Первый порыв – отказаться, второй – спрятаться под стол. При всем моем умении взаимодействовать с окружающими, в вопросах симпатий я полный ноль. Мне кажется невероятным сам факт того, что я вообще с ним встретилась. Если бы не идиотские обстоятельства… Хотя, если бы не идиотские обстоятельства, я бы, наверное, еще быстрее сбежала.
– Я… пусть заходит.
Как-то папа сказал, что со своим наваждением нужно столкнуться лицом к лицу, чтобы его преодолеть. Вчера мне было не до наваждений, а сегодня – с какой стати мне ему отказывать? Я просто должна быть вежливой, и держать лицо, тем более что этот разговор не продлится долго. Он наверняка просто пришел извиниться за неловкость, за вчерашний вечер, и…
– Привет. Ятта Хеллирия Ландерстерг, – он заходит, проходит к моему столу и, нисколько не стесняясь, отодвигает стул и садится. Даже не дожидаясь, пока я его приглашу.
Гранхарсену двадцать пять, он старше меня на шесть лет и полтора месяца, я знаю о нем все. Или почти все. Я как та сумасшедшая фанатка со ста двадцатью постерами, которая просит расписаться у нее на груди и может по памяти перечислить все точные даты его концертов, в каких городах они были и с какими программами. Он – среднее арифметическое своей матери и отца, у него очень экзотичная внешность и объединенное пламя. Или, попросту говоря, включающее в себя четыре разновидности пламени нашего мира. В нем нет только пламени глубоководных фервернских драконов. Черного. То есть моего. То есть даже при всем желании, если убрать изо всех самых нереалистичных возможностей все лишнее, включая недопонимание наших родителей, у нас бы никогда не получилось быть вместе.
Я уже думала об этом раньше (как, наверное, и любая фанатка), но никогда раньше я не сидела с ним за одним столом. И, хотя я обучена действовать логично, взвешенно и рассудительно в любых обстоятельствах, двигаться грациозно, показывать себя с наилучшей стороны и так далее, сейчас я… лезу на пол за вилкой. Не представляю, как это выглядит! Какой кошмар!
– Привет, – говорю я, чувствуя себя ужасно. Если бы можно было отмотать этот кошмар назад и начать все заново, я была бы самой счастливой девушкой в мире. Но увы. Этого я сделать не могу.
Гранхарсен смотрит на меня как на диковинку, прищурившись. Темноволосый, широкоплечий, красивый резковатой, мужской красотой. Под рукав рубашки по правой руке убегает вязь татуировки. У него ярко-сиреневая радужка, и зрачки в глазах сейчас подергиваются, то вытягиваясь в вертикаль, то становясь обычными.
– Ты собираешь проткнуть меня вилкой? – спрашивает он.
– Что? Я… – Я откладываю злополучную вилку, которую сдавила так, что не погнула только чудом. Приди в себя, Ятта! Приди в себя и начинай уже общаться нормально. – Что вы здесь делаете?
Он вскидывает брови, а я снова прикусываю язык. Да что со мной вообще?!
– Пришел поговорить о вчерашнем.
– Не думаю, что нам стоит об этом говорить.
– А я думаю, стоит. Парень там весь извелся. Дай ему возможность хотя бы объясниться.
От такой неприкрытой наглости я теряю дар речи. Потом начинаю понимать, что он здесь по просьбе Роа, и меня просто выносит.
– Об этом я с вами точно говорить не стану, местр Гранхарсен, – сухо произношу я. – Это касается только меня и Роа, и вы к этому не имеете никакого отношения. К нашим отношениям в том числе.
Он неожиданно усмехается и подается вперед. Ко мне.
– Ты шикарно сегодня каталась, Ятта Хеллирия Ландерстерг.
От столь резкой смены темы меня снова выбивает из только-только начинавшего возвращаться равновесия.
– Вы там были?
– Разумеется. У меня билеты лежали месяца полтора, не сдавать же их из-за нашего недоразумения.
В его голосе я слышу насмешку, и внезапно меня пронзает злостью. Такой, какой я, наверное, за всю свою жизнь не испытывала. Даже к Роа! Вчера!
– Вам смешно, местр Гранхарсен? Для вас чужие отношения, чужие чувства – повод потешить свое эго?
Он перестал ухмыляться. По крайней мере, уголок его губ опустился, вот и отлично.
– Если это все, что вы хотели сказать, наш разговор окончен, – подвела итог я. – Передайте Роа, чтобы больше никого ко мне не присылал. Я буду с ним говорить тогда, когда сочту нужным.
– Нет. Не все. – Гранхарсен выглядел так, будто это я пришла к нему в гости. Будто это я испортила ему вечер! Уже второй, между прочим.
Я хотела сказать, чтобы он уходил, но вместо этого сказала совершенно другое:
– Извиниться хотели? Хорошо, извиняйтесь.
Он прищурился и еще сильнее подался вперед. Глаза его стали ярче, зрачок вытянулся в вертикаль.
– Дружеский совет, Ятта Хеллирия Ландерстерг. Если тебе кто-то изменил, и тебя рвет на тряпочки, не превращайся в злобную ларрку. Измени сама. Сразу полегчает.
Не дожидаясь ответа, он поднялся и вышел, оставив меня в глубоком шоке. Сквозь который пробивалось острое желание воткнуть вилку ему прямо в наглую упругую задницу!
Глава 4
Вэйд
Надменная ларрка! Такая же, как и ее отец. Отмороженная, холодная, с этим ее высокомерным взглядом, которым можно убить и сразу же разделать дракона. Вэйд вряд ли мог объяснить себе, с чего он вообще решил, что эту… Ятту Хеллирию Ландерстерг можно адекватно уговорить на встречу с Роа. Да она его сожрет и не подавится. Она любого сожрет и не подавится.
– Бросай ее к наблам, – сказал он, усаживаясь за столик к другу.
Тот посмотрел на него как на умалишенного.
– Что? Папочку боишься? Которого? Своего или ходячую морозилку из ледяной вышки?
Вот теперь Роа прищурился.
– Да расслабься, я шучу. – Вэйд оперся локтем о стол и подмигнул сидевшей за соседним столиком девчонке, которая не сводила с него глаз и, кажется, была близка к тому, чтобы рухнуть в салат от смущения. – Просто… ну зачем она тебе? Она ж тебе весь мозг выест. Заставит просить прощения до тех пор, пока ты не забудешь как тебя зовут, а потом еще и отыграется.
Роа нахмурился.
– Я люблю ее. Как ты не понимаешь?
– Тяжелый случай, – Вэйд вздохнул и замолчал: официант принес напитки. Пока он расставлял бокалы с тоньясом и вазочку со льдом, Вэйд рассматривал девчонку и ее подружек. Теперь они смущались, хихикали и всеми силами делали вид, что его не замечают и не узнают.
А они ничего так. Стройненькие, длинноволосые, как на подбор, клонированные такие красотки. Судя по фигурам, занимаются танцами или чем-то вроде. Гибкие, наверно.
На этой мысли его резко швырнуло в прошлое. Если уж откровенно говорить о гибкости, в этой Ятте Хеллирии, если судить по ее выступлению, вообще не было костей. Не считая того, как она каталась, она еще в бильман заходила так, как будто в нем родилась. Оставалось только удивляться, как ее позвоночник (и все остальное) выдерживает. И представлять, как вся эта гибкость могла раскрыться в постели…
Почему-то отчетливо представились прикрытые глаза, дрожащие ресницы, разметавшиеся по подушке светлые шелковые локоны. Они особенно классно смотрелись бы на черном. Или на темно-синем. На красном тоже ничего так. И еще ему донельзя захотелось увидеть, как это отмороженное снисходительное выражение стирается с ее лица, когда он сжимает зубами ее сосок. Или трахает ее пальцами, заставляя умолять о большем.
– Вэйд. Вэйд!
Чтоб ее, он даже не заметил, когда ушел официант. И что Роа, кажется, уже какое-то время что-то ему говорил.
– На чем мы остановились? – переспросил он.
– Мы? Или я?
– Ты, – не стал париться Вэйд. Он прекрасно знал эту тему: стоит начать париться, перестать потом достаточно сложно.
– Я спрашивал, что она сказала. И говорил, что мне нужна твоя помощь, чтобы ее вернуть.
– Она вроде никуда не ушла еще.
Роа плотно сжал губы:
– Так и будешь издеваться?
– Нет, не буду, – вздохнул он. – Ты себя сам с дерьмом дракона сожрешь. Первое: переставай за ней бегать.
– Что? Но мы же должны поговорить…
– Поговорите, когда ее снежное превосходительство будет готово. Пока она считает, что может на тебя дуться, а ты своими звонками и попытками извиниться только подогреваешь в ней эти обидки. Так что сворачивай представление: «Я Роа Вайдхэн, я обосрался, проститя», и переходи к следующему действию.
– Следующее действие – это какое? – Роа, кажется, впервые за весь вечер улыбнулся.
– Называется: «Взрослый мужик». Когда твоя дама сердца перестанет обижаться, придешь к ней и поговоришь, что взрослому мужику нужны ебаньки, а не только обнимашки и поцелуйки.
– А как я пойму, что она перестала обижаться?
– После соревнований пиши, не прогадаешь.
– После?! Но это же…
– Очешуеть как долго, да. Тренировки здорово прочищают мозги. Адреналин здорово прочищает мозги. Понимание того, что никто не лижет тебе задницу и надо решать, что тебе дороже – обидки или будущий муж, тоже. Так что расслабься, выдохни, получай удовольствие…
– Я порвал с Нисой.
– Когда?!
– Вчера.
– Психанул. Понятно.
– Нет. Я хочу, чтобы между нами все было честно. Я сам ужасно себя чувствую.
– А с Нисой тоже ужасно было? – Вэйд добавил лед в тоньяс и пригубил бокал. – Или все-таки норм? По крайней мере, для того, чтобы не спускать в кулак, как подросток, которому никто не дает.
Роа покачал головой, Вэйд приподнял брови. С Вайдхэном-младшим они познакомились в Зингсприде, когда Вэйду было пятнадцать. Тому тогда было восемь, и вряд ли он мог себе представить, что у них получится дружба. Но этот парень оказался на редкость интересным, взрослым не по годам (с таким отцом в принципе неудивительно), а когда подрос, с ним так стало на редкость интересно общаться. Временами он, конечно, душнил драконически, но все это искупала его прямолинейность и умение быть хорошим другом.
Иногда, правда, слишком хорошим. Сегодня он полдня бегал за мергхандарами своей невесты, чтобы узнать, как с ней можно поговорить, а когда узнал, что она едет в ресторан, попросил его помочь. Будь это кто угодно другой, Вэйд бы отказался, но… вчера он сам спорол чушь. Правда, он и представить не мог, что Роа притащит свою отмороженку в «Веалию», на танцпол. Всю такую правильную, идеальную, восхитительную.
Тьфу.
– А если она все равно откажется? – Роа посмотрел на него в упор.
– Не откажется. Можешь мне поверить.
– Почему?
– Потому что больше всего на свете эта девчонка боится показаться неидеальной.
Вэйд вспомнил, как она полезла за вилкой. И как потом покраснела, хотя в этом не было ничего сверх. Уронила. Подняла. Что в этом такого?
– Ты это понял за пару минут разговора? – зло усмехнулся Роа. – Разговора, который ни к чему не привел?
– С чего ты взял, что он ни к чему не привел?
– С того, что я просираю время здесь с тобой, вместо того, чтобы говорить с ней.
– Не знал, что у тебя тоже бывает ПМС, – холодно осадил его Вэйд.
– У меня бывает разочарование. Обосрался здесь ты, Вэйд, и даже толком не смог ничего исправить.
– Ух ты, – он сделал слишком большой глоток, и тоньяс обжег горло. – Может, еще подеремся из-за твоей обиженки?
– Она не обиженка, – прорычал Роа. – Но ты прав, она моя. И если ты еще раз вздумаешь ее оскорбить, очень сильно об этом пожалеешь.
Он приложил запястье к планшету сбоку стола, вбил сумму сверху для официанта и поднялся. Роа ушел раньше, чем Вэйд успел ответить. Яростью в этот момент обожгло знатно: пламя взметнулось по венам, со стопроцентной вероятностью концентрируясь в радужке и вытягивая зрачки.
Вэйд с силой ткнул в панель, выбрал подарок для девчонок – бутылку самого дорогого веоланского, оплатил и нажал отправить. Спустя пару минут у их столика уже нарисовался официант с игристым, который показывал девочкам бутылку и рассказывал о сортах игристых вин. Не забыв сообщить, от кого подарок.
Девчонки заулыбались еще больше, начали уже откровенно на него смотреть. Одна кивнула, приглашая присоединиться, но Вэйду впервые за долгое время это не доставило ни малейшего удовольствия. Да он любую из них мог поиметь, а мог сразу всех, но его невыносимо бесил Вайдхэн вместе с его «прекрасной» льдинкой. Правду говорят, что ничего не бывает просто так, и если кто-то огребает в невесты Ятту Хеллирию – так это просто потому, что он этого достоин.
«Ты это понял за пару минут разговора? Разговора, который ни к чему не привел?»
– Это мы еще посмотрим, – холодно процедил Вэйд и, залпом допив тоньяс, поднялся.
Чтобы устроиться на свободном стуле за соседним столиком. Компания симпатичных девчонок способна поднять настроение: проверено лично. Неоднократно.
Ятта
– Что в твоей ВИП-ложе делал Вэйдгрейн Гранхарсен, и почему ты не была на этом ужине с Роа? – Голос отца звучал холодно, а если он звучит холодно, это очень и очень плохой признак. Как говорит мама, если «там холодает» – жди снежного урагана. Особенно если холодает со мной: когда-то папа мне вообще ни в чем не отказывал, но с возрастом ограничений становилось все больше и больше – нельзя ходить никуда одной, нельзя ездить на соревнования в другие страны в молодежной группе, нельзя, нельзя, нельзя, это опасно, это тоже, а это еще опаснее. Да, я понимаю, что он обо мне заботится и откуда у всего этого ноги растут. У него погибла вся семья, а потом чуть не погибла мама, у него может быть много врагов, но…
– Он пришел поделиться впечатлениями о моем выступлении, – соврала я, чувствуя себя крайне мерзко. Раньше я никогда ему не врала: у нас была такая договоренность – предельная честность. – А с Роа у нас вышло небольшое недопонимание, поэтому мы не ужинали вместе.
– Небольшое? В чем оно заключается?
– Папа! Оставь мне, пожалуйста, хотя бы мою личную жизнь личной, – возмутилась я.
– Если твоя личная жизнь может угрожать твоей репутации, репутации нашей семьи, она перестает быть личной, – все так же холодно отозвался отец. Еще один плохой признак: он не включил видеосвязь, а значит, и правда очень злится: – Никакого больше общения с Гранхарсеном, Ятта, ты меня поняла?
