Изменить себя
Салма Кальк
Здравствуйте, меня зовут Лиза, и я попала. Во всех смыслах попала – встряла в историю и по итогу очутилась в дурацкой сказке. Дома-то я бы разобралась как-нибудь, а здесь что делать? Затюканный отец, злобная мачеха, куча братьев, да ещё и магия.
Кто не справится? Я не справлюсь? Да ладно вам, это я термех с первого раза не сдала, а тут-то с чего не справлюсь? Вот прямо сейчас от кровати отскребусь и пойду справляться. Они ещё пожалеют, что со мной связались. И узнают, что девочек обижать нельзя!
Салма Кальк
Изменить себя
Часть первая. В некотором царстве, в некотором государстве. Глава 1
– Просыпайтесь, принцесса! Ваш отец, король, ожидает вас, он велел вас разбудить!
Я просыпаюсь и не понимаю ровным счётом ничего. Какая принцесса? Какой король? Папка мой – никакой не король, даже когда выпьет, королём себя не называет, с чего вдруг?
Открываю глаза и вижу вокруг странное. Может, я того, всё ещё сплю? И мне это снится? И сейчас прозвенит будильник, и нужно будет подниматься и идти пересдавать экзамен? Так, я крепко зажмурилась и сплю дальше. Закрыть глаза посильнее и посчитать про себя до ста. Наверное, спать осталось с полчаса, нужно обязательно уснуть обратно.
– Ваше высочество Элиза, вас ждут! Принцессе нельзя заставлять себя ждать!
Этот голос был… преисполнен возмущения, вот. Если бы я была какой-нибудь там камеристкой принцессы и мне нужно было добиться от неё чего-нибудь, я бы так и говорила – вежливо и возмущённо.
– Принцессе нельзя, а кому можно? – спрашиваю я, интересно же.
– Никому нельзя, ваше высочество! Чему вас только учили ваши воспитатели!
– Чему надо, тому и учили, – сообщаю я и сажусь на постели.
Что же, антураж офигительный. Я играю в полевые ролевые игры и знаю, как это – заморочиться по антуражу. Тут кто-то заморочился вот прямо по высшему разряду. И вложились нехреново, и ещё сами, наверное, строгали, пилили, красили и вышивали.
Кровать – прямо музейный образец. Как его, экспонат. Шёлковые простыни – скользкие и неудобные, с жёстким плетёным кружевом. На мне батистовая сорочка, вся вышитая, и больше ничего. Тяжёлые портьеры закрывают кровать – чтоб видно не было, спишь ты или нет, так? Сейчас эту портьеру отдёрнули, и возле кровати стоит тётенька лет так сорока очень свирепого вида. Костюм у неё отпадный, закачаешься. Вот прямо скроен как надо, сшит аккуратно, вся отделка к месту, и корсет с кринолином под платьем правильные, а не из свадебного магазина. И причёска к платью подходящая, а не дулька на затылке, в сеточку упрятанная. Респект тётеньке, в общем. За её спиной маячат ещё человек пять, все женского пола и разного возраста – от девчонки примерно моих лет и до бабушки. Одеты не так пафосно, как та тётенька, но тоже в стиле.
И комната вся тоже по высшему разряду – прямо дворец, как музей какой-то, летом в Питер ездили, и там как раз ходили по музеям и смотрели именно такие дворцы. Обои в цветочек, лепнина и позолота, и другие признаки пафоса и богатства. У кровати моей приступочка ступеньками, и на той приступочке тапки бархатные стоят. Круто кто-то заморочился!
Я сунула лапки в тапки и глянула на тётеньку. Подыграть ей, что ли? Я ж, вообще-то, умею.
– Подайте умыться. И что ещё нужно человеку с утра, тоже подайте.
Раз я теперь принцесса, можно и покомандовать, правильно?
Видимо, сказала я правильно, потому что тётенька махнула кому-то рукой, и ко мне мигом притащили и позолоченную ночную вазу, и умывальный фарфоровый кувшин с тазиком. Во дают!
Утренний туалет на глазах у изумлённой публики – это нечто. Но вдруг в условиях игры, если это игра, это сразу было так прописано, а я просто проспала и всё забыла?
– Ступайте одеваться, ваше высочество Элиза. Его величество уже трижды справлялся о вас, – строго сказала тётенька.
– Не его величество, а её величество, – тихонько сказала девушка, которая принесла умывальный кувшин, пока тётенька-командир на кого-то отвлеклась. – Королева очень гневается из-за вчерашнего.
А что было вчера? Я крепко задумалась. Вчера, вчера… Экзамен? Нет, экзамен был позавчера. А вчера мы играли спектакль.
Мать моя женщина. Спектакль. И всё, что случилось потом.
Так что, выходит, это не ролевая игра и не сон?
И я попала?
Глава 2
Тётенька воспользовалась моим замешательством и велела подавать платье. Вокруг меня принялись скакать и прыгать те самые остальные пятеро, а мне оставалось только стоять столбом да поворачиваться, когда командовали. Ой, нет, не командовали, просили. Ваше высочество, будьте добры. Повернитесь, принцесса. Руку сюда. Ногу в чулок, а потом в туфельку. Два раза.
Они копошились вокруг, а я вспоминала. Вспоминала вчерашний день и как он закончился. Вот облом так облом, всем обломам облом!
Меня зовут Лиза, мне девятнадцать лет, и я учусь на втором курсе политеха. То есть технического университета, но всё одно политехом называют. И учусь я, чтоб вы знали, на специальности «Самолётостроение», это вам не баран чихнул, честно говорю. Правда, пошла я туда не от великого ума, а по квоте от завода – ну, папка у меня инженер на заводе, двадцать лет уже отработал, и ему удалось пристроить меня в ту программу. Завод за меня платит, а я как закончу, пойду туда подготовленным специалистом. А я ж не против, мне же проще – не искать никакую работу, всё уже готово.
Другое дело, что учусь я, прямо скажем, не очень, потому что непросто это – учиться на инженера. Не потому, что девушка, а потому, что трудно, парни тоже стонут. Даже те, кто не пропускает ни одной пары и всегда ко всему готовится.
Я, конечно, тоже готовлюсь, но… Дело в том, что я ещё на первом курсе определилась в местный клуб ролевых игр, а в нём ещё есть секция артистического фехтования, артфеха. Ну, для игр и так нужно уметь драться, если ты не декоративная девочка, а я как раз не она. На нашей окраине такой быть себе дороже, знаете, да – жила-была девочка, сама виновата. Так вот, я не хочу быть «сама виновата», поэтому умею за себя постоять. И артфех мне пришёлся в самое сердечко – и тренироваться, и красиво. Когда выходишь на сцену весь такой со шпагой и в рубашке-фехтовалке с развевающимися рукавами, в штанах и высоченных ботфортах – это красиво. И когда ты красиво движешься, то и самой приятно, и людям нравится. Наш руководитель ВасильБорисыч, он же сэр Джонатан, если по-клубному, меня хвалит.
Может, я где этот дурацкий термех и пропускала больше, чем нужно, не знаю. В общем, я пошла сдавать и не сдала. Но договорилась, что ещё поучу и приду на пересдачу в сессию, чтоб хвосты не плодить. Учить-то я бы выучила, а там же задачи решать, и вот задачу-то как раз я на экзамене и не решила. Но ничего, я справлюсь… то есть, я до сего момента думала, что справлюсь. Потому что к любому экзамену можно подготовиться, выучить, задачи порешать, и что там ещё нужно. И вчера вечером я как раз должна была готовиться, а сегодня идти пересдавать.
Но вчера мы играли спектакль, последнюю детскую ёлку в сезоне. Пропади они пропадом, эти ёлки. Нет, деньги платят, и вообще они совсем не лишние, но как же я устала от этих ёлок!
Во-первых, сказка была очень уж странная. Нет, обычная, про приключения Маши и Вити, но на современный лад. Типа Дед Мороз – маразматик, Маша с Витей – малолетние гопники, и все прочие герои тоже не сахар. А нас с другом Лёхой вообще позвали красиво постоять и побегать со шпагами, а в финале сделать фехтовальную сценку, типа как победили зло. Я в душе не ведаю, зачем в той сказке была сценка со шпагами, но режиссёр сказал: «Хочу», а он – друган нашего ВасильБорисыча. И всегда просит, чтобы кто-то из клуба поучаствовал в спектакле – ну там рыцаря настоящего детям показать, или мушкетёра, или ещё кого. И в этот раз повезло нам с Лёхой, это я думала, что повезло – посветиться в сказке на сцене нашего театра, да ещё и денег заработать.
Друзья из клуба рассказывали, что ёлки – это даже весело. Настоящая сцена, говорили они, настоящий спектакль, говорили они, зрители в восторге, и денег дадут, вам понравится, говорили они. Только вот в этот раз что-то пошло не так.
Глава 3
Я вообще нормально общаюсь с детьми, ну, если дети нормальные. Нам время от времени приходится – если заказывают рыцарей или ещё кого на детские дни рождения, или выпускные в младшей школе или садике, или просто на городских мероприятиях. А тут дети оказались через одного какие-то, прямо скажем, долбанутые. Дикие, бешеные, а слова им не скажи – тут же подбегают мамашки, вы что, «этожеребёнок».
И вот вчера у нас был полный зал «этожеребёнков». Весь спектакль они бесились, орали, швыряли на сцену попкорн, фантики от конфет и даже стакан с остатками колы полетел в нашу Бабу-Ягу, и прилетел бы, да я отбила. Дети пришли в восторг и бросили ещё один, пришлось и его отбивать. Ну вы что, круто же – стоит на сцене девушка и шпагой отбивает весь тот мусор, что они бросают, обделаться можно от крутости. И можете представить, как я была к финалу зла! Утешало только то, что это последний спектакль, и всё, я свобо-о-оден! Завтра получить деньги, на которые, кстати, уже планы – новый костюм заказать, я сама-то не швея ни разу, и досвидос.
И вот, выходим мы после спектакля в фойе, где ёлка стояла, и видим, что от той ёлки тоже рожки да ножки остались. Как ураган пронёсся – как только она вообще стоять осталась, бедная. Игрушки разбитые валяются, мишуру в клочья порвали, гирлянда не работает. Я так офигела, что прямо с ходу и спросила:
– Это что за кабздец? У вас так всегда в финале?
Можно было и не спрашивать, потому что я слышала обрывки разговоров, как все билеты разлетелись, и даже два дополнительных спектакля давали, потому что не было отбою от желающих прийти. Ну вот, пришли, называется. Если это новогодняя ёлка, то я Чебурашка, не меньше.
Мой партнёр Лёха тут же и слинял, надо было ему куда-то бежать. А я почему так же не сделала, до сих пор не понимаю. Театральную компанию я так толком и не узнала, потому что в общих репетициях мы почти не участвовали, только пару раз, когда наш номер встраивали в спектакль. И зачем я пошла со всеми этими тётеньками и девушками в гримёрку – ну, сначала чтоб снять костюм, а потом уже и еда-питьё, конфетки-бараночки. У меня-то, кроме жвачки, ничего в карманах не было, и я честно предложила поделиться, но на меня замахали руками – мол, не парься, всё сейчас найдём. И не поверите, нашли – и выпить, и закусить, и быстро накрыли на одном из столов. У банки оливок оторвалось колечко, за которое её открывать, пришлось достать из рюкзака нож и открыть ножом. На меня удивлённо смотрели, а я пояснила, что не дура по нашим закоулкам без ножа и без баллончика ходить.
И вот когда мы разлили по первой, всё и случилось. Дверь открылась и вошёл нет, не режиссёр, как все мы сначала подумали, и не кассир – сказать, что деньги будут сегодня, а не завтра. А какой-то левый мужик в костюме Деда Мороза.
Это сейчас я вспоминаю и понимаю, что и костюм был не театральный вовсе, куда там театру такой шёлк на шубу и такую опушку на шапку! И снежинки на той шубе будто настоящие. И навершие посоха так и искрило – чтоб сделать такой посох из диода, говна и палки, нужно сильно заморочиться, плавали, знаем. И холодом от него понесло будь здоров, мне даже сначала показалось, что окно на улицу какой-то дурак открыл, а на улице, между прочим, честные минус двадцать пять.
И вот этот зверь лесной, чудо морское, как откроет рот, да как скажет-скажет!
– Вы что наделали, охальники?
Мы вылупились на него, потому что не врубились вот совсем. Кто охальники? Мы охальники? Ну ты, дед, и загнул!
Я прям не удержалась даже и спросила:
– Дед, ты чего, с дуба рухнул? Мы-то тут причём?
Можно подумать, мы этих детей вместе с родителями где-то на улице нашли и в зал силком притащили, вот они и взбесились.
– Я, устав от трудов праведных, хотел отдохнуть, а что увидел?! В храме искусства детей дурному учат, плохое поведение одобряют!
Три раза одобряют, конечно. Ты, дед, прости, но тут было без вариантов, только пережить, как стихийное бедствие. Ураган неуправляем.
Мои невольные коллеги принялись всё это деду на пальцах объяснять – и что не виноватые они, дети сами пришли, такие, какие есть, и что режиссёр заставил, и что Машка, актриса на главной роли, его любовница, потому и выпендривается, и ещё что-то, но только деду, как я понимаю, всё это было по боку. Глянул он на нас свирепо, стукнул своим посохом по полу со всей дури, и сказал:
– Что ж, теперь вы узнаете, каково это – в этих сказках жить! Вы поймёте, как это важно, чтобы в сказке всё случилось правильно, как в волшебных книгах тысячи лет назад записано! И помяните моё слово: коли и в этот раз сказки испортите, так глыбами ледяными и останетесь!
От посоха полетели в разные стороны снежинки, здоровенные, сверкающие, и одна такая снежинка плюхнулась прямо на меня. Я ощутила, что замерзаю – вот как на остановке в нашу сторону стоять зимним вечером, только там постепенно, а тут раз, и готово. И когда я поняла, что всё, больше не могу, сознание-то и отключилось.
И включилось обратно вот теперь.
И стою я такая, посреди роскошно разубранной комнаты, глазами хлопаю, а вокруг меня куча народу копошится. Туфельки с бантами, чулочки вышитые, платье пышное на огромном кринолине, волосы в кудряшки завили и ленточками украсили. Трусы только забыли надеть, да какие ж тут трусы, в сказках же про трусы не рассказывают?
Ну что ж, значит, нужно разбираться, что и к чему. Потому что мне домой надо, мне нельзя в сказку, у меня мама, папка, клуб и экзамен по термеху.
Глава 4
Меня привели в здоровенный зал – ну точно, как в музее каком. У нас в городе таких больших и нет, наверное. А тут – паркет блестящий и скользкий, шторищи на окнах в складочку, люстры хрустальные с подвесками на солнце переливаются, везде позолота, на потолке картина – ну вот зачем она там, кому её там вообще смотреть, эту картину?
На стенах тоже картины. На них боёвочка, прямо загляденье, я бы рассмотрела поподробнее – во что там люди одеты и чем сражаются. Но сначала нужно рассмотреть кое-что другое. Точнее – кое-кого.
Зала была заполнена людьми, разодетыми ещё почище меня. У меня так, платье пышное, кудряшки да цветочки, а у этих – и шитьё золотое, и драгоценности сверкают, и все на моё лицо да платье уставились.
А мы с вредной тёткой шли-шли, и примерно в середине зала остановились.
– Принцесса Элиза! Госпожа гофмейстерина Матильда Мариборгская! – объявил распорядитель торжества, тощий человек в чёрном.
– Кланяйтесь, ваше высочество, – злобно прошипела гофмейстерина Матильда.
Сама она не очень-то изящно склонилась, отклячив пышный зад и взмахнув всеми своими огромными юбками. На репетициях спектакля за такой косячный поклон актёры могли и поджопник от помощника режиссёра получить, я сама видела.
Я дерзко улыбнулась ей и сделала балетный реверанс – с рукой в сторону, глубоким плие, не отрывая пяток от пола – чтобы на собственной юбке не поскользнуться, на таком паркете это как нефиг делать. А потом ещё и в другую сторону. И не стала подниматься из плие, сижу, такая, на пол гляжу – пусть меня поднимают, кто там должен это делать.
Вы не подумайте, я всё это знаю чисто потому, что в клубе к игре готовилась в прошлом году. Правда, не по этой дурацкой сказке, а по «Трём мушкетёрам», но там тоже был король, и мы все его приветствовали. А балетные поклоны на артфехе выучила и на танцах, танцы-то у нас в клубе тоже есть.
– Дочь моя, поднимитесь и подойдите, – услышала я мужской голос.
Поднялась, юбку хвать осторожненько, чтоб и на подол не наступить, и посередь залы не завалиться, и пошла себе вперёд. И гляжу – ага, сидят, двое. Мужичок постарше папки, папке сорок лет осенью было, а этому – полтинник, наверное. Но одет – прямо ух. Надо запомнить хорошенько, потом домой вернусь – всем расскажу. Хотя, конечно, это сказка, это образцом брать можно, но только если не историчка.
Так вот, король, его величество, значит. Весь в синем с золотом, столько вышивки, что камзол должен колом стоять. И стоит, наверное, потому что – почему он так прямо сидит, будто тот кол проглотил? Корона здоровенная и тяжёлая, такая лёгкой быть не может. Но по виду – то ещё величество, вид у него какой-то несерьёзный. Такое ощущение, что крикнешь на него посильнее, а он убежит и спрячется.
А рядом с ним, значит, королева. Она мне мать? Или не мать? Почему-то смотрит так злобно, что понятно – эту просто так не испугаешь. И платье у неё очень даже ничего, фиолетовое, тоже с золотом. И корона ничуть не меньше, чем у короля, а то и побольше. С огромными камнями. А такие вообще бывают, или только стекло? Или в сказке всё бывает?
Я подошла и ещё раз сделала лёгкий реверанс – лишним не будет. И стою себе дальше.
– Вот видите, душенька? Моя Элиза – истинная принцесса! Вылитая покойная Алианна! – сказал король с самой сладкой улыбкой, которую, наверное, смог изобразить.
– Да, теперь я вижу, что это принцесса, – с неудовольствием проговорила королева. – Тристан, сын мой, извольте предложить принцессе руку, – и глядит куда-то в сторону.
