А притворяться я научилась с детства. Хорошие учителя были.
Мой будущий муж перед привалом провёл короткий инструктаж. Распределил обязанности, отметил места установки палаток, выделил зону кухни, отхожее место вдалеке от лагеря, воткнул в землю даже таблички с указателями для лохов. Но то ли я слушала вполуха, составляя план соблазнения, то ли в темноте не заметила указателя, но в туалет я сходила уже в полете, сорвавшись с уступа.
Называть себя лохом я категорически отказывалась!
Не знаю, сколько я летела. Перед глазами не жизнь проносилась, а почему-то сон, оказавшийся вещим. Только и успела подумать про озеро, которому предстояло спасти мне жизнь. Увы, озера на дне ущелья не было. Днём, когда мы шли по тропе, внизу видели лишь неглубокую хилую речушку, почти высохшую за два месяца лета.
Уже чувствуя приближение дна, и как следствие смерти, я внезапно вмазалась в какую-то воздушную… ну, штуковину. Паутина? Мембрана? Батут? Пусть будет «батут Судьбы». Он деликатно растянулся, обнял меня как дальний родственник на свадьбе, замедлил падение – и лопнул. Меня окатило нестерпимым холодом, и через мгновение я плюхнулась в траву с высоты метра два-три. Тоже не совсем приятно, но не смертельно.
«Вроде ничего себе не сломала», – подумала я, вставая на четвереньки. Сердце колотилось, как умалишённое, адреналин бушевал в крови, руки судорожно ощупывали тело, пытаясь пересчитать оставшиеся в организме целые косточки, а в голову лезли совсем уж фантастические предположения, как я могла уцелеть.
Трава… Ну, наверное, я плохо смотрела вниз. Речки нет… возможно отлетела в сторону и приземлилась на уступ. Батут… Кто знает, чью-то палатку унесло ветром, она зацепилась за ветки деревьев, растущих на склоне, и самортизировала мое падение.
А что? Вполне рабочая гипотеза.
Потирая ушибы, осмотрелась. Вокруг рос густой лес. Лес! Густой! Нехило меня сдуло. Я даже не помню, чтобы мы проходили мимо подобных деревьев. Высотой под сто метров, с толстой бугристой корой и кроной упирающейся в звездное небо. Отстраненно промелькнула мысль, что если бы я падала сверху, то обязательно зацепилась бы за ветки. Промелькнула и пропала. И так проблем было выше крыши. Нужно найти тропу наверх, догнать группу, забрать рюкзак. Все вещи остались в нём. Телефон, между прочим, последней модели, паспорт, деньги…
Шла я всю ночь. Но ни гор, ни речки, ни хоть какого-нибудь маломальского склона не обнаружила – местность была радикально ровной, как отполированная столешница. На свой страх и риск попила из ручейка, в нём же и кое-как помылась.
Прошло совсем немного времени (на самом деле мне потребовалось полночи и полдня), как до меня дошла очевидная, не слишком приятная истина – это не наши горы, не наш лес, не наша трава, не наше всё.
Во-первых, гор, как таковых, не было, во-вторых – растения даже для меня, выросшей в деревне девушки, были необычны, воздух странным, а солнце почему-то отсвечивало багровым светом. Но больше всего поразил зверёк, обнаруженный на поляне – смесь курицы, зайца и крокодила. То есть, с перьями вместо меха, широкой зубастой пастью и длинными ушами.
Я даже не сильно испугалась, тем более что и курокрокозаяц и сам не стремился завести знакомство – оказался ещё большим неврастеником, чем я. Увидев меня с выпученными от страха глазами, быстро смотал в кусты.
Ну и самое важное – в небе ночью светило три луны. Это уже, товарищи, ни в какие ворота…
Я села на траву и обхватила голову руками.
Желудок рычал от голода. Это только в книжках про лес рисуют сказочную картинку: полно вкусняшек, навалом грибов, ягод, орехов, а зверушки так и просятся в котелок. Но реальность – совсем другая история. Ягоды выглядят как подозрительные химические реактивы – от кислотно-желтого до фиолетово-черного оттенков. С грибами вообще беда: во-первых, я ни одного знакомого так и не заметила, а во-вторых, я в них не разбираюсь от слова совсем. Даже в родном мире предпочитаю не рисковать, и есть шампиньоны, купленные в супермаркете. Звери? Те вообще играют в прятки профессионально! И где бы я училась охотиться голыми руками? Убивать, сдирать шкуру? На юридическом факультете МГИМО? Ха-ха, три раза.
Прошерстив карманы, я не нашла ни батончика, ни конфетки, ни даже самой завалящей жвачки. Хорошо еще, что выходя в туалет, я не поленилась и прилично оделась – натянула новое бельё, белоснежный топик на лямках, спортивный костюм и кроссовки. А ведь могла и в ночнушке выбежать. За это стоило бы поблагодарить Володеньку и свой список – надеялась на «случайную» встречу с будущим мужем и охмурения его под звёздным небом. Вот после туалета и планировала его подкараулить.
Увы.
После блужданий новый бело-красный костюм покрылся грязью, затяжками, пятнами от травы. Кроссовки намокли от росы и позеленели. А сама я уже мало чего соображала – мозг отказывал, то ли от усталости, то ли от пережитого стресса, то ли от голода. Хотелось свалиться под куст и лет эдак двести не двигаться.
Хорошей утоптанной дороге, на которую я наткнулась к концу второго дня, я обрадовалась, как обрадовалась бы желтой машинке с шашечками, терпеливо ожидающей, чтобы отвезти домой. Если дорога, значит, где-то есть город или деревня. А там цивилизация, телефон, еда, душ и прочие блага…
Радость длилась недолго. После пары километров под палящим солнцем я села прямо в пыль и больше не вставала. Там меня и нашли загонщики. Если честно, в тот момент я бы сама им попросилась в рабы, не нужно было даже ошейник надевать – с разбегу прыгнула бы в телегу.
Пришла я в себя, лежащей на каком-то матраце с непонятной бижутерией на шее в окружении нескольких женщин. Те о чем-то тихонько переговаривались. Плюс – увидев, что я проснулась, они дали мне бутылку с водой и кусок пирога, который я проглотила в один кусь. Минус – женщины разговаривали на незнакомом языке.
То есть, абсолютно незнакомом.
Не напоминал ни английский, ни испанский, ни французский, ни даже китайский, которого я не знала, но представление об иероглифах имела.
Походу, отлетела от лагеря я реально далеко…
На привале ко мне подошли два мужика бандитской наружности. Один из них в руках держал что-то вроде учетной книги. Я сразу смекнула: сейчас будут пытать, кто я и откуда. На первый вопрос я интуитивно назвала свое имя, немного подправленное – Мира Хард, сократив Мирослава Хардченко до приемлемого минимума. На второй махнула рукой в сторону леса, а когда мужчина произнес еще одну абракадабру, радостно кивнула головой.
Так я и оказалась Мирой Хард из Громли. Потом я узнала, что Громли – городок за лесом. Видимо загонщики решили, что я заблудилась. На мою странную одежду и обувь никто внимания не обратил. К тому времени я была такой грязной, что цвет костюма стал равномерно черным, а на кроссовки налипло столько грязи, что они стали похожи на галоши, или скорее лапти, в которых здесь щеголяли самые бедные слои населения.
Кстати, на женскую и мужскую одежду разделения не было. Точнее было, но без фанатизма. В телегах сидели женщины и в юбках с запахом, и в брюках, и даже в шароварах. Но большинство всё-таки было в платьях.
В небольшой городок мы приехали к вечеру. Караван рабов пополнился двумя древними старухами и заплаканной молодой девушкой. Подсадили её к нам в телегу. Звали её Мерит и продал её в рабство брат. Естественно, узнала я об этом гораздо позже, а пока на все вопросы отвечала да или кивком головы. В этом же городке нас загнали в баню, выдали однотипные серые сарафаны с непонятной буквой на спине – нечто среднее между загогулиной и буквой Q, и кожаные открытые сандалии. Я была рада избавиться от спортивного костюма, кроссов и помыть, наконец, голову. Два дня блужданий по лесу и два дня в пыли дорог превратили меня в замарашку похуже местных нищих.
Впрочем, бомжи тут, оказывается, тоже были и были нарасхват. Одного бедолагу просто сцапали у какого-то храма – не повезло парню на костылях: пока остальные умело слились, он не успел, так как действительно был калекой.
Вообще, традиция наряжать рабов в строгий корпоративный лук полностью себя оправдывала – теперь мы выглядели, как унылая олимпийская команда по синхронному нытью. Такую орду ни перепутать, ни потерять. Пять телег стенающих, воющих, причитающих особ в серой униформе с гарнитурой в виде кольца на шее. Ну просто загляденье.
Тот самый городок, родина Мерит, стоял почти на границе. С кем – неизвестно: мой словарный запас тогда был уровня «здравствуйте-поесть-туда?». Потом караван сделал разворот и покатил обратно, но для разнообразия – другой дорогой. Новых «новоприбывших» стало в разы меньше; в некоторых селениях «живой ассортимент» ещё подкидывали, но чаще мы пролетали мимо транзитом, несолоно хлебавши.
Отоспавшись и отъевшись, я принялась крутила головой в разные стороны, впитывая в себя новый мир и офигевая от здешних порядков.
Меня не трогали, то ли считали, что ошейник является лучшим охранным девайсом, то ли, что вероятнее, никому не было никакого дела до очередной единицы рабской массы. А пока я преобразилась в самую тихую, послушную и невидимую рабыню во вселенной. Такую смиренную, что сама себе стала противна. Никогда не думала, что умею так прогибаться. Но, как говориться, хочешь жить – и не так раскорячишься.
Молчу, улыбаюсь, ресницами хлоп-хлоп, уши – локаторы: ловлю чужие обрывки разговоров, пытаюсь на пальцах распознать местный тарабарский. Из открытых фраз – пока лишь базовый набор: «доброе утро», «пора есть», «пойдёшь в туалет?». Насколько хватило памяти, запоминала названия городов, сёл, речек и имена невольных соседушек. А в душе ныла, проклинала себя: за невнимательность, за рассеянность, за то, что не воспользовалась мощнейшим ресурсом – женской интуицией. Той самой, которая стучала в мозг, мигала красной лампочкой, верещала сиреной, размахивала флажками…
Не достучалась. Поставить очередную галочку в своём списке достижений мне оказалось важнее.
Только вот теперь до Володьки Николаевича мне как до Луны пешком. Я в другом мире, в рабском ошейнике, еду куда глаза не глядят… романтики ноль, приключений – вагон и маленькая тележка.
Глава 2
Мне не повезло оказаться в государстве, или как здесь называют, Доме Маронар, принадлежащему семейству Маронар, нашим Хозяевам-вампирам. Словечко странно напоминало dominium, название феодального владения на латинский манер. Совпадение? Скорее всего, да, так как остальные слова местного языка не вызывали никаких ассоциаций с латиницей. Иногда мой чуткий слух улавливал отголосок знакомого слова или фразы, но прислушавшись, я разочаровывалась – просто удачное словосочетание. Лишь имена выдают земные корни: египетские, греческие, восточные – будто я попала не на родину, а в гости к её троюродной кузине: вроде всё привычно, но ничего не понятно.
Выглядел этот самый Дом соответствующе: грязь, бедность, невежество, серость… Прямо как в Средние века где-то на задворках Европы.
Рабов здесь было много, примерно треть населения. Как я уже упоминала, им тут мог стать кто угодно – достаточно просто встать не с той ноги, заблудиться, поскользнуться на кожуре или косо посмотреть на главу семьи.
В то же время, эта самая причина и была ограждающим барьером от любопытства и расспросов. Кто я? Откуда? Как сюда попала? Почему на мне была такая странная одежда? Всем, абсолютно всем, было глубоко фиолетово: моим сокамерницам по несчастью (они, кажется, пошли в рабство по второму кругу за рекорды по стенаниям), суровым надзирателям, которых заботило только две вещи – чтобы мы прилично выглядели: вовремя ели, мылись, и чтобы телеги пополнялись новыми клиентами.
Их даже молоденькие красавицы, подобные мне, волновали примерно как погода в Тимбукту, что несомненно радовало и вносило некий диссонанс в мои представления о рабстве. Я-то думала, что придется сражаться за свою добродетель, взывать к совести, возможно, даже отбиваться… А тут тишь да гладь.
И слава богу.
Для местных жителей караван с рабами был таким же обыденным зрелищем, как для нас утренний троллейбус. Народ провожал нас взглядами скучающих кассиров на заправке – хмуро, но без особого интереса. По улицам никто не бродил один – все передвигались группами: богатые, как настоящие VIP-персоны, катили в повозках под охраной, беднота сбивалась в кучки, как бельё в стиралке, и не разлеплялась, пока телеги не проедут.
Я, признаться, была в лёгком культурном шоке: оказывается, тут можно просто вот так – посреди бела дня стащить прохожего, и никто и глазом не моргнёт! Ни родственники, ни соседи, ни кто здесь за властьимущих и полицию. Полный беспредел! Но, понятное дело, свои мысли держала за зубами – осторожность наше всё.
Тупой я, честно говоря, себя не считала (по крайней мере, до этого поворота судьбы), и оптимизм из последних сил пыталась сохранить. Но призналась себе честно – попала я в какую-то параллельную реальность. Не скажу, что у меня было время читать бульварные романчики, всё свободное время отнимала учёба и работа, но о попаданках я слышала. Вроде они сразу же становятся великими волшебницами, выходят замуж за принцев и королей, собирают из дерьма и палок на коленках ядерный реактор и много другого такого же грандиозного.
Мне, увы, посчастливилось попаданствовать в рабском ошейнике.
Не скажу, что я вечная неудачница (особенно после падения в высоты полтыщи метров, когда судьба мне отвесила джек-пот сразу одним куском, возмещая всё сразу за двадцать пять лет жизни), но и везунчиком назвать меня сложно. Всего, чего я добилась, я добилась упорным трудом и собственными мозгами.
Родилась я этаким сюрпризом для молодых родителей-студентов – мама и папа учились в институте на втором курсе. Подвело ли средство контрацепции или лишний бокал вина на вечеринке, кто знает? Ребенок, само собой, в их планы не вписывался, поэтому следующие шестнадцать лет я жила у бабушки в деревне. За это время родители успели закончить вуз, найти работу, купить квартиру, машину и успеть родить еще одного, теперь уже планового ребенка. Для меня на их празднике жизни места, увы, не нашлось.
Это сначала я ждала, когда мама и папа приедут за мной, заберут в столицу, порадуются успехами в учебе, испытают гордость за мои пятерки, хороший английский, умение рисовать, лепить из глины, танцевать, вышивать и готовить (я взяла все кружки, которые были в школе, став этаким и чтецом, и жнецом, и на дуде игрецом). Но потом, спустя годы, надежда трансформировалась сначала в обиду, а потом в равнодушие.
Поэтому, когда умерла бабушка, и органы опеки заинтересовались моими возможными родственниками, я молчала, как партизан, на все вопросы отвечая пожатием плеч. И две недели жила в детском доме, пока за мной не приехали смутно знакомые по фотографиям мужчина и женщина, злые за то, что их выдернули из отпуска в Таиланде.
Девать меня было некуда. Второй бабушки уже не было в живых. Плюс на работе, на которую и пришёл официальный запрос, среди коллег начали распространяться нехорошие слухи. Так что пришлось меня взять к себе, отдать документы в ближайшую школу и поставить дополнительную кровать в комнату девятилетней Насте, их любимой доченьки. Она, кстати, не слишком обрадовалась обретению старшей сестрички в моём лице. Пока она мелко пакостила, я особо не обращала внимания, но когда вылила два флакона йода в мой портфель, испортив учебники и тетради в хлам, то получила вполне заслуженный сестринский подзатыльник. Разревелась и побежала жаловаться маме с папой.
К тому времени я уже научилась держать лицо. Меня было не пронять суровыми взглядами и взыванием к совести. Хорошо еще, что рукоприкладство в семье было под запретом. Интеллигенция, как-никак. Хотя, как я искренне считала, оплеуха доходит до мозга гораздо быстрее, чем проповедь об этикете.
– Отдайте меня в интернат, – ответила я равнодушно на их унылые наставления.
Прекрасно знала, что не отдадут. Больше, чем неудобства с лишней дочерью, они боялись сплетен. И на работе, и в доме, уже знали про новообретённую старшую дочь. Родители моё долгое отсутствие объяснили тем, что я родилась слабенькой, болезненной, мне был нужен чистый деревенский воздух, и овощи с огорода.
Ага…
Так себе, отмазка. То, что ребёнок живёт в деревне, не стирает его с семейного альбома, не делает его невидимкой и не подправляет память. Ведь и папа, и мама и друзьям и коллегам говорили, что Настенька их единственное чадо.
Сейчас на них просто косились, а вот переселение меня в интернат могло и закопать.
После еще нескольких скандалов с младшей сестрёнкой, меня выселили в отдельную комнату, ранее служившую кабинетом отцу. Он, на минуточку, был доктором биологических наук. Это была моя первая победа в семейном противостоянии. Я водрузила воображаемый флаг на полку рядом с позолоченным микроскопом: первая взятая высота в войне за личное пространство. Потом, само собой были и другие.
Открыв счёт сестричка поздно догадалась, что тем самым выписала мне карт-бланш на домашние пакости. Я, как законопослушный хулиган, действовала точечно и гуманно. То выключу ей будильник перед важной контрольной – ребёнку нужен сон, особенно в день паники. То, наоборот, поставлю на пару часиков пораньше – чтобы успела трижды проснуться. Поменяю местами ключи родителей и её, типа она сама случайно взяла. И папа, матерясь, ехал в школу к доченьке, чтобы вернуть ключи от машины, рабочего кабинета и так далее. Ничего смертельного – так, лёгкий щекот нервишек и профилактика скуки.
Сестричка, кстати, училась через пень колоду. Не удержалась ни в одной секции – балетная школа, игра на фортепьяно, теннис, дополнительные занятия по иностранным языкам – всё мимо. Пара месяцев и громкая истерика: меня притесняют, ко мне придираются, я туда больше не пойду.
Я лишь хихикала в сторонку, наблюдая за её припадками.
До окончания школы оставалось всего ничего. Столько же до золотой медали. Я вгрызалась в учёбу яростно и упорно, зубрила как не в себя, уже не ради одобрения родителей, а ради собственной цели. Ещё в десять лет я составила чёткий план своей жизни, и теперь неукоснительно следовала ему.
Не знаю, что родители планировали на счёт меня, но вряд ли что-нибудь хорошее. Скорее всего, укажут направление в общежитие, и в добрый путь с одним чемоданом. Меня такой расклад не устраивал никак.
На редких семейных праздниках я в основном отмалчивалась, сидела в уголке с планшетом и не отсвечивала. На вопросы коллег и друзей родителей о своей жизни в деревне отвечала коротко и туманно. Вот папа и мама и расслабились, не ожидая от скромной тихой старшей дочурки подставы.
– Куда ты планируешь поступать, Мира? – задал мне вопрос профессор Минцев, непосредственный руководителей папани.
– Естественно в МГИМО, на юридический, – с маркетинговой улыбкой ответила я.
В своём тайном списке под строчкой о престижном вузе я набросала к тому времени несколько наименований заведений, которым вскоре посчастливится принять умницу и красавицу в моём лице. Профессию я выбирала так же – выгодную, денежную, хорошо звучащую.
– О! – восхитился дядечка, – там у меня работает деканом брат, могу замолвить словечко.
– Это было бы очень кстати, – скромно потупилась я, одновременно ровняя невидимую корону. В себе я не сомневалась, но связи с сильными мира сего в жизни пригодятся.
– А где планируешь жить? – поинтересовалась его жена, – ехать то далеко, с севера.
– Папа пообещал снять для меня квартиру поблизости, – гордо похвалилась, краем глаза заметив, как выпучила глаза родительница.
– Браво, Пётр, – профессор дружески хлопнул по плечу подоспевшего папашу. – Знал, что не подведёшь. Детям нужна самостоятельность и свой чайник.
Папаня подвис, как браузер с двадцатью вкладками, пока смысл беседы не догрузился.
– Какая… квартира? – осторожно уточнил он. – Мы же… эм… планировали общежитие. Там же… молодой коллектив, студенческие традиции…
– Мы, между прочим, тоже там жили – шумно, весело, – оживилась мама, ненавязчиво агитируя за общагу. Перевела на меня взгляд – и заметно вздрогнула. Ну да, я – ходячее напоминание о том самом «весёлом» периоде.
– Ты прав, дорогой, – подключилась жена профессора, ухоженная красавица с лёгкими, но уверенными следами встреч с пластическим хирургом. – Самостоятельность нужна, но в приличных условиях: отдельная спальня, охрана, консьерж…
После вечеринки мне, само собой устроили разбор полётов, но главное уже было сделано – родители не посмеют отказаться от своих слов, тем более что моим деканом будет родственник начальника папаши.
В отместку тому, что они оплатили мне большую студию у МГИМО, питаться предложили из резерва стипендии. Сумма была ровно такой, чтобы я не умерла с голоду и могла чередовать гречку с дошираком по большим праздникам. Бюджет уровня «выживание»: ни нового телефона, ни ноутбука, ни шмоток – только суровая студенческая романтика.
Но я ведь дочь своих родителей: в комплекте смекалка, лёгкий эгоизм и здоровый интерес к выгоде. Вот и предложила случайной знакомой из кафешки напротив, которая приехала из Рязани покорять столицу и как раз искала жильё (работа баристой у неё уже была в кармане), гениальный план: она платит половину аренды, я продолжаю получать родительские денежки – и вуаля, у меня появляются свободные средства. О том, что предки могут незапланированно нагрянуть в гости, я не переживала, они походу перекрестились, выпихнув меня из своей квартиры, даже оплату жилья посчитав приемлемой тратой за избавление от неугодной дочери.
Параллельно я не бездельничала: переводила тексты, клепала курсовые для безалаберных мажоров, строчила статьи в онлайн-журналы и хваталась за любую побочную халтурку.
Совесть? Погодите, какая совесть, если родители задолжали мне за шестнадцать лет режима «полный игнор»? Сколько они сэкономили на питании, одежде и учёбе – калькулятор от зависти зависнет. Не скажу, что у бабушки Тани я голодала или ходила оборванкой. Но сельская школа – это всё-таки не московская частная, в одной из которых, между прочим, учится моя младшая сестрица.
Ольгу, кстати, я оставила у себя и после окончания вуза – мы с ней прекрасно спелись. Ну а мне, считай, фортануло: родители, узнав о моём дипломе, мгновенно свернули арендную эпопею, во второй раз выпихнув из гнезда – на этот раз на вольные хлеба с хрустящей корочкой самостоятельности.
В итоге наш быт не особо изменился – только теперь доширак приходилось покупать на собственные средства, заработанные тяжким трудом на фрилансе. Кстати, совместные поиски акций на гречку и лотерейных билетов "Кто быстрее оплатит интернет"крепко нас сблизили и поставили перед вопросом: кто первый станет женой олигарха… или хотя бы снимет квартиру попросторнее.
Ольга планку держала приземлённо и успела, пока я высматривала принца, перепробовать полгорода кандидатов. Зато теперь, когда я получила прекрасную должность и Белянникова в женихи, настал (как я наивно предполагала) мой звёздный час.
Бабушка часто говорила: самое ценное, что есть в женщине, это мозги. Ни красота или длина ног, ни очарование или умение флиртовать… Только мозги.
Вот я их и развивала. Их и чудесный потребительский эгоизм. Моих одноклассников бабушка раскладывала, как тапочки на полке: этот – пустышка (если что, даже пять копеек не одолжит), этот – разве что шоколадку может презентовать, у того мама в больнице – глядишь, справку нарисует, а у этого батя фермер – вдруг мешок картошки перепадёт.
Мимоходом бабуля устраивала экономические переговоры с мамулей по телефону: то начнёт причитать о тяготах и загубленном из-за меня здоровье, то денег выпрашивать. Если сразу не получала, следовал контрольный выстрел – угроза приехать в гости и оставить меня у двери.
Да, бабушка была тем еще искусным дипломатом. Тем не менее, она называла меня золотцем (надеюсь, не в буквальном смысле), учила жить, как умела, и целовала на ночь в лоб.
В общем, насмотрелась я в детстве на театр одного актера, ну и поучилась кое-чему… Только спустя годы, до меня дошла простая истина – кто же, как ни бабушка воспитывала мою родительницу, ведь по её заветам она и жила.
В юности бабушка тоже мечтала о принце. В то далёкое время принцем считался обычный москвич с пропиской. Нашла она его в институте, куда поступила с большим трудом и попыталась окрутить. Влюбилась она по-настоящему, или делала вид – история умалчивает. Но принц оказался с гнильцой – наобещав с три короба, перевёлся в другой вуз, оставив бабушку с дочкой на руках и, само собой, без прописки. Не знаю, как она занималась воспитанием моей матери, но к моему отнеслась со всей строгостью, закрутив гайки по максимуму. Была бы по близости монастырская школа для девочек – отправила бы туда.
В мой тайный список бабуля тоже периодически влезала, корректируя ранее написанные пункты. Например, когда мне было четырнадцать, сделала приписку – "не терять до двадцати пяти лет".
Что не терять я разобралась лишь в десятом классе, когда то самое начали повсеместно терять мои одноклассницы. А до этого нравоучения бабушки: не гулять, не целоваться и тем более, не спать с мальчиками (зачем с ними спать?), шли через мозг транзитом.
