«Ты сам попросил сохранить», – продолжил тот без нажима. – «Ты не хотел, чтобы память о них просто сгнила в архиве».
Это было правдой. Когда Синхрон только начал стабилизировать первые линии, его – того, тогдашнего – буквально выворачивало от мысли, что истории людей превратятся в сухие таблицы. Он и предложил – не как герой, как упрямый бюрократ: встроить слой человеческой памяти в ядро, «чтобы было кому помнить лица».
И сеть ответила: «Отличная идея. Давайте попробуем на вас».
– Ты мог бы оставить меня в покое, – сказал Мартин.
«Тогда кто будет помнить?» – спросил Хронофаг.
Вода снизу вдруг отозвалась куском его собственной фразы:
– Если никто не будет помнить, значит, всё было зря.
Он помнил, когда сказал это. В какой-то из версий разговора с Леей – той, где они ещё не перешли на крик.
– А если помнить будешь только ты, – сказала тогда Лея, – это будет ещё одна кража.
Сейчас её голос отозвался иначе:
– Ты всё равно украл.
– Перестань, – попросил он уже её.
В воздухе что-то сместилось.
– Это не я, – сказала совсем другая Лея.
Он поднял взгляд.
На парапете, в двух шагах от него, сидела девушка.
Без мемориала, без глянцевого портрета. Живая. Может быть, чуть моложе, чем в тот день запуска. Волосы собраны в хвост, ноги свисают над водой.
Она смотрела прямо на него.
И одновременно – не на него.
– Ты, похоже, собрание зачитал, – сказала она, кивнув куда-то в сторону воды, где по-прежнему шуршали чужие фразы. – Все твои мёртвые вернулись жаловаться.
Он моргнул.
– Ты…
– Привет, – сказала она. – Я – та, которая не умерла.
Он почти физически ощутил, как внутри что-то срывается в пропасть.
– В какой линии? – спросил он.
– В той, – она кивнула куда-то вправо, – где мы даже не дошли до тоннеля.
Картинка всплыла сама: кабинет, спор, отчёт наверху, решение «проект закрывается». Они с ней сидят на ступеньках у технологического корпуса, пьют дешёвый кофе из автомата и обсуждают, куда теперь деваться.
Она там оживлена, он – обижен на мир.
Синхрон в той линии так и остался пилотным экспериментом, который признали «слишком опасным для внедрения».
– Живём, как живётся, – сказала эта Лея. – Время по-прежнему воруют, но не ты.
В её голосе не было облегчения.
– Ты счастлив? – спросила она.
– Я не там, – сухо ответил Мартин. – Я – здесь.
– Здесь ты тоже не очень счастлив, – заметила она.
«Она права», – сказал внутри один из его собственных голосов, самый занудный.
Он проигнорировал.
– Это ты? – спросил он у Хронофага.
«Нет», – ответил тот. – «Это одна из твоих линий. Я всего лишь не препятствую».
– Вежливо с твоей стороны, – фыркнул Мартин.
Лея на парапете улыбнулась так, как улыбалась тогда, в первой книге его жизни, когда ещё умела верить, что любые системы можно сделать честными, если достаточно старательно их проектировать.
– Ты всё равно думаешь о башне, да? – спросила она.
Он приподнял бровь.
– С чего ты взяла?
– С того, как у тебя напрягается плечо, когда ты слышишь слово «петля», – спокойно ответила она. – Ты всегда весь сжимаешься, когда делаешь вид, что тебя это не касается.
Он хотел возразить – привычно, рефлекторно.
Но при слове «петля» плечо действительно дрогнуло.
– Ты должен закончить петлю, – сказала Лея.
Не как Хронофаг – без инородного эха, без сетевого фона. Просто она.
Точно тем же тоном, каким когда-то сказала: «Ты должен решить, на чьей стороне».
– Опять началось, – прошептал он. – Не хватало, чтобы и ты хором с ним…
– Я не с ним, – перебила Лея. – Я с тобой.
Она выглядела одновременно настоящей и невозможной, как точка пересечения диаграмм, которой в школьной тетради быть не должно, но она всё равно там.
– В моей линии, – продолжала она, – всё пошло иначе.
За её спиной город был другим: башня «Хронос Индастриз» отсутствовала из горизонта. На её месте – недостроенный каркас, ржавеющий на ветру, с оборванными плакатами: «СКОРО ЗДЕСЬ БУДЕТ…»
– Но знаешь что? – Лея сжала ладони, опираясь о камень. – Голоса всё равно есть.
Он повернул голову.
В её версии реки дети так же играли у воды, старики так же сидели на лавочках, кто-то так же ругался по телефону. И над всем этим – тонкий, еле слышный шум.
– Даже когда вы не включили сеть, – сказала она, – время всё равно умоляло.
– О чём?
– О том же, – вмешался Хронофаг. – «Закончите уже, сколько можно тянуть».
Он впервые услышал в его голосе что-то вроде усталой жалости.
– Мы думали, – тихо продолжила Лея, – что вы со своей петлёй – это решение.
«Мы», – отозвались в голове десятки голосов: инженеры, операторы, пациенты, тестовые группы.
– А оказалось, – она пожала плечами, – что вы просто сделали петлю видимой.
Он сжал пальцы в кулак.
– То есть всё это… – он мотнул подбородком в сторону своего города, где башня по-прежнему торчала, как стеклянный шип, – было неизбежно?
– Нет, – сказала Лея.
И тут же, почти в ту же секунду, другой голос – его собственный, из одной из погибших линий – сказал:
– Да.
«И да, и нет», – уточнил Хронофаг, как будто подводя итог заседанию.
– Прекрасно, – хрипло сказал Мартин. – Многоголосый «может быть».
– У тебя всегда было две беды, – сказала Лея. – Ты слишком любил факты и слишком ненавидел неопределённость.
Она посмотрела на него пристально.
– Сейчас у тебя будут только факты, – добавила она. – Все.
Река между версиями города на секунду стала зеркалом.
В его отражении Мартин увидел сразу нескольких себя.
Следователь в мятой рубашке.
Мужчина в костюме с логотипом «Хронос».
Тот, кто лежит на каталке, подключенный к ядру.
Тот, кто стоит один в серверной, освещённый тусклыми лампами.
Тот, кто сидит у кровати матери.
Они все одновременно подняли голову.
– Ты должен закончить петлю, – сказали они хором.
И только один – нынешний – выдохнул:
– Я знаю.
Река дрогнула, картинка распалась.
Лея на парапете моргнула – и не исчезла, как это обычно происходило с слишком честными иллюзиями. Просто её контуры стали чуть прозрачнее.
– Не сейчас, – сказала она. – Ещё нет.
– А когда? – спросил он.
– Когда тебе будет достаточно страшно и достаточно спокойно одновременно, – ответила она. – Ты всегда принимаешь решения именно в этой точке.
Её голос начал смешиваться с шорохом воды, со свистом ветра, с сетевым фоном.
– И да, – добавила она почти неслышно, – это правда всё тянется к тебе.
– Ненавижу, когда вы так говорите, – сказал Мартин.
«Привыкай», – сказал Хронофаг.
Город над рекой сменил ракурс.
Башня «Хронос Индастриз» одновременно была, не была и уже обрушена в каком-то будущем, о котором пока никто не решился говорить вслух.
