Этому городу нужен новый мэр
Андрей Валерьевич Степанов
Город медленно умирает после закрытия крупнейшего завода.
Двадцатидвухлетний курьер Кирилл Трофимов – парень без амбиций и планов – случайно оказывается назначенным временным мэром после загадочного исчезновения предыдущего главы города. Став «ширмой» для взрослых интриг, он быстро понимает, что оказался в водовороте проверок, угроз, бандитских интересов и политической игры, к которой совершенно не готов.
Когда на его счёт внезапно падают триллионы рублей – деньги из преступной схемы высших чиновников, – за ним начинают охоту все: ФСБ, прокуратура, китайские инвесторы, местные криминальные «решалы» и сами городские власти.
Пытаясь одновременно выжить, скрыть деньги и найти правду, Кирилл впервые в жизни начинает действовать не только за себя, но и за целый город, который уже списал себя со счётов.
Это история о том, как случайность превращает мальчика в человека – и как один ошибочный денежный перевод может изменить судьбу тысяч людей
Андрей Степанов
Этому городу нужен новый мэр
1
Город просыпался медленно, будто тяжелый подросток, которого будят третий раз подряд, и он всё ещё делает вид, что спит. Кирилл ехал по улице Лесотехнической, щурясь от яркого солнца – оно висело над крышами, как стоваттная лампа в комнате, где забыли заменить проводку. И светит, и греет. Точнее – жарит.
Скутер тарахтел под ним, как старый пес, который давно смирился со своей участью – возить хозяина куда угодно и не задавать вопросов. Кирилл любил этот звук: он перебивал мысли, особенно утренние. А утренние мысли у него, как правило, были одинаковые: «Надо бы купить новые перчатки», «Сейчас бы кофе, только нормальный, не ту заварку, от которой зубы желтеют», «Куда я вообще еду?». И последняя мысль была, пожалуй, самой правильной. Потому что Кирилл и правда ехал куда-то. Всегда куда-то.
Но никогда – зачем.
Первый заказ – доставить коробку с китайским блендером женщине из дома на Комсомольской. Дом был старый, облезлый, но женщина – бодрая пенсионерка с причёской «дым над водою» – встретила его как родного. Накормила пирожком с картошкой, спросила, почему не в институте, и вздохнула с такой силой, будто этим вздохом пыталась вытолкнуть его в светлое будущее.
– Вы же молодой, – сказала она, вручая сдачу, которую он не просил. – Вам бы учиться. Мир меняется. А профессия останется.
Кирилл кивнул. Ему было лень спорить. Да и зачем? Она же из лучших побуждений. Все всегда – из лучших побуждений.
Он снова сел на скутер, вдохнул июньский воздух. Свежий, насыщенный – как яблоко из холодильника. Хороший воздух. Для жизни – идеальный. Для принятия решений – слишком чистый, потому что в нём не было никаких подсказок.
Дальше были квадратные коробки – пицца двум программистам. Один даже не поднял глаз, только пробурчал что-то в стиле «спасибо, братец». Второй курил в окно, глядя в пустоту, как человек, который слишком много знает о серверных и слишком мало – о собственной жизни.
Кирилл ехал дальше. Дорога петляла между серыми зданиями, похожими на тетрадные листы, у которых давно сорвали обложку. Город выглядел уставшим. Но Кирилл этой усталости не замечал – она была фоном, как музыка в супермаркете: если слушать специально, станет плохо, но, если не обращать внимания – жить можно.
На светофоре ему написал Никита: «Бро, вечером клуб. Новый бармен – говорят, наливает до краёв». Кирилл улыбнулся. Хороший знак. Значит, день не зря начался. Он отправил смайлик и подумал, что иногда счастье – это просто знать, что вечером тебе нальют до краёв.
Следующий заказ – в новый квартал возле завода. Завод стоял громадой на горизонте – огромные коробки из стекла и металла, как корабли, которые давно никто не выпускал в море, но они всё равно гордились своей формой. Там работали родители. Там работала половина города.
И когда Кирилл подъехал ближе, он почувствовал странное ощущение, будто проходная смотрит на него сверху вниз и что-то скрывает. Но Кирилл был не тем человеком, чтобы искать подтексты. Он быстро доставил коробку с деталями, получил подпись и поехал дальше.
В полдень ему из дома позвонила мать.
– Кирилл, ты когда домой?
– Вечером. Всё нормально?
– Да. Просто поговорить хотели. Папа вернулся раньше.
– Что-то случилось?
Пауза. Электрическая, как будто между телефонами появилось статическое напряжение.
– Нет, всё нормально. Приходи вечером.
Кирилл отключил телефон и несколько секунд сидел неподвижно, будто слушал пустоту. Потом пожал плечами и уехал. Он не любил такие звонки. Они пахли тревогой. А тревога – это запах, который пробивается даже через шлем.
Ближе к трём часам небо затянуло серым. Как будто бы собирался дождь – летний, ленивый, как будто ему и самому надоело портить людям жизнь. Улицы стали тише, город – замкнутее. Кирилл ехал, чувствуя, как выхлоп скутера смешивается с воздухом, и в какой-то момент ему стало хорошо. Очень хорошо. Простой, честный, почти детский уют от того, что всё ясно: есть дорога, есть заказ, есть вечер впереди.
Он думал о клубе. О том, что Никита опять будет рассказывать истории про «наш великий город», и что обязательно появится Лера – девушка, которую он видел пару раз, но каждый раз будто бы впервые. Она умела смотреть так, что казалось – она тебя насквозь видит. Неприятное и какое-то щемящее одновременно чувство.
К четырём Кирилл завершил последний заказ, свернул к небольшому заправочному киоску, взял кофе – тот самый, от которого зубы желтели, но зато он был горячий и дешёвый. Встал у стекла, посмотрел на перекрёсток. Люди ходили быстро, никто никому не улыбался. Завершение рабочего дня – это как диета: все терпят, но никто не в восторге.
Он сделал глоток, почувствовал, как тепло медленно стекает в грудь, и подумал, что жизнь, в сущности, прекрасная штука. И что родители зря переживают. И что «будущее» – это слово, которое упоминают только взрослые. Ему оно не говорило ни о чем. И это тоже удобно.
В тот момент он ещё не знал, что весь его сегодняшний маршрут, все эти случайные взгляды людей, запах пирожка, ленивый снег, горький кофе – всё это он скоро будет вспоминать как потерянный рай. Как первую страницу той книги, которую никто не собирался писать.
Но пока что это был просто день. Обычный день человека, который не знает, что его жизнь уже пошла трещинами.
2
Вечером он вышел на улицу так, будто выскочил из чужой кожи: резким движением, с хищной уверенностью человека, который понимает – ещё одна минута в четырех стенах, ещё одно слово, сказанное ему будто по инструкции, – и он сдохнет от удушья.
Ночь шуршала под ботинками, фонари роняли на асфальт свои выдохшиеся круги света, как старики – монеты на ладони внукам. Нельзя было идти домой, нельзя возвращаться в комнату, где воздух застревает в горле, где стены разбухают от тишины, как мокрые спички. Ему была нужна толпа; даже не люди – шум, ритм, беспорядок, который никто не пытается объяснять.
Он сжал пальцами ткань куртки на груди, проверяя, не ускользает ли из него второе дыхание, и свернул к набережной. Река лежала чёрной полосой между двумя мирами – каменным и отражённым, и оба мира казались одинаково ненастоящими. Город шумел как огромный серверный зал: гудение машин, шорох шин, редкие голоса, – и всё это складывалось в единственный язык, который он сейчас мог понимать.
Так он дошёл до клуба – с дверцей узкой, как у телефонной будки, с вывеской, что мерцала алым, будто пытаясь выплюнуть закодированное сообщение. Ступени, ведущие вниз пахли мокрым металлом. Из-за двери доносилось низкое, прошибающее до костей биение баса – сердце чего-то большого, неразборчивого, но в этом и была привлекательность: обещание раствориться, уйти в ритм, где никто ни о чём не спрашивает.
Внутри клуб был похож на странную подводную станцию: голубоватый туман света, фигуры, двигающиеся рывками, как под давлением воды, лица, которые нельзя запомнить. Он задержался у стены, пока глаза привыкают к темноте, а мысли – к мысли, что теперь он вне времени. Здесь не было ни позднего вечера, ни утра, ни логики. Только пульсация, которая как-то странно совпадала с его собственным сердцем.
Он купил самый простой коктейль, чтобы руки не были пустыми. Пальцы дрожали – не от волнения, а от желания снова почувствовать себя в движении. Он сделал первый глоток, ощутил, как алкоголь разогревает горло, и медленно продвинулся к центру зала. Внутри него что-то щёлкнуло – будто открылась запасная дверь, через которую можно выйти из собственной головы.
Он танцевал так, как делают это люди, которые не пытаются понравиться. У него не было красивых движений, зато была абсолютная честность: голова кивала под ритм, плечи дергались, руки будто проводили линии на незримой стене. Люди вокруг принимали это без удивления – в клубах, где каждый прячет своё одиночество под слоем неона, никто не ждет от другого объяснений.
Иногда кто-то сталкивался с ним плечом, иногда он сам наступал на чужой ботинок, но никто не обижался. Он почувствовал почти физическое облегчение – как будто целый день прожил в слишком узкой одежде, а теперь наконец её сорвал.
Он поймал своё отражение в зеркальной колонне. Лицо – чуть бледное, глаза блестят, губы сжаты так, будто он что-то решает, но никак не может решиться. Он вдруг понял: здесь он свободен не потому, что никому не нужен, а потому, что никто не пытается переписать его под известные им правила. И это странное чувство – почти родство с чужими людьми, которые двигаются рядом, но не касаются его жизни, – оказалось невероятно важным.
За диджейским пультом парень с плотно стянутыми волосами разгонял звук до грани, и музыка стала походить на ураган, который вертит в воздухе всё, кроме тяжёлых, единственно настоящих мыслей. Кирилл закрыл глаза – и впервые за долгое время почувствовал, что не бежит, не защищается, не оправдывается. Он просто есть.
Но свобода не бывает без последствий: внутри него шевельнулось беспокойство – тихое, но настойчивое. Он понял, что не хочет возвращаться в жизнь, которой жил всего несколько часов назад, как будто это был другой человек. Он вдохнул дым, перегретый свет, пульс музыки, и сказал себе: «Ещё немного. Ещё один трек. Ещё один глоток».
И мир кивнул ему в ответ.
Он не знал, когда уйдёт. Главное – что сейчас он никуда не должен. Впервые за долгое время – никому и ничему.
3
Когда он вышел из клуба, утро уже расползалось по улицам тонким молоком. Мир стал тихим и одновременно ненастоящим, как будто все вокруг было не городом, а декорацией, которую забыли разобрать после съёмок. Кирилл почувствовал усталость – тягучую, сладкую, почти дурманящую. В теле ещё жила пульсация басов, и тишина давила на виски, будто кто-то резко выключил музыку в самый разгар танца.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/andrey-valerevich-stepanov/etomu-gorodu-nuzhen-novyy-mer-72800612/?lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
