации:
– …и заверяю свои слова. Ставлю за сим пятиконечную печать Соломона!
Глянув на меня, Григорио положил книгу на стол и потянулся за печатью.
Я поднял ладонь.
– Остановись, ученик, и слушай меня молча, не произнося ничего, ибо духи сейчас слышат лишь твой голос. В ритуале есть тайное звено. Секрет передается только от мастера к ученику, и ты обязан сберегать его в тайне три года, три месяца и три дня. Учеников в это время у тебя быть не должно. Если поклянешься своей душой хранить тайну, я ее открою. Но не говори «клянусь» вслух, просто кивни. Это и будет означать, что ты дал клятву…
Бледный Григорио кивнул.
– Резная печать перед тобой – фальшивая, хоть и упоминается в тексте. Уловка эта защищает ритуал от профанов, способных получить доступ к книге «Саддим». Истинная пятиконечная печать Соломона есть иносказание. Слова сии означают отпечаток ладони алхимика, воззвавшего к духам трансмутации. Пятиконечной печать названа по числу пальцев, а соломонова она по той причине, что первым ее поставил на тинктуру сам царь Соломон. Желая наложить печать, алхимик должен вдавить в тинктуру свою правую длань, и духи соотнесут его глас с его персоной… Но об этом не должен знать никто!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=72456610&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Непись, персонаж без игрока.
2
Перчатка любви.
