Один из снимков Гройс вывел крупно на экран. Пономарев невидяще смотрел в кадр.
У Никиты возникло ощущение, будто он проглотил кубик льда.
– Это он, Михаил Степанович… – Голос предательски дрогнул.
– Кто?
– Курьер. Тот, который убил Желтухина. Я его не сразу узнал, он везде разный.
– Господь всемогущий! – ахнул Гройс. – Никитушка, ты уверен?
Маевский кивнул.
– Соседка Селиванова описала человека, который был до меня в его комнате. Это Пономарев. Она сказала: «Интеллигентный такой, на Чехова похож».
– Ни интеллигентности, ни сходства не наблюдаю, – возразил Гройс.
– И всё же приметы совпадают. Рост, возраст, бородка. Сейчас, когда вы фото приблизили, я глаза узнал. Он, конечно, был в бороде до ушей, но я уверен, это он.
– Вот так номер, – медленно проговорил Гройс. – И на какой же ниве трудится этот занятный субъект? – Он порылся в записях Желтухина. – Ага, вот, нашел… Креативный продюсер телекомпании «Гроза». Ладно, Никита, с этим мы разберемся позже. А сейчас, я полагаю, нам пора.
Порывшись в ящиках, старик отыскал флешку и скопировал содержимое папки. Затем вытащил прозрачный пузырек с распылителем и тщательно обрызгал всё, от компьютерной мыши до стаканов. Спинку стула, за которую брался Маевский, тоже обработал, – а Никита о ней и думать забыл. Выключил системный блок и огляделся:
– Всё, уходим. Только выгляни в окно, не болтается ли кто поблизости.
В соседнем квартале поймали такси.
– Сегодня у меня переночуешь, – распорядился старик. – Надо понять, с чем мы имеем дело.
Войдя в комнату, Никита рухнул на топчан и мгновенно уснул, даже не раздеваясь.
Проснулся он от клекота попугая. Комнату заливало солнце. В его сонном мозгу возникло видение: Прохор, растопырив крылья, пытается защищать старика от кинжала наемного убийцы. Кинжал, господи, бред какой… Однако Маевского вынесло из комнаты, и только увидев Гройса перед зеркалом в ванной комнате, он пришел в себя.
Старикан в длинном, до пят, темно-синем халате расчесывал седую шевелюру. По краю ванны топтался Прохор. Лапа у него то и дело соскальзывала, и тогда Прохор взмахивал крыльями и отчаянно бранился.
Закончив, Гройс продул расческу и обернулся к Маевскому.
– Вы что, не ложились? – ужаснулся Никита.
– Мог бы проявить и больше деликатности. Сказать, что я прекрасно выгляжу, пожелать мне доброго утра… Впрочем, переживу. Я кое-что обнаружил в ходе своих ночных изысканий.
Не дожидаясь ответа, Гройс пошел в гостиную. Маевский, потирая глаза, потащился за ним.
Стол был завален распечатанными фотографиями из папки Желтухина.
– Я вчера не успел с тобой поделиться, – начал Гройс, опускаясь в кресло. – Помнишь таролога Марианну? Ее настоящее имя – Ольга Воденникова. Она была убита одиннадцатого мая, вечером. Зарезана, если это имеет значение.
– Одиннадцатого? Накануне самоубийства Селиванова?
Старик кивнул.
– Кроме нее, в тот же день были убиты известный экстрасенс и гадалка – имя ее ты вряд ли когда-либо слышал. Одна зарезана, второй застрелен.
– Из наградного «Бердыша»? – вырвалось у Маевского.
Гройс внимательно посмотрел на него.
– У меня нет таких сведений. Однако ход твоих мыслей мне понятен, особенно с учетом того, что Селиванов нанял частного детектива, как я выяснил, изначально для слежки за Ольгой Воденниковой.
Он выложил перед Никитой фото миловидной светловолосой женщины. Маевский не дал бы ей и сорока. Худощавая, мелкая, как воробушек. Волосы убраны в хвост, лицо без косметики; джинсы, короткий свитерок…
Прохор с шумом опустился на стол и пытался сцапать фотографию, но Гройс махнул на него газетой.
– Пр-р-ропади пр-р-ропадом! – обругал его попугай и перелетел на искусственное дерево в углу.
– Я уже списался с хозяйкой дома. Левашова подтвердила, что это Марианна. Но обрати внимание, как действовал Желтухин: он проследил за Воденниковой, а затем переключился на Пономарева. Детектив тщательно фиксировал все его встречи, и эти отчеты постоянно отправлялись Селиванову. Кто-нибудь из этих людей тебе знаком?
Маевский перебрал фотографии. Пономарев рядом с полной, просто одетой женщиной. Молодым парнем с нечистым лицом. С мужчиной в длинной кожаной куртке, лет тридцать как вышедшей из моды. Снова женщина, молодая, с тщательно уложенными волосами. Никита просмотрел все снимки и отрицательно покачал головой:
– Нет, никого из них никогда не встречал.
– Я воспользовался самым простым поиском по картинкам. – Гройс повернул к нему монитор. – Взгляни. Это база агентства по подбору персонала «Кратово-лайф». А это один из тех, кого срисовал Желтухин. – Он помахал снимком мужчины в куртке.
Маевский подался к экрану:
– О, водила!
– Именно так. Семенчук Павел Григорьевич. Теперь эта милая дама…
Гройс открыл следующую вкладку, и Никита увидел полную женщину. Подпись гласила: «Белякова Надежда Викторовна, горничная». На сайте агентства она была сфотографирована в макияже и с укладкой, а на фото частного детектива – в какой-то куцей курточке, Никита даже не сразу понял, что это один и тот же человек.
– Не стану утомлять тебя дальнейшей демонстрацией, – сказал Гройс. – В папке Егора Романовича тридцать семь человек, с которыми за три недели встречался этот самый Пономарев. Из них восемнадцать я нашел в базах люксовых агентств по подбору персонала. Повара, водители, горничные, садовники, личные массажисты, кухарки и даже дворецкий.
– Как Селиванов?
– Да. Кроме них, я обнаружил четверых тарологов и одного психолога из частного медицинского центра. Фотографии на их сайте сто лет не обновлялись. Полагаю, род деятельности психолога изменился, и он занимается теми же эзотерическими практиками, что и наша лже-Марианна. Итак, разнообразные мелкие мошенники и обслуживающий персонал при состоятельных согражданах – вот контингент, который интересовал Пономарева. Встречи длились в среднем не больше пятнадцати-двадцати минут. Короткий разговор, часто – на улице, даже не в кафе, и они расходились. На что это похоже, по-твоему?
– На обмен информацией, – пробормотал Маевский. У него начала болеть голова.
– И не только. Обрати внимание…
Гройс вывел на экран фото, сделанное Желтухиным. Пономарев протягивал Беляковой конверт.
– Обмен информацией и денежными средствами, – дополнил Маевский.
– Если, конечно, в конверте деньги, а не споры сибирской язвы. Забыл сказать: среди фигурантов расследования есть занятная дама. Вот она, голубушка.
Гройс, как игральную карту, выложил перед Никитой фотоснимок.
Женщина лет пятидесяти, плечистая, с угрюмым невыразительным лицом. Редкие короткие волосы. Обвисшая кофта на пуговицах, разношенные кеды, нелепая джинсовая юбка на комковатых бедрах…
– Какая-то тетка с рынка, – пробормотал Никита.
– Эта, как ты выразился, тетка с рынка является коллегой Пономарева. Позволь тебе представить: Марина Бурова – еще один креативный продюсер телеканала «Гроза». Вот с ней-то он как раз встречался в кофейне. Желтухину удалось подобраться к ним и кое-что подслушать. Здесь есть записи, но их надо расшифровать, я пока не успел… Предполагаю, Никита, все люди, с которыми виделся Пономарев, шпионят для него в домах своих нанимателей. Вряд ли он дает им инструкции по чистке обуви и обслуживанию автомобилей. Я, правда, не вполне понимаю, что он затем делает с этой информацией… Ясно одно: Айнур надо срочно вытаскивать. Во-первых, мы выяснили всё, что нужно, о тарологе, а во-вторых, Петр Алексеич влез с головой во что-то очень нехорошее. Я, собственно, ждал твоего пробуждения, чтобы ты ее забрал оттуда. – Он позвонил и сказал не терпящим возражений тоном: – Айнур, твоя работа у Левашовых закончена. Через час тебя заберет Никита. Он позвонит, когда будет подъезжать. Собери вещи и будь готова…
– Не сегодня, Михаил Степанович, – перебила девушка.
– Что, прости?
– Я никуда отсюда не поеду. Замороженные супы есть в морозилке, их только в холодильник на ночь поставить, они к утру оттают.
– Айнур, какие еще супы! – рявкнул Гройс. – На Маевского вчера покушались. А перед этим на его глазах был зарезан детектив, которого нанял Селиванов. Убит, понимаешь? Ты в опасности, здесь не о чем спорить.
– А мы и не спорим. – Голос Айнур звучал твердо и спокойно. – В доме странное творится. Здесь что-то не в порядке. Вам нужно было выяснить, что происходит? Я выясню. Через два дня, когда мне дадут выходной, буду у вас с отчетом.
– Кто тебе даст выходной? – обалдело спросил Гройс.
– Анастасия Геннадьевна. Извините, мне пора. Не беспокойтесь, Михаил Степанович, всё будет нормально.
В трубке запищали гудки.
– Вот же безмозглая овца! – Никита еще не видел Гройса в таком гневе. – Это не девчонка, а какая-то, я даже слова приличного подобрать не могу…
– Пр-р-роститутка? – несмело предложил попугай.
– Замолчи, Прохор!
– Кр-р-рутись! Кр-р-рутись!
– Я тебе голову сейчас откручу!
Маевский, который чувствовал себя так, словно ему голову открутили накануне и всю ночь набивали об стенку, не выдержал:
– Простите, Михаил Степанович, я кофе сварю. Думаю, за Айнур сегодня ехать бессмысленно.
Глава четвертая
Загородный дом у Левашовых был приличный, не поспоришь. Но Айнур видала дома и побогаче. Однажды ей довелось работать у очень набожного человека, который жил, считай, собственным селом: на территории было три десятка строений разнообразного назначения, магазин, конюшня, своя церковь, тренажерный зал и бассейн, причем с чашей на сто метров, а не на двадцать, как у некоторых, которые деньги считают.
В этом бассейне набожного человека и утопили.
Но об этом Айнур вспоминать не любила.
Она вообще не любила вспоминать. Мыслями о прошлом тешатся одни старики, страдальцы и поэты. Лишь иногда, перед сном, позволяла себе приоткрыть маленькую дверцу и увидеть в щелочку белесое солнце, расползающееся по небу, жесткую, как щетина, высохшую траву, воздух, звенящий от зноя. Когда говорят, что воздух звенит, не представляют, что это на самом деле за звук. Он льется сквозь тебя, как солнечный свет сквозь стекло. И ты звенишь.
Только раз Айнур смогла испытать схожее переживание.
Михаил Степанович попросил сопровождать его вечером на концерт. Айнур вопросов не задавала: на концерт так на концерт. Приготовилась, что будет тоска.
Первые десять минут она действительно томилась, разглядывала музыкантов. А потом за фортепиано сел пожилой бесцветный мужчина с массивной головой и сразу заиграл…
Она оцепенела. Снова отец нес ее, маленькую, на плече, одуряюще пахла разогретая трава, взмывал и падал стрекочущий хор кузнечиков, а невдалеке пасся табун, и одна лошадь, гнедая в рыжину, всё поднимала голову, смотрела на Айнур и перебирала тонкими, как струны, ногами.
Айнур не могла сказать, сколько длилось выступление. Когда настала тишина, ей показалось, что у нее в голове что-то лопнуло. Что она оглохла и больше не услышит ни звука, и это милость божья: лишить человека слуха, чтобы последним впечатлением стала такая музыка.
Но тут зал взорвался аплодисментами, и она осознала себя в кресле, вцепившейся в подлокотники. Словно ее из космоса закрутило и швырнуло обратно в душный зал. По щекам текло, и по шее текло, и даже кружевной воротник блузки, подаренной Михаилом Степановичем, оказался мокрым насквозь.
Больше Айнур с Гройсом не ходила в консерваторию. Сколько тот ни приглашал, отказывалась наотрез. Когда Михаил Степанович попросил объяснений, Айнур не стала говорить, что у нее сердце разорвется, а просто ответила, что музыка ей не нравится и с надушенными старухами вокруг перебор.
* * *
– Айнур? Чо за имя? Ты татарка, что ли?
– Я уйгурка, – застенчиво улыбнулась Айнур.
Ей нужно расположить к себе этих людей. Значит, улыбаемся и краснеем.
– Уйгурка? Из Уйгурии, значит? Это где такая страна?
Женщина лет сорока с цепкими голубыми глазами навыкате бесцеремонно разглядывала девушку. Пощупала рукав ее вышитой туники, словно приценивалась. Обошла кругом, качая головой.
– Это не страна, Ира, это область, – вмешалась вторая женщина, сидевшая за столом.
Бледная, глаза темные, провалившиеся, – болеет, что ли? Волосы убраны под серый платок. Цвет этот ей совсем не шел, как не шла и хлопковая черная блуза, застегнутая под горло.
– Мы жили в Казахстане, – объяснила Айнур. – Потом с семьей переехали в Москву.
– Понятное дело, все в Москву лезут, – бойко закивала голубоглазая.
– Из Челябинска, например, – непонятно дополнила бледная.
Ирина посмотрела на нее без всякой приязни.
– Пока мы без батлера, я здесь за старшую, – обернулась она к девушке. – Инструкции тебе выдам. Клювом не щелкай! Повторять не разбегусь. Работала раньше?
– В отелях только, – соврала Айнур.
– Здесь тебе не отель, – отрезала та. – Порядки другие. Налажаешь – сразу пинком под зад.
– Тебя Анастасия Геннадьевна наняла? – вступила бледная, и снова Айнур показалось, что этот простой вопрос сбил с Ирины спесь.
