Больница в трех кварталах отсюда.
Мои ноги предательски замедляются с каждым шагом.
Я замираю на пороге больницы.
Современное здание из стекла и бетона, автоматические двери, светодиодное табло с расписанием приема. И этот запах – специфический, едкий, смесь дезинфекции, антисептиков и чего-то болезненного. Он ударяет в нос, даже когда я еще стою снаружи.
Желудок сжимается. После того случая в школе я ненавижу больницы. Неделя в реанимации, потом еще три в ожоговом. Этот запах въелся в память так же глубоко, как шрам – в кожу.
Но я стою у входа и вдруг понимаю: все эти годы я просто пряталась. От воспоминаний, от огня, от жизни. Законсервировала прошлое внутри себя и боялась, что если тронуть – снова развалится все.
А теперь – я крепче сжимаю букет – судьба дает мне шанс пойти дальше.
Делаю шаг вперед.
И в этот момент из дверей вылетает парень. Молодой, в пуховике нараспашку, с телефоном у уха. Он не смотрит по сторонам, врезается в меня плечом.
– Эй! – я качаюсь, пытаясь удержать равновесие.
Букет вылетает из рук, падает в снег. Белые хризантемы рассыпаются по ступеням.
Парень даже не останавливается. Проходит прямо по цветам – хруст стеблей, лепестки втаптываются в грязный снег – и продолжает свой путь, не оглядываясь.
– Так нельзя! – кричу я ему вслед. – Вы хоть извинитесь!
Он не слышит. Или не хочет слышать. Исчезает за углом здания.
Я смотрю себе под ноги. Цветы раздавлены, испорчены. Белизна лепестков смешалась с грязью.
Что это? Какой знак посылает мне судьба?
Лихорадочно обшариваю карманы. Нет карт. Я забыла их дома, в сумке. Идиотка.
Вздыхаю, пытаюсь унять дрожь в руках. Плохое предчувствие ползет по спине, как холодные пальцы.
Но я уже здесь. Я дошла. Надо идти дальше.
Поднимаюсь по ступеням, автоматические двери с шипением распахиваются.
Главный холл просторный, светлый. Белые стены. Кафе справа, электронная очередь слева. Проходная с турникетами – три охранника в форме частной компании и администратор за стойкой регистрации.
– Добрый день, – говорю я, подходя к стойке. – Мне к Громову. Максиму Громову, второй этаж, палата двести семь.
Администратор – девушка лет двадцати пяти в белой блузке – смотрит в компьютер.
– Громов Максим Андреевич? – уточняет она. – Вы в списке посетителей?
– В списке? Я… нет, но…
– Тогда не могу вас пропустить. Только родственники и те, кто указан пациентом в списке допущенных лиц.
– Но мне нужно его увидеть! Это очень важно!
– Всем важно, – девушка возвращается к монитору. – Правила больницы. Можете связаться с пациентом, попросить добавить вас в список.
Паника поднимается волной. Цветы, растоптанные в снегу. Знак. Судьба злится на меня за то, что я не уговорила Макса вчера. Не настояла. Не объяснила, что Башня – это не шутка.
И теперь она не пускает меня к нему.
– Послушайте, – я достаю кошелек, – может быть, можно как-то договориться? Я заплачу. Мне действительно нужно…
Девушка резко поднимает голову. Охранники выпрямляются.
– Девушка, что вы себе позволяете? – голос становится жестким. – Антон, подойди, пожалуйста.
Черт. Черт, черт, черт.
Один из охранников направляется ко мне. Я пячусь назад, и в этот момент замечаю группу людей, проходящих через отдельный турникет слева. Человек пять, над турникетом горит табличка "Отделение переливания крови".
– Я с ними! – кричу я, бросаясь к группе.
Администратор встает.
– С кем "с ними"? Девушка, стойте!
– У меня очень редкая группа! – иду в атаку, протискиваясь к донорам. – Четвертая отрицательная!
Охранники начинают переглядываться. Девушка качает головой.
– Сейчас все с редкими группами…
– Нам правда нужна, – раздается голос сзади.
Оборачиваюсь. Врач. Немолодой, седые волосы, измученное лицо, белый халат с бейджем "Заведующий отделением". Он смотрит на меня внимательно.
– Для пострадавших с пожара, – добавляет он. – У нас как раз пациент с четвертой отрицательной. Кровопотеря серьезная.
Сердце делает кульбит.
Не потому даже, что я понимаю – Громов ранен, возможно, серьезно. А потому что я ужасно, до дрожи в коленях, боюсь всех медицинских процедур. Иголок. Крови. Всего этого.
Врач подходит ближе.
– Девушка, я вас проведу, если не врете. – Он смотрит мне в глаза, как будто видит насквозь. – Нам правда очень нужна эта группа. Проверим в лаборатории, и если подходит – окажете неоценимую помощь.
Я стою на негнущихся ногах.
Думаю о Максе, который, возможно, прямо сейчас истекает кровью. О Башне, которая продолжает рушить нам жизни. О своем страхе перед иглами и больницами.
– Хорошо, – шепчу я. – Идемте.
Мысленно молюсь, чтобы ничего плохого не случилось.
Врач кивает администратору, та что-то печатает, турникет открывается. Он ведет меня по коридору – белые стены, указатели, запах антисептика становится сильнее с каждым шагом.
Меня усаживают в донорское кресло – мягкое, откидывающееся, обтянутое кожзамом. Пытаюсь глубоко дышать, но сердце колотится как бешеное. Руки липкие от пота.
– А это не больно? – спрашиваю я, когда медсестра – полная женщина лет пятидесяти – накладывает жгут на руку.
– Совсем чуть-чуть, – успокаивает она.
– А много крови возьмете?
– Стандартную порцию. Четыреста пятьдесят миллилитров.
– Это… это много?
– Нет, милочка. Организм легко восполнит.
Она протирает вену спиртовой салфеткой. Я отворачиваюсь, не могу смотреть.
– А это долго? Процедура?
– Минут десять-пятнадцать.
– А если мне станет плохо?
– Тогда сразу скажете. Но обычно все нормально переносят.
– А вдруг у меня не та группа?
– Тогда просто поблагодарим за желание помочь.
Я не могу остановиться. Слова льются сами – любые, лишь бы не думать об игле, которую сейчас введут в вену.
– А часто люди теряют сознание? А после можно сразу идти или нужно полежать? А правда говорят, что нельзя потом тяжелое поднимать?
Медсестра вздыхает.
– Посмотрите в окошко, – говорит она, – кажется, там пожарная машина.
Я автоматически поворачиваю голову к окну. Ищу красный автомобиль, мигалки…
И почти не чувствую укол. Только легкий холодок в вене.
– Вот и все, – радостно говорит медсестра. – А вы боялись.
Смотрю на свою руку – на месте укола белеет ватка. Я смущенно улыбаюсь.
– А вы сразу кровь перельете? – спрашиваю, все еще надеясь, что моя кровь поможет Максу прямо сейчас.
– Ха! – медсестра проверяет систему. – Ваша кровь отправится в банк крови. Сначала все проверки пройдет. А пострадавшим перельют уже заготовленную, проверенную.
Сердце падает вниз.
Все идет не по плану. Я примчалась его спасать, а получается…
– А это что? – киваю на пробирку, которую медсестра уносит к столику.
– Быстрые анализы, чтобы понять, что с вами все в порядке. Ну и группу подтвердить, – хмыкает она. – Посидите спокойно, милочка. Не дергайтесь.
Я прижимаю к себе сумочку свободной рукой и снова смотрю в окно. Просто чтобы отвлечься от вида собственной крови.
И замираю.
На улице он. Максим Громов.
Сначала я думаю, что показалось. Но нет – когда я чуть привстаю с кресла, то вижу четко: это он.
Размах плеч, уверенная походка. Он идет от здания больницы к парковке, и форма пожарного сидит на нем так, словно он родился в ней. Рабочий костюм слегка тронут копотью на плече, но это только добавляет ему мужественности. Волосы взъерошены, на скуле – небольшая царапина.
Он выглядит… живым. Невредимым. Потрясающе привлекательным.
Широкие плечи, прямая спина, эта уверенная мужская энергия, от которой сердце пропускает удар. Даже уставший, после пожара, он выглядит как человек, способный вынести на руках весь мир.
Сердце набирает темп – но уже не от страха перед иглой.
Вот он! Живой! И такой…
Чудо?
Тогда для кого я согласилась сдавать кровь?
За спиной медсестра гремит пробирками. Я не обращаю внимания. Сердце бьется как загнанный зверь – процедура, страх, и теперь еще вид Макса, который должен быть в больнице, но спокойно идет по улице.
Я начинаю лихорадочно соображать, как выбраться отсюда, когда к Громову подскакивают двое детей.
Мальчишки. Один совсем маленький, лет шести, в красной куртке. Второй постарше – лет девяти, в джинсах и пуховике. Они бросаются к Максу, и тот приседает, обнимает их обоих.
За детьми идет женщина.
Молодая, веселая, светлые волосы распущены по плечам. Она поднимает над головой букет – белые хризантемы, точно такие же, как у меня – и явно улыбается Громову.
Макс выпрямляется, берет младшего мальчика на руки, второй хватает его за свободную руку. Женщина подходит, протягивает цветы.
Они выглядят как семья.
Идеальная, счастливая семья, встречающая героя после пожара.
