Павел Смолин "Ван Ван из Чайны 2"

Ван Ван из Чайны 2
Павел Смолин

Спокойная жизнь бывшего теннисиста и действующего тренера Ивана разбилась о лося. Неведомым силам было угодно даровать ему перерождение в китайского паренька в сонной китайской деревеньке. Букет очень интересных родственников, грозный китайский экзамен Гаокао и десятки гектаров полей остались позади, а впереди – учеба в престижном университете Цинхуа и новые знакомства.

Павел Смолин

Ван Ван из Чайны 2

Глава 1

Сетка старенькой железной кровати уютно скрипела, лицо утопало в набитой перьями подушке. Нос щекотал запах картошки с мясом, с кухни доносились тихие звуки – мама гремит чугунками, завтрак готовит, скоро придет меня будить и отправлять в школу. Пошевелив ногами, я услышал протестующий «мяв» – наш кот Васька снова решил свить гнездо у меня в ногах.

– Ванюша, вставай!

А вот и мама. Открыв глаза, я увидел висящие в углу иконы, ковер на стене, старенький черно-белый телевизор и ощутил странную тоску.

– Ванюшка! – повторила призыв мама.

– Встаю! – ответил я и рывком сел в кровати.

Окружение словно по нажатию кнопки изменилось, я потряс головой, похлопал глазами. Солнечные лучи подсвечивали задернутую портьеру, в полумраке комнаты, у противоположной стены, на кровати, лежала бабушка Кинглинг. Я – в общежитии Цинхуа. Я – китаец.

– Я – Ван, – прошептал я, трясущимися руками обняв колени. – Я – Ван, я – Ван, я – Ван…

Через пару минут морок Ивановых воспоминаний исчез. Может я так привязался к бабушке Кинглинг потому, что она очень похожа на старенькую маму Ивана? Не такую, как во сне, а ту, которую он помнил последние годы. К черту рефлексию – она мне никак не поможет, только заставит пожирать самого себя изнутри, пытаясь разграничить в голове мое, мое «старое» и Иваново. Не хочу – мне нравится, как все складывается, и нравится быть вот таким. А если нравится и приносит пользу – к чему лишние заморочки?

– Будильник? – услышала мое копошение бабушка Кинглинг.

– Через десять минут, – ответил я.

– Поспи, я пока завтрак разогрею, – с зевком села она в кровати.

– Не, я выспался, – отмахнулся я и пошел открывать портьеры.

Вид – закачаешься: львиная доля кампуса и парка как на ладони. Улочки и дорожки почти пусты – только дворники и садовники, остальные пока сладко спят. Ряд магазинов уже открыт – трудолюбивые торговцы ненавидят упускать прибыль, а подремать пока нет клиентов можно и за прилавком. Неактуально для наемного персонала – этим дремать как правило запрещено. Та еще «деревня», конечно, но в целом бабушка права: люди всегда и везде плюс-минус одинаковые, а здешнее общество не умеет притворяться, и это мне нравится – в моей ситуации быть выгодным и полезным не так уж и сложно.

Покряхтывая, бабушка поднялась на ноги, подхватила косметичку и пошла приводить себя в порядок. Вчера она вернулась почти в полночь, крайне довольная и изрядно выпившая. Очень старалась меня не будить, но я в тот момент и не спал – весь вечер убил на корректировку плана, и теперь спокойно буду воплощать его в жизнь.

Подхватив свои «мыльно-рыльные», я тоже отправился умываться. Пустовато как-то – за вчера и сегодня никого на нашем этаже не встретил. Лето, каникулы, и комнаты и общие места неизбежно наполнятся студентами с началом учебного года или близко к нему. Закончив с процедурами, я закинул вещи в комнату и по частично разобранной сумке с припасами вычислил актуальное местоположение бабушки – на кухне, завтрак греет. Туда я и направился, прихватив составленный вчера список – я о нем конечно же не забыл, потому что себе не враг, и хочу жить на новом месте в комфорте и достатке.

Доедая остатки не испортившихся за пару прошедших дней копченостей под нарезанные овощи и запивая все свежезаваренным чаем, Кинглинг удовлетворенно кивала пунктам из списка и внесла только один дополнительный:

– Скоро этот пушок на твоем лице станет щетиной, поэтому нужно заранее купить тебе бритву и пену для бритья. Дэи начал бриться в девятнадцать, но ты опережаешь его во всем.

«Пушок» и в самом деле есть, и я надеялся, что так останется лет до двадцати – не люблю бриться. Или бабушка таким образом просто подает сигнал, что отныне считает меня взрослым?

– Спасибо, – поблагодарил я за заботу. – Как твоя подруга?

– О, судьба отвернулась от моей дорогой Юань Ронг, – с утрированной грустью вздохнула бабушка. – Ее внук не смог достойно сдать Гаокао, и теперь будет учиться настоящей рабочей профессии – оператора станка. Отличное дополнение к ее старшей внучке, которой повезло стать швеей на фабрике кроссовок.

– У операторов станков с ЧПУ неплохие зарплаты, – заметил я.

Вправду неплохие – тут же формально коммунизм, и рабочим платят достойно.

– А еще у них есть доплаты за работу на вредном производстве, им предоставляют общежития, бесплатный обед в рабочие дни и порой выдают путевки в санаторий, – с ехидным выражением лица поддакнула Кинглинг.

– Мы должны проявлять уважение к рабочему классу, – важно заявил я то, что реально думаю. – Сами будучи крестьянами, мы как никто должны знать о важности ручного труда и производства для человечества. Без уважаемых людей, которые производят материальные блага, мир попросту не сможет существовать.

– Бесспорно, – отмахнулась Кинглинг.

Вот оно – дитя интеллигенции, погрязшего в самодовольстве и воротящего нос от представителей класса-гегемона. Бог ей судья – я бабушку Кинглинг люблю вне зависимости от ее взглядов на мир, но социальный шовинизм не разделяю совсем – это у меня от китайского папы, который исповедует принцип «все профессии важны». Шутка – это от сказочным образом обретенного чужого (чужого, и всё тут!), но такого полезного для меня жизненного опыта.

Закончив завтракать, мы помыли «казенную» посуду, быстро переоделись – школьной форме и спортивному костюму я предпочел легкомысленные шорты и белую рубашку с коротким рукавом – и отправились за покупками.

– Я оставлю тебе восемь тысяч юаней, больше пока не получится, – принялась распределять бюджет бабушка. – Постарайся тратить их разумно – если будет нужно, я, конечно, пришлю тебе перевод, но помни о том, что нам предстоят большие траты на строительство дома и приведение старого в порядок. Контракт Дзинь и Донгмэи – это хорошее начало, но кто знает, что будет дальше?

Неприятно. Не сумма – она реально неплоха – а необходимость клянчить деньги у родных. Ничего, если не оплошаю, ситуация скоро изменится.

– Буду стараться покупать только самое необходимое, – честно пообещал я.

По средствам жить надо.

На улице стояла жара – за тридцать, а к полудню прогноз погоды обещал все сорок. В Сычуани температуры были похожи, но здесь меньше влажности, поэтому было сложнее и хотелось скорее вернуться к кондиционеру. Предстоит несколько недель легкой акклиматизации, пока организм не привыкнет. Ерунда.

Маленькая электрическая плитка, личная кружка, пластиковая бутылка, в которую удобно наливать воду и брать с собой на тренировки, плавательные трусы с шапочкой и очками для меня – ходить в бассейн – и купальник для бабушки, потому что ей еще на Хайнань ехать. Запас риса, запас лапши, запас приправ, чай, немного овощей – через пару недель мне приедет посылка, и большую ее часть займет съестное – и некоторое количество курицы и свинины, которое будет надежно храниться в общей морозилке на кухне под присмотром камеры. В правилах общежития ничего о запрете на готовку еды прямо в комнате не сказано, поэтому за плитку меня не выселят.

Дальше – бытовые мелочи, без которых никак: моющие средства (порошок для стирки и средство для мытья посуды в общаге казенные) для ухода за комнатой, тряпки, высокотехнологичный набор из швабры и ведра на два отсека – в одном полощешь, в другом отжимаешь, очень удобно – и немного дешевой «домашней» одежды с дополнительным полотенцем. В финале – шлёпанцы для прогулок по общаге. Большего пока не нужно – тоже приедет из дома, посылкой.

– Цены вообще не отличаются от тех, к которым мы привыкли в Сычуани, – когда мы шли к общаге с набитыми рюкзаком, чемоданом и пакетами, поделилась наблюдениями довольная бабушка. – И гораздо выгоднее, чем в лавке скупердяя-Гао Джина.

– В кафе даже ниже, чем в Гуанъане, – поделился я в ответ. – Вчера я поужинал на удивление вкусной и дешевой лапшой в жирном свином бульоне. Но в кафешках с европейской кухней ситуация другая – они дорогущие, и я в них ходить не буду.

Интересная особенность – китайская и «общеазиатская» кухня намного дешевле. Может это такой способ прививать студентам патриотизм или просто кафешки наживаются на любителях экзотики? Пицца здесь доступна только тем, у кого реально богатые родители, а для меня – только по большим праздникам.

– У меня есть еще четыре часа до отъезда, – сверилась с часами Кинглинг. – Сходить с тобой в больницу?

– Я сам, – с улыбкой покачал я головой. – Можешь приготовить для нас обед? Без вашей с мамой и бабушкой Джи готовки мне будет сложно, и я бы хотел как следует объесться перед долгой разлукой.

– Хорошее яичко! – умилилась бабушка. – Ступай, и не забудь документы, а я пока приготовлю настоящий пир! Как включить эту плитку? Если не успеешь – покушаешь один, но постарайся успеть. Ты же не откажешься проводить меня до станции?

– До вокзала! – поправил я. – Заодно потренируюсь пользоваться столичным метро. Здесь сенсорное управление, смотри…

Показав бабушке, как пользоваться сенсором, я сунул папку с бумагами в освобожденный от покупок рюкзак, сунул ноги в кроссовки и вышел из комнаты, морально готовясь окунуться в раскаленный ад на улице. Миновав пару корпусов общежитий и людей на оживших улочках, я прошелся мимо сетевухи, трех кафешек, учебного корпуса и добрался до больницы.

Здесь тоже имелись охрана и металлодетектор, а внутреннее убранство коридоров, зеркальный лифт и неплохого дизайна мебель напоминали об элитности Цинхуа. Медицина – штука функциональная, но лечиться в окружении хорошего ремонта и мерно гудящих кондиционеров все-таки приятнее.

Прокатившись до второго этажа, я сориентировался по табличке со стрелками и номерами кабинетов и пошел в правое крыло. Тоже пустовато, но из-за некоторых дверей доносились обрывки разговоров, а проход мимо кабинета стоматолога вызвал противные мурашки вдоль позвоночника звуком работающей бор-машины. Хорошо, что мои зубы в полном порядке, и сюда мне пока не надо.

Около 216 кабинета на скамейке сидел толстый паренек чуть выше среднего китайского роста – мне по плечо, то есть. Темные волосы уложены в аккуратный пробор, на подбородке – одинокий прыщик, лицо покрыто потом, карие глаза смотрят как бы сквозь меня. Не что-то необычное – просто так смотрят на того, на кого не нужно тратить силы.

– Привет. Занято? – указал я на дверь кабинета.

– Угу, – буркнул он, не утруждаясь ответным «приветом».

О, а я же его видел – именно он, выбиваясь из сил, бежал по стадиону во время спортивных отборов и потом долго валялся на травке, пытаясь отдышаться под презрительным взглядом наблюдающего за его группой преподавателя.

– Спортсмены идут без очереди, – прощупал я возможность пройти комиссию быстрее при помощи инструкции от учителя Пэна.

– Если перед ними нет другого спортсмена, – буркнул пацан.

«Это ты-то спортсмен?» – этого я, конечно, не сказал. Понятно, что он имеет ввиду наш факультет.

– Значит я за тобой, – заявил я и уселся на мягкую скамейку у стены напротив.

Не удостоив меня ответом, толстяк достал из кармана ингалятор и сделал из него вдох. Ну точно «спортсмен»!

– Астма? – спросил я чисто от скуки.

– Тебе-то что? – отмахнулся он.

– Да в общем-то ничего, – пожал я плечами. – Просто я только вчера приехал сюда из деревни и никого здесь не знаю.

– Из деревни? Повезло, – индифферентно ответил пацан.

Необщительный какой. Понять можно – с такой фигурой ему явно доставалось в школе, вот и старается держаться подальше от потенциальных хулиганов. Я с этой точки зрения в целом опасен – вон здоровенный какой. Паренек достал смартфон и уткнулся в него, как бы демонстрируя нежелание общаться дальше. Я занялся тем же – посмотрел на успехи близняшек в виде семиста тысяч подписчиков на канале и десятки миллионов просмотров на «шоколадном видео», добавил в друзья в соцсетях две с половиной сотни «постучавшихся» незнакомцев и запостил фотографию с бумагой о зачислении. «Вичат» пиликнул сообщением от бабушки на тему как дела, и я честно ответил, что сижу в очереди для тех, кто должен идти без очереди.

На этом способности телефона меня развлечь закончились, и я убрал его в карман, предприняв еще одну попытку пообщаться с однокурсником:

– Мы будем вместе учиться, да?

– Полагаю, что так, – ответил он, приблизив свой телефон к лицу.

Вздохнув, я сымитировал обиду, уперев локти в колени и положив подбородок на ладони:

– Не надо мне было говорить, что я из деревни. Вы, городские, почему-то нас ненавидите, – добавив голосу горечи, процитировал. – «Грязноногие крестьяне», «вы черные как негры»…

Ощутив опасность – вдруг я сейчас ему накостыляю за лично выдуманный шовинизм – пацан перевел на меня взгляд с телефона и заявил:

– Я тебя не ненавижу – мне вообще все равно, кто откуда.

– Это хорошо, – улыбнулся я. – Наконец-то я встретил нормального городского жителя! Или ты сам тоже из деревни?

– Нет, я вообще не из Китая, – покачал головой однокурсник. – То есть я – китаец, но родился и вырос за границей. Сюда поступил по квоте для иностранцев, потому что отец заработал достаточно денег, чтобы вернуться в Пекин. Весь прошлый год мне приходилось ходить на языковые курсы, потому что у меня были некоторые проблемы с письмом.

– Двойное гражданство вроде запрещено? – проявил я свои небогатые юридические познания. – Или у тебя только иностранное?

– Двойное, – наконец-то улыбнулся пацан, отыскав чем можно безобидно похвастаться. – Под закон не попадают дети работников посольств, родившиеся за границей.

– Твой отец – дипломат?

– Нет, он просто много лет работал поваром в посольстве, – ответил пацан и напрягся.

Потому что здесь образовалось отличное окно для стеба над лишним весом.

– В какой стране? – спросил я вместо этого.

– В России, – с облегчением на лице ответил он.

– Ого, знаешь русский? – перешел я на другой язык.

Шары однокурсника чуть не вылезли из орбит:

– Конечно. А откуда знаешь его ты?

– Мой прадедушка много лет работал переводчиком. Вот, научил, – ответил я.

– Интересная у вас деревня! – рассмеялся пацан.