Плевать, похоже, от выхлопных газов и правда нет никакого толка. Кроме мигрени и тошноты.
Клара выключила мотор и онемевшими пальцами открыла водительскую дверь.
Из гаража ее окатило волной холодного воздуха, она жадно втянула кислород – так быстро, что закашлялась.
Джулс спросил, все ли в порядке, на что Клара ответила утвердительно, хотя, конечно, еще не переживала момента в своей жизни, который был бы менее «в порядке». Наверное, за исключением разрыва промежности после изнасилования в супружеской постели, который она не могла попросить зашить, потому что в больнице ей стали бы задавать слишком много вопросов. И до сих пор ей еще иногда было больно мочиться. Не говоря уже о сексе.
– Вы ошибаетесь, – услышала она голос Джулса.
– В чем?
Ее голова разрывалась. Единственное, что она сумела, – это уничтожить свою кратковременную память. Клара уже сейчас не могла вспомнить, что говорила десять секунд назад.
– Что нет ничего хуже, когда ребенок умирает раньше родителей.
– Нет?
– Еще хуже – видеть, как умирает собственный ребенок, и быть бессильным ему помочь.
Клара выбралась из машины. У нее подкашивались ноги, поэтому ей пришлось придержаться за крышу автомобиля.
– Возможно, но я не понимаю…
– Почему я это сейчас упомянул?
– Верно.
Она оторвалась от машины и шагнула. Дверь, которая соединяла гараж с бунгало, находилась прямо перед ней, всего в пяти шагах. Хотя «бунгало» было слишком высокопарным словом для летнего домика в садовом товариществе поселка Хеерштрассе. Мартин стыдился говорить о садовой избушке или даче и никогда не приглашал сюда друзей, хотя эта постройка была самой красивой и большой во всем поселке – переделанная в домик для круглогодичного проживания, с гаражом, хотя и без официального разрешения.
– Я пережил и то и другое, – сказал Джулс.
– И то и другое? – Клара задавалась вопросом, откуда у нее взялись силы дотащиться до бунгало. В любом случае боль в ноге – к счастью, лодыжка была только подвернута – не давала ей потерять сознание.
– Я не знаю, к чему вы клоните.
Клара закрыла за собой дверь и не знала, стоит ли ей включить свет. В современном отремонтированном садовом домике на полторы комнаты с паркетом, теплыми полами, кондиционером и итальянской дизайнерской мебелью все еще пахло малярными работами и переездом – так редко они здесь бывали. А если и приезжали, то без Амели, которая оставалась с бебиситтером, потому что ее папа не хотел, чтобы она своими жирными пальцами и слюнявым ртом испачкала светлый диван. Кларина кровь на обивке его не так смущала.
Она дохромала до сделанного на заказ кухонного стола, который отделял крохотную кухню от гостиной и столовой, села на деревянный стул и решила остаться в темноте. Хотя вряд ли кто-то из соседей был у себя в это время года и не спал в такой час, чтобы удивиться, почему в бунгало Вернетов, пустовавшем несколько недель, вдруг так поздно загорелся свет.
– Валентин был не единственным ребенком, – сказал Джулс, и пока она осознавала эту информацию, сотовый в ее руке завибрировал, как электрическая бритва. Она посмотрела на экран и прочитала очередное сообщение от Мартина:
ГДЕ ТЫ????
Клара удалила сообщение и спросила Джулса:
– У вас был еще один ребенок?
– Фабьенна, сестра Валентина.
– И она была…
– Да. Она тоже находилась в комнате. Она спряталась в шкафу, пока Валентин пытался открыть дверь. Когда мы ее нашли, она была еще жива.
– Боже, какой ужас, – услышала она свой голос. – Вы уверены, что Даяна не…
– Не сделала это специально? – резко спросил Джулс.
Клара прикусила язык.
– Забудьте. Я не хотела задеть вас.
Он шумно втянул воздух.
– Честно говоря, я, конечно, тоже задавался этим вопросом. Потому что у нее с детьми были натянутые отношения. Фабьенна всегда была папиной дочкой. А когда у Даяны случилось «выгорание», отношения с Валентином тоже осложнились. Только все это было в рамках нормы. При всех разногласиях Даяна никогда и ни за что не сделала бы ничего плохого своим детям.
Затем наступило тягостное молчание, пока Джулс не спросил ее:
– И как? Наша сделка в силе?
– Моя история в обмен на безболезненный способ самоубийства? – Клара кивнула. – Да, еще в силе.
Она начала потеть в холодном, нетопленом бунгало. Одновременно ощущая, как ее сердце гулко бьется в грудной клетке.
– Хорошо. – Джулс говорил так нейтрально и буднично, будто предлагал вынести мусор, если она возьмет на себя мытье посуды. – Тогда я расширю свою часть уговора и расскажу вам, что случилось с Фабьенной. Но только если вы сейчас же скажете мне, кто этот Янник и что у него есть против вас.
Клара выкашляла остатки выхлопных газов из легких, затем начала:
– Янник дал мне время до полуночи. Если я до этого не положу конец своему браку, он мучительно меня убьет.
Она шмыгнула носом и заморгала, пытаясь смахнуть слезы, которые непонятно откуда взялись.
– А если он выяснит, что я вам все рассказала… не так, если у него появится хоть малейшее подозрение, что я вам доверилась, вас ждет такая же мучительная судьба, как и меня, Джулс. Это того стоит?
– Да, – выпалил Джулс.
– Стоит правды незнакомки, которая ошиблась номером?
– Я рискну.
– Вы наивный глупец. – Она рассмеялась, наверное, в последний раз в своей жизни. – Мой телефон прослушивается, он установил на него программу-шпион. Вероятно, Янник уже сейчас знает, что мы с вами разговариваем.
– Вы ведете себя как параноичка.
– А вы как идиот. Но не важно. Мы и так уже слишком долго говорим. Если он проверит данные сотового телефона после моей смерти, то не успокоится, пока не выяснит, с кем я разговаривала. И тогда узнает, что мы общались.
– И что дальше? Скажите мне.
– О'кей, тогда слушайте внимательно. Но сделайте мне одолжение. Не проклинайте меня, если через несколько часов вы будете мечтать о том, чтобы ваши страдания прекратились и Янник избавил вас от мучений.
14
Клара
Клиника «Бергер Хоф»
Четыре месяца назад
Игла никак не входила, поэтому Даниэлю Кернику пришлось попытаться еще раз – Клара к такому уже привыкла. У нее были тонкие вены, даже опытные медсестры не справлялись с ее руками.
– Простите, – извинился врач-ассистент и еще раз воткнул иглу, на этот раз успешно.
Клара сжала губы и сконцентрировалась на художественной репродукции, которая висела на стене лечебного кабинета, обустроенного современно и дорого. Фотография маяка, о подножие которого разбивались волны Тихого океана.
Клара почувствовала второй укол, но не стала смотреть. Она боялась шприцев, что при ее профессии было недостатком.
– Обычно это не входит в мои обязанности. Приложите. – Керник передал ей медицинский тампон для места прокола в локтевом сгибе, затем придвинул к себе табурет на колесиках. Клара сидела на краю кушетки прямо под окном, выходящим на парк при клинике.
– И чему же я обязана такой честью, доктор Керник? – спросила она его.
В такой роскошной обстановке она в принципе даже не удивилась бы, если главврач лично сделал ей укол. Пациенты, которые за двухнедельный курс в «Бергер Хоф» выкладывали сумму, равную стоимости малолитражного автомобиля в полной комплектации, ожидали, что частная клиника ничем не будет напоминать им обычную больницу. Это касалось расположения и архитектуры, от которой у некоторых владельцев пятизвездочных отелей от зависти на глазах выступали слезы.
В получасе езды на машине от Баден-Бадена этот комплекс, как орлиное гнездо, располагался на возвышенности в Шварцвальде. Пациенты, которые находились здесь в основном из-за кризиса в браке, синдрома выгорания или психосоматических нарушений, в промежутках между сеансами групповой или индивидуальной терапии наслаждались открыточными видами с террасы кафетерия на поросшую лесом долину, меню от звездного повара и талассотерапией в спа-центре.
Палатами служили исключительно одноместные номера-сьюты с кондиционером, камином, джакузи и телевизором с выходом в Интернет. Несмотря на все эти излишества и заморочки, клиника в профессиональных кругах пользовалась отличной репутацией, чем была обязана преимущественно ее руководителю, профессору доктору Ивану Корцону.
Родившийся в Барселоне психиатр был автором самого известного учебника по клинической психиатрии и популярным гостем на конгрессах экспертов во всем мире. То, что Кернику разрешили работать его ассистирующим врачом, имело такое же значение для его резюме, как для айтишника-разработчика личная рекомендация от Билла Гейтса.
– Я хотел остаться с вами наедине, фрау Вернет, – сказал врач-ассистент и странно улыбнулся.
Клара наклонила голову и бессознательно принялась играть своим обручальным кольцом. Неужели он пытался с ней флиртовать? У Керника были красивые карие глаза и обезоруживающая улыбка, но он был абсолютно не в ее вкусе. Со своим загорелым лицом, рубашкой La Martina и яхтенными туфлями с кисточками он полностью соответствовал клише играющего в гольф владельца «порше».
– И почему вы хотели остаться со мной наедине, доктор Керник?
– Вы не врач, фрау Вернет. И не можете всего этого оценить. Боюсь, вам нужен мой совет.
Клара поднялась с кушетки и поискала глазами мусорное ведро, чтобы выбросить тампон. Кровь перестала идти. Пластырь ей не понадобится.
Керник тоже встал и поднял руку в извиняющемся жесте.
– Пожалуйста, не поймите меня превратно, я совсем не хочу принизить вашу должность медико-технического ассистента. Я знаю, вы на хорошем счету у себя в берлинской врачебной практике. Ваш шеф считает, что у вас более высокое призвание, и даже хочет поддержать вас в ваших амбициях изучать психологию. Да вы и сами это знаете. Не будь вы такой талантливой и умной, ваш босс наверняка не дал бы согласие на ваше участие в этом.
Если он флиртует, то очень странным способом, – подумала Клара и удивилась озабоченному взгляду Керника. На мгновение она разозлилась, потому что в принципе согласилась на это посещение частной клиники, чтобы хоть несколько дней побыть подальше от мужа. От всех переживаний и страхов. А теперь снова появился тип, который вселял в нее неуверенность.
– Вам нужно уйти. – Керник понизил голос до настойчивого шепота.
– Уйти? Я думала, предварительный разговор с профессором Корцоном состоится здесь.
Клара указала на обтянутые серой искусственной замшей диванчик и кресла. Корцон был веганом и отвергал любые продукты животного происхождения, в том числе и мягкую мебель.
– Вы не понимаете. Вам нужно как можно быстрее бежать отсюда…
В этот момент открылась дверь. Клара затылком почувствовала дуновение холодного воздуха, и по коже у нее побежали мурашки. Или все дело было в словах Керника?
…как можно быстрее бежать отсюда…
Словно застигнутый врасплох ребенок, врач обернулся к мужчине, который только что вошел в лечебный кабинет, служивший также и переговорной.
– Hola, que tai?
Испанец мог бы обойтись и без белоснежного халата, чтобы продемонстрировать свой авторитет. Корцон был ниже ростом, чем можно было заключить по его выступлениям в Интернете и глянцевым брошюрам частной клиники. Коренастый, с выпирающим животом и чуть рыжеватыми волосами и бородой, которая уже давно нуждалась в коррекции. Рядом с ним Керник выглядел одетым с иголочки, и тем не менее харизма у профессора была намного сильнее.
– Soy Ivan, – широко улыбаясь, представился он одним именем, что благотворно подействовало на Клару. После смутивших ее слов Керника она жаждала компетентности, утешения и доверия.
– Muchas gracias рог participar en este importante experi-mento. Con su colaboracion esta hacienda un servicio extraor-dinario a la ciencia.
Клара кивнула с улыбкой. Эксперимент, в котором она согласилась принять участие, действительно был исключительным. Помимо профобразования она три года изучала испанский и в общем и целом поняла, что сказал ей врач. Тем не менее обрадовалась, когда Корцон объявил о переводчике словами «Mi colega actuara de interprete». Радость уступила место разочарованию, когда она поняла, что эту роль должен исполнять Керник.
– Он хочет, чтобы мы оба заняли место на диване, – перевел врач-ассистент слова своего шефа, тон которого не допускал сомнений в том, что это была не просьба, а приказ. На журнальном столике между диваном и креслом стояла пластмассовая шкатулка. Корцон открыл ее и достал предмет, который выглядел как очки виртуальной реальности для компьютерной игры.
– Para inducir los delirios, hay que ponerse estas gafas con auriculares, lo que provoca una sobreestimulacion por merdio de varias senales opticas у acusticas. Un agente intravenoso adicional refuerza los delirios que causan.
– Чтобы вызвать галлюцинации, мы используем вот эти очки, – перевел Керник. – Они будут воздействовать на вас оптическими и акустическими раздражителями. Только что мы внутривенно ввели вам разработанное нами средство, которое усилит галлюцинации, вызываемые очками.
Клара кивнула. Все это было написано в формулярах, которые она получила, когда регистрировалась на ресепшен. И конечно, она подписала документ, освобождающий клинику от ответственности в случае, если во время нахождения здесь у нее разовьется психоз. В этом и был смысл эксперимента.
– No se preocupe, todo se dosifica de tai manera que las halucinaciones persistiran solamente durante unos minutos despues de que las gafas se hayan apagado. Luego seguiremos am-pliando el intervalo lentamente cada dia.
– Этот эксперимент очень опасный и может иметь для вас смертельные последствия, – услышала она абсолютно неверный перевод Керника. На самом деле Корцон сказал что-то вроде того, что ей не нужно переживать, галлюцинации прекратятся через несколько минут после того, как она снимет очки.
– Не морщите лоб. Корцон как раз объясняет вам побочные эффекты, которые преуменьшает, – сказал Керник, еще больше смутив Клару. – Я знаю, что ставлю вас в неловкое положение. – Керник продолжал создавать видимость перевода. При этом использовал максимально деловой тон и интонацию. – Но ни в коем случае не надевайте эти очки. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
Он выждал еще три предложения Корцона, потом сказал:
– Не смотрите так испуганно, когда я говорю. Иначе профессор заметит, что я хочу вас предупредить. А сейчас кивните. Корцон задал вам вопрос, нравится ли вам здесь.
Клара сделала, как ей велели.
– Еще раз: я знаю, что ставлю вас в немыслимое положение. И мне очень жаль. Но у вас есть маленький ребенок, как и у меня. – Тем временем у Клары больше не получалось сконцентрироваться на дружелюбном голосе руководителя клиники. Все ее внимание было сосредоточено на Кернике, который сказал следующее: – Я умоляю вас, не надевайте эти очки. Иначе произойдет ужасное. Может случиться так, что вы никогда больше не выйдете из клиники.
Никогда больше?
