Я вспомнила свое детство, юность и даже третьесортный университет, который кое-как закончила. Потом пошла работать секретаршей, но меня хватило только на полгода. А после – непроглядная тьма. Уволилась и, наверное, стала искать новую работу. Или нет. Вот здесь память превращалась в черную дыру. Мне двадцать два года. Я не помню, как отмечала двадцать третий день рождения. Предыдущие днюхи справляла дома, с матерью и отцом и неизменным тортом с дурацкими съедобными цифрами. Мать заказывала эти бисквитные горы, щедро сдобренные взбитыми сливками и кремом, у одной своей знакомой, и непременно поверх кремовых цветов стояли цифры. Я ненавидела все эти кулинарные изыски и каждый торт в отдельности. Мать не считалась с моими желаниями и отваливала кучу денег за то, что мне было не нужно. Меня бы устроил простой торт из магазина, ведь суть праздника состояла не в поедании всяких дебильных блюд, а в совместном досуге. Подруг у меня не было. С несколькими я переписывалась в сети, но ни одну не рискнула пригласить домой, где царствовала моя мать.
Михаил щелкнул задвижкой. В комнате с красными шторами можно было запереться. Мы поставили свои коктейли на стол и задернули шторы поплотнее, чтобы никто не смог сунуть к нам любопытный нос.
Сколько на этом корабле тех, кто точно так же не в курсе, что происходит?
– Ты кажешься адекватной.
Спасибо! Именно это я и хотела бы услышать от кавалера на первом свидании. Ну или на втором.
– Ты тоже ничего, – буркнула я.
– Здесь нет камер. Я их не заметил.
– Что было ночью?
– Я спал. Наверное.
Вообще-то, меня интересовало, что было до того, как мы заснули. Успели ли мы пошалить, прежде чем вырубились? Или он тоже ни черта не помнил?
В комнате не было ничего примечательного: кровать с прикроватными тумбами, шкаф, письменный стол, две полки над ним и стул. Все в бордовых тонах.
– Здесь ничего нет, я уже несколько раз проверял, – проговорил Михаил, когда я начала рыскать по шкафам. Мне самой надо было убедиться, что тут никто ничего не оставил. Никаких подсказок. Я откинула алое покрывало, свисавшее до пола, чтобы заглянуть под кровать, но наткнулась на два выдвижных ящика, которые тоже оказались пустыми.
– С каждым часом в моей голове появляются мысли, догадки, воспоминания, – начал Михаил, когда я присела на кровать. – Я почти вспомнил прошлую жизнь, которая была до этого корабля. У меня есть сестра, а у нее больной сын. – Он ходил взад и вперед по крохотной комнате: от окна к двери и обратно. – Нужны были деньги на операцию и лекарства. Я хотел их заработать и не знал как. Дальше – чернота. Не помню, чтобы где-то вкалывал. Сидел без работы, иногда ходил на собеседования. А ты что помнишь?
Я рассказала обрывки из своей жизни – те, которые, вероятно, предшествовали вот этой морской прогулке. Тоже сидела без работы. Может, этот корабль – своеобразный ад для тунеядцев? Однако котла и демонов я не заметила. Толпа снаружи не собиралась нас мучить.
– Тут есть странные помещения.
Его тон начал меня пугать. Он был слишком серьезен и сосредоточен на своих мыслях. Я еще в своих предположениях не разобралась, а он уже про странные помещения начал.
– Это чувство, будто тебя качает и немного мутит, какое-то странное. Фальшивое, что ли.
Меня мутило по-настоящему.
– Я думаю, – он остановился и посмотрел на меня в упор, не мигая и не отводя взгляда, – это все иллюзия, как будто сон наяву. Мы ощущаем запах мяса из ресторана, вкус дрянного коктейля, а на самом деле этого нет. Возможно, нет и коктейля. Не удивлюсь, если нет и тебя.
Я была вполне реальна!
– Все вокруг – обман. Солнца, неба, моря нет. Нет этих пустолицых людей. Ничего нет. Есть только иллюзии. Что-то происходит в наших головах. В моей голове. Мы встретились в каком-то измерении, далеком от привычной жизни. Возможно, наша привычная жизнь – тоже иллюзия.
Он не выглядел сумасшедшим и говорил убедительно. Я верила каждому его слову! Не могли же мы вдвоем сойти с ума!
– Послушай, – подскочил он ко мне и сильно сжал мои предплечья. – Прошу, запомни адрес моей сестры. Если я не выберусь, найди ее.
И он продиктовал адрес раз пять, чтобы я точно его запомнила. Мы с ним были из одного города. Лесная улица, тринадцатый дом, квартира на третьем этаже, из лифта налево. Да запомнила я уже, отцепись!
– Я хочу посмотреть, что за белой дверью.
Он резко разжал руки, и я чуть не завалилась на кровать.
Куда же мы вляпались? Я никогда никому не причиняла вреда, не воровала и даже не брала в долг. Некому было надо мной издеваться, пытать или устраивать такие эксперименты с иллюзиями.
Мы шли к злополучной белой двери. Я озиралась по сторонам и растягивала губы, изображая улыбку. Будто мне тоже весело. Вообще-то, стало любопытно, что за дверь взбудоражила моего спутника. Он выглядел крепким мужчиной, и я чувствовала себя рядом с ним в безопасности. Надеюсь, он сможет дать отпор, если на нас кто-нибудь нападет. Сама я дралась последний раз в школе, классе в пятом, с мальчиком, который мне нравился. Он любил толкать меня так, что я падала, и приходилось давать сдачи: замахиваться и со всей силы бить его по спине своим миниатюрным кулаком.
Люди вокруг не представляли опасности. Они просто болтали, иногда бросая на нас пустые взгляды, и смотрели не на нас, а сквозь.
Белая дверь была на одном из нижних ярусов. Неприметная, узкая, с круглой хромированной ручкой и незапертая. Михаил уже туда заглядывал и увидел длинный коридор. Зайти туда в одиночку он не решился. А я будто обладаю суперзнаниями и являюсь мастером спорта по борьбе! Красавчик, ты что-то перепутал. Давай пойдем в ресторан и посмотрим, не дают ли тут креветок. Может, на этом судне не так уж плохо. К чему это любопытство? Нас никто с корабля не гонит, никто нам не угрожает. Мы же должны куда-то приплыть в итоге!
Он был настроен решительно и хотел знать, что там за белой дверью. Я желала оставаться в безопасном месте, но он убедил меня, что ничего страшного не произойдет. Возможно, все вокруг – сон, мы проснемся и забудем всю галиматью, которую сочинил уставший мозг. А если все вокруг реально, то вряд ли нам причинят вред, ведь кто-то невидимый допускает, что народ будет веселиться, а не страдать в пыточных камерах.
Дверь поддалась сразу, без единого скрипа. Мы прошли в тесный коридор и закрыли дверь, отрезав веселящихся людей, морской воздух и солнце. Пахло хлоркой, как в больницах. Стены и свет тоже напоминали лечебное учреждение. Лампы светили так ярко, что пришлось прищурить глаза. Мы быстро дошли до конца прямого коридора и уперлись в еще одну белую дверь. Она тоже была не заперта.
Мне подумалось, что мы попали в какие-то технические помещения, где рано или поздно должен был появиться мужик в тельняшке и разразиться ругательствами на двух идиотов, которые зашли туда, куда им заходить не следует.
Я стояла за спиной Михаила и прислушивалась к звукам нового места. Было тихо. Он приоткрыл дверь, осторожно вышел и потянул меня за собой. Мы очутились в длинном широком коридоре с множеством дверей. Возле стен стояли обитые оранжевым дерматином диваны и черные журнальные столики. В ближайшем к нам конце коридора было окно, а за ним черная решетка. Мы метнулись посмотреть на мир за этими стенами и увидели асфальтированную стоянку, освещенную несколькими фонарями, где легковые автомобили ждали своих хозяев. Никакого моря, чаек и солнца. Шел дождь, и было темно. Мы находились на втором или на третьем этаже.
И ни души!
Что-то стукнуло сзади, и я резко обернулась. Никого не было видно, но чьи-то голоса раздавались совсем близко, за одной из ближайших дверей. Мне не хотелось ни с кем встречаться и выспрашивать, что тут происходит. Я схватилась за Михаила и увидела, что на нем сероватая пижама: мятая рубашка и штаны. На мне было такое же одеяние. Мы беглецы. Психи!
– Сюда, – он потянул меня в сторону двери с большим стеклом, за ней оказалась спасительная лестница.
– Эй!
Я увидела мужчину в белом халате, метнувшегося в нашу сторону с другого конца коридора.
Мы бежали вниз. Сердце колотилось с бешеной скоростью.
Заорала сирена.
Лестница гудела от топота преследователей. Я бежала так быстро, как могла.
Дверь в самом низу оказалась закрытой. Михаил дернул ее пару раз, но она не поддалась. Он отпихнул меня к стене и ударил по двери ногой. Она распахнулась, что-то звякнуло, и на нас дыхнула холодом темная дождливая ночь.
Мы выскочили на мокрый асфальт в мягких кедах. Далеко впереди виднелся забор, высотой не меньше двух метров, за ним – чернота. Михаил крикнул: «Беги!»
Я кинулась через пустую автостоянку, машин было мало. Они остались за спиной. Нигде не спрятаться, на этой асфальтированной площадке мы как на ладони.
Раздался хлопок, я пригнула голову. Шлепок заставил сердце ухнуть.
Я обернулась и увидела, что Михаил распластался на асфальте. Только дернулась в его сторону, но тут же сообразила, что ему не выбраться: он лежал не двигаясь. Люди в белых халатах приближались.
Рванула к стриженым кустам, высаженным на клумбе посреди стоянки. Раздался второй хлопок, я споткнулась и чуть не завалилась на асфальт, но быстро поднялась и погнала изо всех сил к забору.
На решетки можно было взобраться. Никакой колючей проволоки или острых наконечников. Я влезла на самый верх, перекинула ногу и взглянула туда, где остался мой друг. Его уже окружили, а меня почти нагнал молодой мужчина в белом халате. В оранжевом свете фонарей блеснули его очки. Я оцепенела и чуть не слетела с забора. Он остановился. В его руках не было оружия, электрошокера или шприца – ничего, что помогло бы ему меня остановить. Я упала в мокрую траву на той стороне и снова взглянула в его сторону. Он был уже у забора, к нему бежали двое в белых халатах. Он просто смотрел на меня, не призывая остановиться.
Я метнулась в лес, но далеко не ушла. Ноги вязли в земле. Я спряталась за толстый ствол и аккуратно высунулась. За мной, похоже, никто не гнался. Впереди мелькнул свет фар, машина пронеслась где-то совсем рядом. Я пошла на звук и вскоре добралась до дороги.
Выглядела я ужасно: грязная, мокрая пижама, кеды все облеплены землей, спутанные волосы. Любой здравомыслящий человек должен был отправить меня туда, откуда я сбежала.
Свет фар разрезал темноту, легковушка ехала небыстро. Я смело шагнула на дорогу. Может, если машина переедет меня, я проснусь в теплой постели и подивлюсь тому, что мне привиделось.
Не знаю, что со мной произошло. Я либо больна на голову, либо в опасности. Слишком смутно помнила то, что было до этой дьявольской прогулки на ненастоящем корабле.
Желтая машина с шашечками на крыше остановилась возле меня. Водитель опустил стекло.
– Трудный день? – спросил он, когда я осторожно подошла к пассажирской двери.
Я кивнула. Говорить не могла. Водитель предложил сесть, и я залезла в машину на заднее сидение, стараясь не сильно запачкать салон. Меня лихорадило. Я замерзла. Ноги промокли, одежду тоже залило дождем.
Мы поехали по дороге, сжимаемой деревьями. Редкие фонари не выхватывали ни знаков, ни построек. За окном были деревья, лес и дорога с белой прерывистой полосой посередине.
– Куда едем? – спросил водитель.
В моей голове не нашлось адреса. Где я жила раньше? Я помнила город, саму квартиру, но напрочь забыла, на какой улице находился мой дом. Даже не помнила района, где жила, магазинов или каких-то примечательных построек. Что стояло возле моего дома? Торговый центр или парк? Память молчала.
Я помнила адрес сестры Михаила. Лесная улица, дом тринадцать, первый подъезд. Все. Были ли у меня тети и дяди, где они жили? В моей памяти образовались пугающие дыры. Почему в голове застрял только адрес сестры красавчика, которого я толком не успела узнать? Неужели я чем-то больна? А может, мне не стоило сбегать? Пить кисло-сладкий коктейль под ярким солнцем лучше, чем сидеть в грязной мокрой пижаме, ехать в неизвестность и надеяться, что тебя хотя бы выслушают. Я хотела бы узнать, что со мной случилось.
Мы въехали в город, и дома с черными окнами оживили несколько воспоминаний из далекого детства. Я видела широкую улицу, по которой мы с матерью ходили в гости к каким-то ее подругам. Лавки мелькали в черноте, а трехрожковые фонари, стоявшие между ними, освещали пустой тротуар.
– Который час? – спросила я робко.
– Половина десятого, – ответил водитель.
Мало кто гулял по темным улицам, прямо как во времена моего детства. Это в последние годы город разросся, понастроили в нем жилых домов и торговых центров. Кутить можно было всю ночь до утра.
Я увидела вход в парк. За большим забором деревья стояли близко друг к другу, и могло показаться, что там вовсе нет дорог. Но они были. Это я помнила. Я любила этот парк с его укромными беседками и тихими тропами и часто гуляла там с подругой. Мать ненавидела это место. Я пряталась там от ее чрезмерного контроля, отключая телефон или сбрасывая ее звонки.
Водитель свернул в переулок, и я с ужасом подумала, что мне нечем платить. У меня не было с собой ничего, кроме дурацкой пижамы и грязных кедов.
Машина остановилась.
– Простите, мне нечем заплатить, – виновато изрекла я и вцепилась в ручку, чтобы сбежать.
– Считайте, что я заработал плюс в карму, – отшутился водитель. – Я живу в соседнем доме.
Судя по голосу, он и вправду был добрым человеком. Я поспешила выйти, пока этот человек не передумал. Впрочем, по моему внешнему виду и так было понятно, что денег у меня нет.
Я осталась одна возле подъезда с огромной черной дверью. Где-то далеко шумели машины. Фонари окрашивали все вокруг в оранжевый цвет. Тропа пролегала через палисадник и уводила в черноту.
Я подошла к подъезду. В это мгновение из него выскочил какой-то угрюмый парень в толстовке и даже не взглянул на меня. Я юркнула в подъезд. Совсем не хотелось звонить в домофон и пытаться на весь двор объяснить, кто я такая и что мне нужно.
Я и сама не знала, зачем сюда пришла, к этой незнакомой женщине.
А вдруг она здесь не живет? Или случится так, что она куда-нибудь уехала. В санаторий. В больницу. У нее ведь больной ребенок.
Я поднялась по лестнице на третий этаж и нашла нужную дверь. Осталось позвонить.
Нажала на черную круглую кнопку и услышала громкий перезвон, похожий на птичью трель. Что я скажу? Кто я? Зачем пришла? Из миллиона вопросов выделялся один: почему ничего не помню? Я надеялась, что люди по ту сторону двери дадут ответ на этот вопрос.
Дверь распахнулась, и я растерялась.
Темноволосая женщина одной рукой придерживала дверь, а другой уперлась в косяк. Она была красива, даже очень. Как ее брат. Лицо узкое с высокими скулами, тонкие губы и огромные карие глаза. Сперва она осмотрела меня сверху вниз, а потом снизу вверх, взгляд ее остановился на моих глазах и парализовал язык.
Я опустила голову и стала разглядывать ее ноги в серых тапочках на танкетке, соображая, что же сказать, чтобы эта женщина меня впустила и выслушала. Да, выглядела я крайне паршиво. За полчаса, что ехала в такси, мокрая пижама не просохла, а кеды по-прежнему были облеплены землей. Не догадалась их обтереть об траву.
– Вы Екатерина? – это все, что я смогла выговорить.
– Да, – ответила женщина, и по интонации, уместившейся в одном коротком слове, было ясно, что она не в духе. Я бы на ее месте тоже была не в духе.
– Мне о вас рассказывал Михаил, ваш брат.
Она все еще смотрела на меня и, скорее всего, прикидывала, какую службу вызывать. Я сама чувствовала себя больной на голову, которой и вправду место в лечебнице.
– Я просто хочу поговорить, – промямлила, подняв глаза и снова встретившись взглядом с этой остролицей красавицей.
– Входите.
Женщина отступила и дала мне зайти в коридор. Я приготовилась говорить с ней в коридоре. В подъезде слишком сильно дуло. Не так, как на улице, но в квартире было заметно теплее. Я надеялась, что перестану по-идиотски дрожать и смогу рассказать странную историю про корабль и встречу с Михаилом.
– Разувайтесь и проходите.
Женщина закрыла дверь, но замок не провернула. Я хотела бы убедить ее, что не причиню ей вреда, но подходящих слов не нашла. Хотелось согреться и присесть на что-нибудь. Ноги подкашивались.
Я сняла грязные кеды и стянула мокрые носки, которые до побега, скорее всего, были белыми. В гостиной стояла серая мебель. Что-то темнее, что-то светлее, но все – серое. Даже большой диван, на который очень хотелось упасть, был серым, но моя одежда не сияла чистотой, и сесть я не решилась.
– Садитесь.
Женщина бросила плед на диван. Ее движения были точными и грациозными, как у ягуара. Внутри меня затаился непонятный страх. Я боялась того, что эта красотка начнет осуждать меня, не даст высказаться и в итоге прогонит из своего дома.
Просторная комната была поделена на две зоны: гостиную, где я мялась возле дивана, и кухню. За диваном стоял большой стеклянный стол с четырьмя стульями, а за столом – кухонный гарнитур с черными глянцевыми фасадами.
Я села на тонкий плед из флиса серого цвета с черными и красными квадратами. Просто божественно мягкий плед! Я бы в него завернулась, но это было бы неприлично. Ноги налились свинцом. Или отекли. Или уже отвалились. Паршивое ощущение.
Екатерина отошла к стенке напротив дивана, где часть полок была открыта, и на них стояли книги, вазы и сувениры. Наверное, сюда планировали повесить телевизор, но так этого и не сделали.
На одной из полок стоял снимок, где Михаил держал на руках мальчика лет семи, к ним прильнула Екатерина. Они улыбались. Эта женщина умела улыбаться. Но сейчас она не выглядела столь беззаботно, как на фото.
Женщина, от которой так и веяло холодом, стояла, спрятав руки в карманы домашних штанов. Этот ее мягкий на вид костюм и тапочки на танкетке никак не вязались с острым суровым лицом. Она смотрела на меня, а я не знала, с чего начать, и мяла грязными пальцами мягкий плед. Я чувствовала себя зайцем, попавшим в капкан, который так и не дождется охотника. Его сожрет хищник.
– Михаил мне не брат. Это он вам так сказал?
– Да…
Я была удивлена и растеряна. Все мои планы и надежды на помощь основывались лишь на том, что Михаил приходится братом этой женщине.
