Мария Авенская "(Не) ведьма для темного лорда"

(Не) ведьма для темного лорда
Мария Авенская

Чтобы закрыть утечку в Пограничье, мне пришлось согласиться стать «невестой по подписке» у мужчины, чьё имя шепчет весь Совет. Я обещала себе дистанцию, он – правила. Но чем ближе трещина в мире, тем теплее его рука на моей талии и холоднее дыхание врагов в затылок.

Что дороже – безопасность всех или чувство, которое нельзя прописать в договоре?

Мария Авенская

(Не) ведьма для темного лорда

Глава 1

Меня позвали в магуправу «на пять минут». Пять минут в их календаре – это смесь вечности с бюрократией, где время измеряется не часами, а количеством подписей под «служебной запиской о переносе служебных записок».

«Шепчущие двери» были моими любимыми пациентами: старые дубовые полотнища с живыми петлями, которые обижаются на грубых людей и шепчут им гадости в щели. Сегодня двери сорвались на крик – причём хором. В коридоре стоял сквозняк, пахло мокрой бумагой, чернилами и пережаренным кофейным зерном из буфета на первом этаже.

– Да тише вы, – сказала я, прислоняясь к ним лбом. Дерево дышало тяжело, обиженно потрескивая. – Я тут. Я вас слышу. Кто вас довёл?

– Он, – прошептали сразу четыре двери и вильнули ручками туда, где коридор сужался и темнел.

Я приготовила зелье бодрости – не то, что варят студенты в общежитиях, а моё, правильное: тягучее, янтарное, пахнет корицей, цитрусом и крошечной надеждой дожить до обеда. Пара капель на петли, пара на замок, щепоть соли и песенка на полтона ниже – и любой механизм вспоминает, что он создан служить, а не ныть. Я повертела флакон между пальцев, отвернулась на свет и… столкнулась с чёрной стеной.

Стена оказалась человеком.

Он вырос передо мной беззвучно, как тень, – высокий, в чёрном плаще, с закрытой пряжкой на горле. Волосы темнее лака на табличках «Не входить», взгляд – серый металл без полировки. Запах – холодный, чистый, как нож, только что вынутый из воды. На сапогах – идеальная глянцевая кожа.

– Осторожнее, ведьма, – сказал он низко, и в этот момент мой локоть недовольно вздрогнул, флакон щёлкнул об манжету, и янтарная струя бодрости полетела вниз, хлынула на его ботинки, зедело перчатки и расплескалась на каменный пол.

Тишина звякнула – и разлетелась.

Сапоги остановились, как солдаты по команде, а потом правый, торжественно, хорошо поставленным баритоном, процитировал::

– «Любовь – волшебная страна, там бродят тёмные лорды».

Я закрыла лицо ладонью. За моей спиной двери захихикали. Где-то в дальнем кабинете кто-то уронил стопку документов и выругался шёпотом.

– Извините, – сказала я, разжёвывая это слово как сухарь. – Это побочный эффект. На живую кожу зелье бодрости действует как крепкий кофе. На кожу мёртвую – как поэзия. У вас, очевидно, мёртвая.

Он поднял на меня взгляд.

– Впервые слышу, чтобы меня сравнивали с мёртвой кожей, – произнёс он, не меняя интонации.– Впервые – и надеюсь, в последний раз.

– Это был профессиональный термин, – огрызнулась я, отступая на шаг.

Пахло цитрусом, корицей и… им. Кожу перчаток чуть подсушило зельем, и запах стал теплее. Внутри у меня опасно отозвался желудок – то ли от кофе, то ли от нервов.

– Я починю.

Присела, достала тряпицу, быстро сняла излишки зелья и провела над сапогами ладонью, проговаривая формулу нейтрализации. Сапоги на вдохе промолчали, на выдохе ещё хотели прочитать стих, но передумали. Я встала и поймала взгляд сверху вниз – он стоял настолько близко, что между нами втиснулся бы разве что лист бумаги, и то, если бы он был очень наглым.

– Как вас звать, ведьма? – спросил он.

Голос – низкий, чуть хрипловатый. «Резонирует под рёбрами», – отметила я машинально, и тут же мысленно себя шлёпнула.

– Ива, – ответила. – Мастер расколдовывания, бытовая магия и ремонт любых капризов. А вас как зовут… ваша мрачность?

– Кэрн Вельст, – без паузы.

Коридор чуть охнул: имя знали все.

– Хранитель Пограничья. И да, тот самый «тёмный лорд», – он скривил губы очень легко, почти неуловимо.

Двери дружно зашептали: «Ну всё, держись», – и хихиканье прокатилось вдоль панели.

– Что вы делаете с дверями? – спросил Кэрн.

– Они шепчутся. Я им даю высказаться и смазываю внутреннюю обиду, – объяснила я, встряхнула фиал, хмыкнула. – Это у вас в управе принято кричать на прихожих.

– У нас в управе принято, чтобы двери открывались, – сухо. – И люди не проливали на меня то, что заставляет вещи говорить.

Я пожала плечами. Если бы мне платили за каждую сухость в его тоне, я купила бы буфет на первом этаже и варила бы там нормальный кофе.

– Исправлю. И исчезну.

– Не исчезайте. Наоборот. – Он произнёс это так, будто даёт приказ. – Мне нужна ведьма. Утечка в Пограничье усилилась. Ваши… навыки бытовой магии могут сработать там лучше боевых.

Я вскинула бровь.

– Вы уверены? Обычно такие как вы предпочитают огонь из ладоней и громкие заклинания.

– Огонь у нас есть, – сказал он. – С дыркой в реальности лучше справляются те, кто умеет её штопать.

Уставилась на него ещё секунду. Холод от плаща двигался по коридору, как тень облака.

– Разовый контракт, – продолжил он. – Выезд сегодня. Оплата – авансом. Условия – мой дом, мои правила.

– Я не работаю на «тёмных», – ответила я выплюнув слишком быстро. – Простите. Личные причины.

– Ваш отец ушёл служить Тьме? – без интонации.

Вздрогнула как от укола.

– Я умею читать анкеты, Ива. И не удивляюсь. Но Пограничью всё равно, кого папа выбрал десять лет назад.

– А мне не всё равно, – сказала я тихо.

Воздух вокруг пахнул озоном. Двери подались ко мне, будто хотели закрыть от его взгляда.

– Я чиню дома. Дома, Кэрн. А Пограничье… – я выдохнула. – Это не дом. Это трещина.

– Трещина, через которую в дома полезет холод, – так же тихо. – Я не прошу любить Тьму. Я прошу сделать работу.

Где-то щёлкнуло. Вспыхнули кристаллы освещения, и я вдруг заметила, как близко мы стоим. Его перчатки пахли обработанной кожей и чем-то хвойным. Я поймала себя на том, что пытаюсь запомнить этот запах – и обругала себя мысленно. Мне не нравились мужчины в чёрном, не нравились их «правила». Мне нравилось, когда двери шепчут и затыкаются после чайной ложки соли.

– Если я соглашусь, – сказала я, – то я не солдат. Я делаю по-своему. И первое условие – никакого контроля за моей работой. Вы указываете на дыру – я её штопаю.

– Согласовано, – коротко. – Второе?

– Аванс, – сказала я, не моргнув. – Бумажно, кристально, всеми печатями. Я устала работать за идею.

– Фома, – произнёс он, не повышая голоса.

Из стены аккуратно выдвинулось привидение. Прозрачный, как водяной знак на дорогой бумаге.

– Да, господин, – пропел Фома деловым тенором. – Договор, аванс, печать, подпись, печать, подпись, печать ещё раз – для красоты.

– Для контроля, что вы мне все выплатите, – поправила я.

Фома будто подмигнул, хотя глаз у него не было.

Я уже хотела протянуть руку за договором, когда коридор содрогнулся. Свет дрогнул, воздух стал холоднее. Двери за моей спиной сжались, как испуганные кошки.

– Портал, – сказал Кэрн и схватил меня за локоть. Его перчатка легла плотно, горячо – кожу будто окатило кипятком, хотя перчатка была холодной. – Назад.

– Я не из хрусталя, – выдохнула я автоматически, только чтобы заглушить глупое дрожание под рёбрами. – Что происходит?

В проёме холла, где у управления стояла арка межмировой связи, сверкнуло. Порталы всегда светятся ровно, но это было судорожно: рваные волны, треск, на поверхности тонкий иней. Изнутри донёсся звук, как если бы кто-то тянул мокрый шёлк по стеклу.

– Отойди, – повторил Кэрн.

Он уже развернул меня за свою спину, и на секунду мир сузился до кожи его перчатки на моей руке и запаха – ветер, хвоя, сталь.

Тварь холода вываливается всегда внезапно, как дурная шутка. Она была похожа на неправильную собаку из стекла: длинные лапы, рёбра из инея, глаза как черные провалы. Она прыгнула.

Я не думала. Соль у меня была в кармане. Я сорвала пробку, швырнула щепоть в пасть и сказала:

– Стоп.

Соль вспыхнула, как масло на сковороде, и тварь завыла – звук вышел ледяной и сухой. Она дёрнулась ко мне, и в следующую долю секунды меня накрыл чёрный плащ. Кэрн навалился корпусом, и мир стал узким и тёплым. Я услышала, как он ругнулся, и почувствовала, как его грудь ударяется о моё плечо – тяжело, уверенно. Рука в перчатке зафиксировала моё запястье у стены – не больно.

Соль сделала своё. Тварь дёрнулась ещё раз – и рассыпалась снегом. Воздух загудел, как и резко затих. На полу осталась серая крошка инея.

– Жива? – сказал он мне в волосы.

Голос в такой близости звучит иначе – он не в ушах, он будто проходит сквозь тело. Я кивнула и осознала, что стою спиной к стене, прижатая его корпусом, и что между нами кипит жара, от которой хочется сделать два глупых движения: вдохнуть глубже и закрыть глаза.

– Отпустите, – сказала я хрипло, и его пальцы сразу разжались. Он отступил на полшага, но тепло от него ещё держало, как тёплый хлеб в ладонях. Я заставила лёгкие работать ровно, глянула на плиту у его ботинка там зелье бодрости уже высохло, оставив тонкий янтарный след.

– Плохая реакция, – он смотрел на мои руки. – Ты не отпрянула. Ты пошла навстречу.

– Потому что я чиню, – ответила я. – Чтобы починить дверь, к ней надо подойти. Не стоять в коридоре и читать правила безопасности.

Его рот чуть дрогнул.

– Фома, – позвал он тише. – Фиксируй нападение. И подготовь выезд. Немедленно.

– Да, господин, – пропел призрак и исчез.

Я посмотрела на ледяную крошку и на Кэрна. Он сдвинул перчатку, и я увидела у него на запястье тонкую красную линию – ожог. Мой огонь обжёг его? Нелепо. Это бытовая магия, она безопасна.

– Вы обожглись, – сказала я и уже тянулась к сумке. – У меня есть бальзам.

– Потом, – отрезал он. – Сначала договор.

Мы стояли всё ещё слишком близко, и мне пришлось сделать шаг в сторону. Пальцы дрожали слабо, неприятно, как после слишком крепкого кофе.

– Ива, – сказал он, и я удивилась, как просто он произнёс моё имя, без «ведьма» и «мастер». – Пойдёшь?