Оксана Алексеева "Практическая романтика"

– Почему тебя-то? Никогда в жизни больше не буду сидеть в троллейбусах! Блин, надо было рядом с тобой стоять…

Я медленно перевела взгляд на большое окно и выдохнула с облегчением – конкретно в этом троллейбусе я оказалась не самой большой идиоткой.

После того случая я слушала ее рассказы чуть внимательней. Оказывается, для Верочки и не было секретом поведение Большой восьмерки – Керна и его приятелей, таких же придурков. Учились они в том же институте, в разных группах, нечасто посещали занятия – числились там больше для галочки. Нередко издевались над другими, а иногда и выходили за все допустимые рамки, – и никаких последствий, потому что с деньгами их семей можно выпутаться из любой проблемы, а вуз закрывал глаза на что угодно, если это вовремя подсвечивалось финансовыми вливаниями. В их дружеской компании был и сын мэра, и дочь нефтяного магната, а сам Герман – сын Марка Керна, владельца крупнейшей сети отелей побережья, в том числе и «Грёз русалки».

Два месяца в Москве притупили ощущения от неприятной сцены, там я погрузилась в апатию другой природы. А вернувшись, уже спокойнее воспринимала неприятный инцидент. С Большой восьмеркой я однажды столкнулась в коридоре института – они просто прошли мимо. Я-то замерла, не в силах пошевелиться, но Герман, шагавший впереди, мазнул по мне взглядом, ни на секунду не задержавшись. И тогда я поняла, что он меня не узнал. В смысле, вообще никак – я для него не лохушка, которую он развел на потеху своим друзьям, а вообще никто. Это было обидно, но одновременно успокаивало. Вышло, что мой позор никто не собирался мусолить, потому что Верочка об этом тоже не спешила распространяться – ей-то совсем не хотелось вспоминать, как ее идеальный любимый обнял ее занудную сестренку.

Большая восьмерка хоть и числилась в том же учебном заведении, но со мной и мне подобными практически не пересекалась. Я ненавидела их, но ненавидела на недосягаемом расстоянии. В то время как сами они даже не придавали значения моему существованию. Отчего я ненавидела их еще сильнее.

В ненависти я была не одинока, ее поддерживали многие. За исключением Верочки и подобных ей кретинов, которые, наоборот, хотели бы любым образом приблизиться к группе избалованных мерзавцев. Однако я начала замечать, что говорят о них слишком часто, и теперь сама недоумевала, почему же раньше этого не замечала, ведь это была излюбленная тема студенческих сплетен. Оказалось, что мне еще повезло: их проделки иногда были настолько ужасными, что я, можно сказать, вообще ерундой отделалась. Например, в восемнадцать лет Герману Керну подарили дорогущую тачку, на которой он в первую же неделю насмерть сбил человека. Разумеется, богатый родитель откупил сыночка, того даже прав не лишили. В сравнении с подобным мелкие шалости выглядели лишь шалостями.

У Германа в предыстории еще несколько ярких эпизодов упоминалось, но старые дела заботили не так, как новые происшествия, порождающие свежие темы для обсуждений. И даже не захочешь, а все равно будешь в курсе, что Керны опять судятся с Невскими, а их сыновья, Герман и Юрий, остаются лучшими друзьями. Вероятно, тем самым они доводили и собственных отцов, поскольку для их дружбы не придумывалось больше никаких причин: Юра Невский настолько отмороженным идиотом никогда не являлся, потому вообще непонятно, что он забыл в этой компании. Его даже в том самом злополучном троллейбусе не было.

Слухами коридоры полнились, не ограничиваясь только центральными персонажами. Приходилось узнавать, что Кристина, та самая вечно смеющаяся красавица-блондинка, снова попала в таблоиды с очередным ухажером преклонных лет, который на вид ей в дедушки годится. Или что Кеша-торчок опять торчит, мало его богачи-родители денег угрохали на лечение, чтобы снять наследника семейной индустрии с иглы. Или как близняшки Анжела и Ангелина устроили в коридоре почти порно-сцену, заворожив тем самым всю мужскую половину института, включая директора, – они специально изображают эти нежности на грани инцеста, чтобы доводить всех подряд. Или о том, как Анатоль с Мишелем улетели в Мёлльталь прямо в конце семестра, в очередной раз всем показав, как именно забивается болт на институтские правила. И уже там сын мэра сломал ногу – собственно, именно с этого происшествия и открылся путь в «Грёзы» для меня.

Да, присутствие в отеле семи из Большой восьмерки несколько удручает, но я не позволю радости потухнуть из-за такой мелочи. Понятно же, что они туда едут не ради практики или трудового стажа, будут только отдыхать и выносить мозги постояльцам. Мне со своей стороны остается придерживаться той же стратегии, которая работала целый год после нашего знакомства: ненавидеть, но на расстоянии, и никогда ни по каким вопросам не пересекаться.

Итак, я переехала к морю для того, чтобы получить самую лучшую на свете специальность. И теперь у меня есть возможность почти три месяца провести в «Грёзах русалки» на практике, что для обычной студентки можно считать прорывом. Вряд ли потом я скажу, что моя жизнь не повернула наконец-то в лучшую сторону. Спасибо Галине Петровне, для которой «все студенты – ее дети», но в первую очередь она все-таки подумала о рейтинге успеваемости.

Глава 2. Куда ж без Верочки?

Я должна была это предвидеть!

Стоило сообщить Вере о том, что меня уже оформляют в «Грёзы», как она зависла: просто застыла в воздухе и никак не могла сфокусировать взгляд. А как сумела снова двигаться, бросилась ко мне буквально в ноги и завизжала, оглушая ультразвуком:

– Сестра, сестреночка… господи! Ульяна, как же повезло! Я всегда знала, что твоя учеба поможет! Боже, если бы у любых действий всегда были такие результаты, я бы сама из институтской библиотеки не вылезала!

Я ненадолго опешила – никак не укладывалось в голове, что Вера так искренне за кого-то радуется. Не слишком вписывается такое в ее характер. Так я и недоумевала ровнехонько до той секунды, пока она не сформулировала свой восторг окончательно:

– Договорись обо мне! Ты же договоришься, правда? Перезвони Галинычу, – так студенты называли нашу завкафедрой. – Для нее мы все как дети, а уж сестренку лучшей студентки она точно пристроит!

– Э-э-э, – тянула я, осторожно отодвигая от себя девушку. – Никого она не пристроит, с чего ты взяла?

Верочка округлила зеленые глазища, поднырнула снизу так, чтобы глядеть на меня как можно жалобнее.

– Ульяна, а кого тебе еще пристраивать? У тебя ж никаких друзей здесь нет, кроме меня?

Строго говоря, и она никогда не была. Но сейчас не об этом:

– Да с чего ты взяла, что Галина Петровна сможет выбить еще одно место?! – я уже кричала, не в силах осмыслить ее просьбу целиком.

Но Вера своему репертуару не изменяла – она ничего не видела и не слышала, если уже погрузилась в свои желания:

– Да раз уж «Грёзы» выделили восемь мест, то выделят и девять! У них там тысячный штат, одной лишней и не заметят!

Поняв, что разумные аргументы бессильны, я просто открывала и закрывала рот. С растущим отчаянием я только слушала, что именно обязана сказать Галине Петровне, в каком месте разговора разреветься, чтобы ее разжалобить, и что Вера за такую услугу мне будет по гроб жизни обязана. Мне ее обязанность была без надобности, что сестра и прочитала в моем взгляде, потому и перешла к открытым угрозам – мол, если я отправлюсь на практику, вышвырнув ее за борт, то такого она мне уже никогда не забудет. И если до сих пор терпела мое присутствие, то только потому, что мы родня. И как раз в моей власти продемонстрировать, считаю ли я ее своей родней тоже.

Она чередовала кнуты, пряники и давление на гниль. Дошло до того, что я уже была готова просто отказаться от этого места, лишь бы туда взяли Верочку. Так ведь все равно же не возьмут! Прямым текстом было сказано, что следующим в списке претендентов стоит Михайлов, ему и предложат. Чтобы очередь дошла до Верочки, половина нашего факультета должна отказаться, предоставив ей дорогу. Все это я говорила, повторяла и старалась не выходить из себя, – и все равно не была услышана.

Хуже стало, когда с работы вернулась тетя Римма, преспокойно выслушала истерику дочери и посмотрела на меня строже, чем смотрела до сих пор.

– Хватит уже визжать, Верочка, – обратилась она к дочери, но не отрывала пристального взгляда от моего лица. – Ты же двоюродной сестре даже думать не даешь. Разумеется, Ульяна сделает все возможное, чтобы и тебя приняли в такое место. Мы семья, а в семье именно так и поступают.

Она впервые вспомнила о семье за полтора года моего пребывания здесь. Отношения между нами оставались холодными. Конечно, мама присылала деньги, я не питалась за счет родни, но все равно их стесняла своим присутствием. Тетя Римма никогда об этом раньше прямо не заговаривала – я просто чувствовала, но и не винила ее: никто не обязан радоваться, когда к нему в дом какую-то воду на киселе поселяют. Всегда до сих пор я полагала, что она сделала для меня больше, чем была обязана, и теперь не находилась с ответом. Тетя Римма все так же бесконечно спокойно продолжила:

– Ульяна, не хотелось бы вспоминать старое, но все-таки это мы не задали тебе ни единого вопроса, когда поселили у себя. Даже ни разу не спросили, что ты там в Москве натворила, раз так спешила оттуда убраться. Сейчас Верочке нужна твоя помощь, так странно ли, что она после всего от тебя этой самой помощи ждет?

Если ее дочь давила беспорядочно, то эта женщина сразу взяла быка за рога. И ведь нельзя сказать, что она хоть в чем-то приврала: ей в самом деле просто навязали племянницу, и она в самом деле никогда лишних вопросов не задавала. А что встала на сторону дочери – так кто бы на ее месте не встал? В такой атаке я выиграть и не могла:

– Я позвоню Галине Петровне, спрошу у нее. Но, пожалуйста, не расстраивайтесь, если она откажет…

Тетя Римма легко отмахнулась:

– На большее мы и не рассчитывали!

Рассчитывали, конечно. Мне даже звонить заведующей с таким вопросом было стыдно, и уж я точно могла предположить, какую реакцию получу в случае отказа. А в том, что мне откажут, я и не сомневалась.

Я не ошиблась:

– Васнецова, ты там от радости умом тронулась? Может, пусть Михайлов поезжает, а тебе лучше проконсультироваться с медиками?

Во мне никогда не было столько наглости, чтобы и после этого продолжать. И я бы попрощалась, если бы на моей руке во время этого телефонного разговора не висела Верочка, постепенно расширяя глаза до невообразимой окружности и начиная жалобно поскуливать. Я решила сделать невозможное – то есть выставить себя еще большей дурой, хотя говорила монотонно, не в силах еще и какие-то эмоции изображать:

– Галина Петровна. Пожалуйста. Неужели нет никакой возможности вписать на практику еще и Веру? Нет? Жаль.

На это заявление женщина рассмеялась, я безнадежно развела руками, но Верочка не сдалась – подтянулась к трубке и заголосила:

– Галиночка Петровна, пожалуйста! Вы хотя бы позвоните им, спросите!

– И тебе здравствуй, Васнецова! – поздоровалась завкафедрой и с Верой, хотя тон ее быстро изменился, стал холоднее – видимо, и до нее уже дошло, что этот абсурд будет продолжаться, пока его не остановят усилием воли. Сама она его и остановила, не скрывая злорадства: – Я бы позвонила, да вот только чувствую, что на слово вы мне в отказ не поверите. Потому берите и звоните сами!

– Кому? – от такого поворота даже Вера опешила. – Самому директору, Марку Александровичу?

– Зачем же? – женщина ехидно над нами издевалась. – Герману Марковичу, конечно. Раз уж он всех своих друзей смог пристроить, то в его власти пристроить и еще одного человека. Марк Александрович, может, и в следующем году для наших студентов места выделит, не будем ему уже сейчас показывать, что мы неблагодарные идиоты.

– Герману… Марковичу? – Верочка запнулась.

– Ага, – бессердечно добила Галина Петровна. – Ваша судьба в ваших руках, девочки, а мое имя даже не упоминайте!

Она отключила вызов, и уже через полминуты напряженной тишины сообщением пришел телефонный номер со смайликом на конце. Представляю, как Галина Петровна сейчас над нашими терзаниями ржет. Я сообразила быстрее, швырнув телефон в руки сестренке, и поставила точку:

– Ну всё, теперь дело за тобой!

Верочке деваться было некуда. Но она настолько оцепенела от невозможности выбраться из тупика, что забыла обрадоваться неожиданному получению личного номера своего любимого Германа. Даже ей, с ее-то влюбленностью и не особенной природной одаренностью, было понятно, в каком направлении ее пошлет такой приятный человек, как Герман Маркович Керн, посмей она обратиться к нему с просьбой. Вообще с любой просьбой.

Вере хватило ума не звонить. Она очень протяжно, как побитый щенок, поскуливала себе под нос от безысходности, но сжала пухлые губы и время от времени качала головой, поглядывая на мой мобильник, будто бы саму себя останавливала. А потом с грустненьким-грустненьким личиком поплелась из комнаты, – и это я посчитала финальной точкой. Теперь только сессию закрыть, в «Грёзы» укатить, а по возвращении, возможно, буря уже уляжется…

Да где уж там! Буря и до моего отъезда только набирала обороты. Верочка следующим же вечером поймала меня в комнате, больно схватила за локоть и задышала в лицо с горячечным жаром:

– Ульяна, она нам не просто разрешила позвонить – Галина Петровна, можно сказать, нам задание дала!

– Ну да, – я обреченно поглядывала на конспекты, которые придется отложить, пока сестра опять не придет во вчерашний ступор. – Тогда бери и звони, я ведь не отговариваю.

– Герману?! – заорала она на меня с такого расстояния, будто собиралась укусить сразу за все лицо. – Он же и слушать не станет! А если и выслушает, то точно не согласится! Зато может разозлиться и запомнить – и тогда крест на нашем романтическом будущем!

Я скептически ухмыльнулась:

– Не хотелось бы тебя расстраивать, Вера, по поводу романтического будущего, но…

Вот только оказалось, что у сестры уже созрел план:

– Но Галина Петровна прямым текстом распорядилась, чтобы мы позвонили! И мы позвоним!

– Герману? – на этот раз спросила я, чувствуя себя полной дурой.

– Нет, конечно! Юре Невскому! – она победоносно вынула из кармана какой-то листок. – Я сегодня всех друзей подняла, а они своих друзей, а те своих… ну, ты поняла. И теперь у меня есть номер лучшего друга Германа. И даже ты должна быть в курсе, что с Невским можно договориться. Да, вероятность отказа та же, но зато мы после этого не попадем в черный список жертв, над которыми будут измываться до самого выпускного! Понимаешь, Ульяна? Я нашла выход, при котором мы ничего не теряем! Так что бери и звони!

Мне удалось оторвать ее руки от моей одежды и отступить на шаг.

– Почему я?

– Потому что… – Верочка начала гневно, но вдруг сбавила тон, сцепила руки в замок, будто собиралась умолять, и запричитала: – Потому что только так может что-то выгореть. Ульяна, тебя уже приняли и именно тебе посоветовали позвонить, а я, выходит, никто – и никаким боком пока к «Грёзам» не отношусь… И если он откажет, то уже всё, я просто лягу и умру. Понимаешь? Ты понимаешь, что это, быть может, мой первый и последний шанс оказаться к Герману так близко? Ты, бесчувственная заучка, которой нет дела до чужих сердечных мук, хотя бы представить способна, как сильно все мое счастье зависит от того, что ответит Юра?

– Ты каждую бесчувственную заучку разжалобить сумеешь…

– Лягу и умру! Прямо здесь!

Безнадежна. У Верочки крыша не просто съехала, но еще и к земле гвоздями приколотилась, чтобы никаких шансов не осталось вернуть ее на место. Я взяла у нее из рук телефон с уже набранным номером, соображая, что скажу. Скорее всего, он просто посмеется, но виноватой после этого я себя чувствовать откажусь. Плохого о нем я знала только то, что он лучший друг Керна. Так что вроде бы Верочка права – я ничем не рискую. Зато будет надежда, что помирать она уйдет в другую комнату, ведь ко мне претензии должны иссякнуть.

Глава 3. Невского в президенты!

Юра ответил почти сразу:

– Кристина, это уже реально не смешно. У меня полтора процента зарядки!

Похоже, мой звонок пришелся не вовремя. Но отступать было уже поздно:

– Юра, здравствуй. Мы не знакомы…

– У тебя совесть есть? Ты как будто цель поставила меня задолбать.

– Я не Кристина, если ты…

Он перебил:

– Ну-ка, еще раз повтори.

По смыслу во фразе содержался наезд, но тон был мягким. Потому я просто промямлила снова:

– Юра, мы не знакомы, меня зовут Ульяна.

– Не Кристина? – его тон изменился. Вероятно, и повторить он просил только лишь для того, чтобы лучше услышать мой голос. Но вкрадчиво уточнил: – И не от Кристины?

– Нет, – я усмехнулась. – Меня зовут Ульяна, и я звоню по очень важному вопросу, – я перевела взгляд на Верочку, которая даже не дышала, а по громкой связи слышала весь разговор. Быстро вдохнула и затараторила, чтобы не дать самой себе возможности передумать. – Юра, я еду на практику в «Грёзы русалки», а надо туда еще и Веру. Так Галина Петровна сказала! Хотя сказала она совсем не так, но суть не в этом. Я решила спросить, сможешь ли ты помочь. Она моя сестра, а я… просто решила обнаглеть… ради сестренки! Понимаешь?

– Даже близко нет, – ответил он без паузы. – Я вот прямо сейчас пытаюсь припарковаться на перекрестке Теркина и Маркса, если ты понимаешь степень моего гемора. А еще через минуту у меня или телефон сядет, или вечернее занятие начнется. В общем, у тебя секунд тридцать.

– Чтобы объяснить?

– Наоборот. Чтобы понять. Тебя неправильно информировали. «Грёзы» – это не наш отель, и каждый в городе знает, что побережье практически разделено надвое – Керны направо, Невские налево. В смысле, всё восточное направление – это не ко мне, это скорее к Герману. Скинуть номер? – он несколько секунд подумал. – Хотя он просто проржется, даже слушать не станет про твою сестренку… Ну если только твоя сестренка не топ-модель. Она не топ-модель?

– Нет.

– Тогда советую даже не соваться. Герман козлина, сбить с толку его можно только о-очень длинными ногами. И то ненадолго. И то, если сестренку совсем не жалко. Я бы ему свою сестренку не доверил. Собственно, каждый день благодарю судьбу, что у меня ее нет.

Мне он уже нравился! Они точно лучшие друзья? Я невольно начала улыбаться:

– Именно поэтому я и звоню тебе, Юра. Ни за что не решилась бы тебя беспокоить, но ты сам сформулировал очень верно. Боюсь, тут или с твоей помощью, или вообще никак. Видишь ли, для нас с сестрой практика в «Грёзах» – это за гранью мечты.

– Не знаю, могу ли я что-то сделать… – он обрадовал хотя бы тем, что все еще не послал, а всерьез задумался. – Слушай, Ульяна же, да? Давай для начала попробуем…

И всё, в трубке вдруг повисла тишина. Повторный набор подсказал, что сбылось самое пессимистичное предсказание, и прямо сейчас продолжить разговор не получится. Я, честно говоря, увидела надежду – судя по всему, с Юрой можно поговорить об этом и завтра. Но Верочка вдохновилась до надежды совсем другого уровня: она подскочила на месте и завизжала от счастья:

– Мы были правы, он все устроит! Только надо ковать, пока горячо! Поезжай туда и добей!

– К… куда?

Верочка вытаращилась на меня, как на полоумную.

– Ты почему такая медленная-то, Ульяна? Неужели у тебя весь мозг на учебу израсходовался, а на жизнь ничегошеньки не осталось? Тебя же прямым текстом пригласили – к учебному центру на перекрестке Маркса и Теркина. Занятие длится не больше часа, скорее всего, как раз успеешь собраться и спокойно доехать. Так даже лучше! При личной беседе куда больше шансов разжалобить и убедить. Ты ведь в лицо Невского знаешь?

– В… видела.

– Ну так и чего расселась? Вставай скорее! Надо успеть накраситься.

Я кое-как ожила:

– Это еще зачем? Я же не крашусь.

– Один раз нужно – тебе же разжалобить и убедить… Хм, кстати, никогда не замечала, какая ты у меня симпатичная… Ну, не в полном смысле этого слова, возрадуемся, что хоть все части лица на месте. Сейчас немножко глазки подчеркнем, ты кого хочешь потом в «Грёзы» устроишь!