Наталия щелкнула по иконке «Мой компьютер», выбрала наиболее заполненный диск из всех имеющихся, и… Первое, на что наткнулся ее взгляд: папка «Письма Вите».
«Милый Витенька. Я не могу говорить тебе всех этих нежных слов, которые до сих пор являются моими мыслями, моим дыханием. Но я ведь могу писать тебе, правда? Мне все равно, что ты никогда об этом не узнаешь. Наверное, мне даже уже не важно, где ты, с кем ты. Для меня ты всегда находишься только рядом со мной. Мы с тобой переносимся в прекрасное чудесное место. Там всегда лето, поют птицы, все наполнено ароматом цветов и свежей травы. Там бегают наши дети. Там никуда не надо торопиться и ничто не отвлекает нас друг от друга. Там я всегда могу прикасаться к тебе, целовать тебя. И мне все равно, что эта прекрасная страна является всего лишь моей фантазией. Для меня она более настоящая, чем реальные унылые дни, наполненные болью и страданием. Просто дни без тебя…»
– Вам никто не говорил, что лазить по чужим компьютерам нехорошо?
От неожиданности Наталия вздрогнула. Она быстро обернулась и увидела невысокую русоволосую девушку. Если бы ее взгляды превратились в молнии – вокруг бы все уже запылало.
– Я думаю, что лазить по чужим компьютерам – это ничуть не хуже привычки незаметно прокрадываться в комнату.
– В свою комнату! В свою собственную комнату! – гневно заметила Настя и вдруг метнулась к дверному проему, закричала: – Карвин, фу! Место!
– Гав-гав-гав! – возмутился разбалованный пес и, не обращая внимания на команды хозяйки, попытался протиснуться мимо девушки.
Он радостно сопел и вилял хвостом. Ведь ясно же – в комнате Насти находится чудесная гостья, которая умеет так классно чесать за ушами. Она еще не видела этой черной мохнатой игрушки. Сначала Карвин подразнит гостью странной волосатой штукой, а потом положит голову ей на колени. Только вот Настя ничего не понимает! И сама с ним не играет уже давно, и другим не позволяет!
– Гав! – снова выдал пес.
Наталия спокойно заметила:
– Настя, да хватит вам толкать собаку. Я вас уверяю, что уже рассмотрела черный парик во всех подробностях. Я сначала не поняла, почему вы так занервничали. Но потом вспомнила, что Катя мне рассказывала сегодня про какую-то цыганку со страшным предсказанием. Это были вы? Тогда вас можно поздравить, у вас явные актерские способности. Это же надо, так одурачить и до смерти перепугать одну из самых профессиональных актрис в нашей стране! Я думаю, теперь Карвин все-таки может войти…
– Я сама знаю, что может делать моя собака, – огрызнулась Настя. – Если вы заявились сюда, чтобы шарить в моем компе, выдвигать глупые обвинения и давать советы насчет Карвина, то ваша миссия, я так понимаю, уже выполнена? У меня нет никакого желания с вами общаться!
– Потерпите немного. Я только хочу сказать, что знаю все о вашем плане. И я собираюсь пойти в милицию. Вы зашли слишком далеко. Я просто не позволю, чтобы с Мариной что-то произошло. Поверьте, это в ваших интересах – просто сказать мне, где ваши сообщники прячут Марину…
Весь вид Насти выражал холодное презрение. Закатив глаза к потолку, девушка пробормотала:
– Говорят, мудрость приходит с годами. Но это тот самый случай, когда возраст пришел один! Или в компании старческого маразма!
– Огрызайтесь сколько хотите. – Наталия расстегнула висевшую на плече сумочку, достала удостоверение в красной, как и у сотрудников милиции, корочке. – Я вас уверяю, что нам будет очень легко вывести вас на чистую воду. А парик, – Писаренко сурово сдвинула брови, пугать так пугать, – я изымаю на экспертизу!
Карвин послушно разжал пасть. Хотя по его расстроенной морде явно читалось: как жаль расставаться с такой классной штуковиной…
Наталия с треском захлопнула за собой дверь, спустилась вниз на несколько пролетов, а потом присела прямо на ступеньки.
Грубо все получилось. Все карты раскрыты. Если у Насти окажутся крепкие нервы и она просто не станет пороть горячку и разыскивать своих подельников – то, наверное, действительно придется обращаться в милицию. Только…
Мысли внезапно оборвались. Наталия вдруг услышала, как хлопнула дверь квартиры – судя по звуку, возможно, именно Настина. А потом раздался возбужденный детский голосок:
– Витя, послушай, все осложнилось. Я даже вот из дома вышла, чтобы с тобой переговорить, боюсь, мама услышит. Короче, ко мне только что приходила какая-то тетка. Она что-то подозревает. Нам надо перепрятать Марину, дача моих родителей – это слишком рискованно. У меня такое чувство, что эта тетка все знает. Что значит – у тебя нет машины? Тогда надо найти! Тетка пошла к ментам, нельзя терять времени!
Витя…
Дача ее родителей…
Когда Настя вернулась к себе, Писаренко сразу же достала сотовый телефон.
– Катюша, все в порядке, – затараторила она. – Я думаю, что скоро найду девочку. Подскажи мне адрес дачи Настиных родителей. Нет, прямо у Настиной мамы не спрашивай. Да, лучше позвони соседу…
* * *
Она ничуть не изменилась за то время, что я ее не видела.
Те же рыжие волосы, ехидная улыбка, проницательный взгляд.
Помню, в детстве мне всегда было не по себе от ее взгляда.
Наталия просто здоровалась со мной, а мне казалось, что она все знает про вырванную из дневника страницу и про то, как я дописала напротив своей фамилии в школьном журнале хорошую оценку…
Конечно же, она сразу поняла, что никто меня не удерживает насильно.
Я так понимаю, прежде чем войти в дом и устроить тут последний день Помпеи, она наблюдала в окно, как я спокойно перемещаюсь по комнате, смотрю телевизор, пользуюсь телефоном…
– А ну рассказывай, что все это значит? Ты хотя бы о матери подумала! На ней лица нет! Ты понимаешь, что есть вещи, которыми шутить нельзя! – орет Наталия. Устав, она безошибочно находит кухоньку, я слышу, как звякают чашки и льется вода. Потом Писаренко кричит еще громче: – Мне больше делать нечего, как тебя, поганку, разыскивать! Я сегодня весь день не жрамши, то трупы, то пропажа вот такой засранки, как ты. А теперь давай, все четко и по пунктам, как в армии: что произошло? Я с тобой разговариваю, между прочим!
Честно говоря, я совершенно не знаю, что ей сказать.
Она в принципе мне нравится, даже с учетом того, что из-за нее весь мой план полетел в тартарары, и Наталия орет так оглушительно, что у меня звенят барабанные перепонки. Просто эта женщина – из моего детства. Там было мало людей. Мама на съемках, папа на съемках. У меня никогда не было няни, родители со спокойным сердцем оставляли меня одну. Я умела поддерживать порядок, жарить картошку, не спускать сразу все деньги на мороженое. Может, они считали, что этого достаточно для такой самостоятельной девочки? Только вот не общаться ни с кем я так и не научилась. Сначала во время отсутствия родителей ко мне часто заходила бабушка. Как я радовалась! Бабуля терпеливо выслушивала все мои детские обидки. «Я вот вырасту и тоже уеду. А маме с папой будет грустно, они станут плакать и говорить: «Марина, вернись!» А я все равно не приеду», – озвучивала я бабуле план моей яростной детской мести. Только потом бабушка умерла, и разговаривать стало не с кем.
Меня спасали книги. Я приходила из школы и, наскоро пообедав, ныряла в очередной том. Мушкетеры и Анжелика, Раскольников и Пьер Безухов, герои Золя, Бальзака, Мопассана… Все это – мое детство, мои друзья. Чем старше я становилась – тем больше удовольствия начинали доставлять мне книги. Для меня чтение уже не было просто способом проведения времени. Я училась отмечать красоту стиля, богатый лексикон, знание писателем психологии или безудержный полет фантазии. Весь этот мир казался мне настоящим и искренним. В отличие от актерского, наигранного, искусственного, фальшивого.
В пятнадцать лет я поняла, что, несмотря на то, что я могу стать актрисой, мне меньше всего на свете хочется заниматься этим делом. А больше всего тянет работать с книгами. Филфак, литературный институт – я готова поступать куда угодно, лишь бы мне разрешали вдоволь копаться в моих любимых книгах. Но вот родители… Они продумали мою жизнь до мелочей, они не сомневались в том, что я должна поступать в театральный. Я еще пачкала пеленки, а они уже мечтали о том, как я буду покорять зрителей. Это была такая напоенная соками мечта, такая непоколебимая уверенность, это разрослось до Джомолунгмы, и дух захватывает, и серебристый снежок вершины цепляется за облака. Кто я против этой горы? Никто. Глупый, ничего не соображающий ребенок. Несмышленая девица. Родители лучше знают, что надо их детям. Потом еще сама благодарить буду…
Впрочем, я никогда не обсуждала эту тему с родителями. Хотя уверена, что они сказали бы именно такие слова.
Я очень люблю своих мамку и папку.
Но даже ради них я не могла получать эту ненавистную профессию. Наверное, правду говорят: гены пальцем не выколупаешь. Снимавшие меня режиссеры, коллеги-актеры, даже собственные родители – никто не подозревал, как меня тошнило от всего этого действа. Только один аспект меня радовал – с гонораром можно отправиться в книжный магазин и там ни в чем себе не отказывать…
Конечно, иногда я думала – а может, все-таки попробовать побороться? Ну не звери же они, в конце концов, не будут насильно меня тащить на экзамены. Все это так, но… Мама никогда не разрешала мне носить рваные джинсы с бахромой – настоящие леди ведь всегда одевают платья. То, что я не хотела быть леди, то, что это она решила, будто мне надо становиться леди, – мамулю волновало мало. А папка купил мне не «Макбук», а «Сони-Вайку». Якобы потому, что «Сони» на винде, а с ней совместим весь софт. Но мне были не нужны ни софт, ни винда, ни «Сони» – я хотела попробовать изучить именно макос, но папка все, конечно же, знал лучше меня.
Если они ни разу не уступили в мелочах – они разве окажутся сговорчивыми по более серьезному вопросу?..
Мой план сформировалася еще в прошлом году. Я поняла, что не поступить в театральный я смогу по одной причине – пропуск всех экзаменов. И, кстати говоря, в этом ничего страшного, так как и на филфак, и в литературный институт экзамены сдают позже.
То есть надо где-то перекантоваться две недели… И сформировать у родителей стойкое убеждение, что если я пропущу год и не поступлю хоть куда-нибудь – то со мной случится что-то страшное и ужасное. И будет год обучения в вузе, который мне интересен. Мне, а не родителям! А потом я еще что-нибудь обязательно придумаю…
Ближе к вступительным экзаменам я все рассчитала с дотошностью полководца, планирующего операцию.
Настя в образе цыганки сделает моей мамуле страшное предсказание, из которого станет ясно, что, если я в этом году никуда не поступлю, мне кранты.
Витя возьмет у друзей машину и меня похитит. Это надо на тот случай, если вдруг родителям придет в голову попытаться меня искать. Пусть найдут свидетелей «похищения» и поймут: все очень, очень серьезно.
А перекантоваться можно на даче у родителей Настьки. Домик потихоньку разваливается; денег, чтобы чинить его, как объясняла Настя, у родителей нет, вот они туда и не ездят, чтобы не расстраиваться.
Я доверяла Насте и знала, что она меня никогда не подведет. Несмотря на то, что все между нами запуталось: я люблю Витю, Настя любит Витю, а наш избранник любит то меня, то Настю. Впрочем, пролив немало слез, мы дружно решили, что этот аспект всегда будет за скобками нашей дружбы…
Все складывалось удачно.
Я сообщила Насте, каким поездом приезжает моя мама. Подруга в гриме и костюме (парик шикарный, лицо закрывает полностью! А еще мы купили карие линзы без диоптрий, делающие голубые Настькины глаза пронзительно-черными) смоталась на вокзал, напугала мамулю.
Витя, как заправский бандит, взял у друга машину и меня похитил. Вот это стало для меня настоящей неожиданностью, мы договаривались, что он заберет меня завтра, но у владельца машины были другие планы, так что пришлось поторопиться.
Потом Витя позвонил маме и из кружки провыл: «Вы только не волнуйтесь и в милицию не ходите». Идиотизм, конечно… Но мне хотелось как-то успокоить маму и удержать ее от похода в милицию.
Конечно, мне было очень жалко родителей.
Но еще больше мне было жалко себя!
У меня всегда воровали лето. Я хотела загорать, я обожаю солнце, это мой наркотик – а мне всегда приходилось сниматься.
У меня воровали лето, и я решила не допустить, чтобы украли всю мою жизнь.
И вот теперь я пытаюсь все это объяснить Наталии; и по ее колючим глазам мне кажется, что она ничего не понимает; но я готова встать на колени – лишь бы она только не говорила маме, где именно я нахожусь.
Хочу заниматься книгами.
Не хочу играть.
Господи, пожалуйста, помоги мне! У меня не было детства, не было лета – но я хочу жить своей жизнью, что в этом плохого…
– Ох, девушка, как с тобой все сложно, – вдохнула Наталия. – И тебя мне жаль. И мама твоя с ума сходит. Что мне делать?
Я пожимаю плечами. А Наталия вдруг расстегивает сумочку, достает портмоне, вытряхивает монетку.
– Орел – ты остаешься, решка – едем к маме, – говорит Писаренко. И, зажмурившись, бросает монету вверх.
Страх мгновенно придавливает мне веки.
Секунды становятся километровыми.
Весь пульс жизни бьется в моем сердце.
Мы вместе открываем глаза, невольно улыбаемся и наклоняемся к полу.
Орел.
Орел! Орел! Орел!
Значит, я буду жить своей жизнью!
А маму Наталия уж как-нибудь успокоит. Такие, как она, это точно умеют делать…
Дарья Калинина
Летний дворец
Солнечные лучи заливали пол городской квартиры, где на нежном шелковом ковре, привезенном из Турции, устроились две девушки. Они с интересом разглядывали карту области и, время от времени тыча в нее пальцем, шумно спорили друг с другом.
– Не хочу сюда, тут болото. А на болоте всегда комары!
– Не хочу туда. Это же глухомань! Там даже дискотеки приличной нету.
– Не хочу сюда, тут нету озера.
– Не хочу, там на много километров вокруг нет никакого снабжения. Где я возьму свежие продукты?
– Здесь нет хороших дорог. Если сломается машина, как мы с детьми доберемся назад в город?
Звали девушек Варя и Тата. И были они родными сестрами. Варвара и Наташа Казарины. Так уж получилось, что все семейство Казариных было представлено исключительно женским полом. Главой семьи – его матриархом являлась бабушка Александра Сигизмундовна. Второе, и тоже очень почетное, место занимала ее дочь и мать обеих сестер – Евгения Сергеевна. Третье место делили между собой сестры. И заключали список самые младшенькие – две близняшки, Света и Анютка, – дочери Вари.
У Таты детей пока не было. Но это не значило, что она их не хотела. Младших в семье любили все. И баловали их просто безбожно. Девчонки получали все самое лучшее, свежее, рыночное и экологически чистое. Благо семья могла себе это позволить. Женщины в средствах не нуждались. И благодаря Евгении Сергеевне, владевшей сетью аптек, никаких финансовых трудностей семья уже давно не испытывала.
Вот и этой весной во время семейного завтрака на просторной кухне, обставленной дорогой итальянской мебелью из цельного ореха, бабушка решительно заявила:
– Детям нужен свежий воздух!
Ее фраза повисла в воздухе, потому что перед этим речь шла о том, как лучше вывести пятна со старинной скатерти, которую маленькая Анютка художественно украсила отпечатками своих лапок, вымазанных в черносмородиновом варенье.
– Воздух? – пробормотала Евгения Сергеевна. – Мама, что ты имеешь в виду?
– Свежий воздух! И много солнца! Летом детям нужна дача!
С бабушкой в семье никогда не спорили. Во-первых, дело зряшное, переспорить старуху еще ни у кого из ее потомков не получалось. А во-вторых, бабушка в результате всегда оказывалась права. Вот и в этот раз она сказала чистую правду. Летом детям нужен свежий воздух, много солнца и ягоды с грядок. А где такое получишь? Только на даче.
– Снимать не будем, – опять же решила бабушка. – Не хочу спать на чужих кроватях! Купим свою. Евгения, надеюсь, финансово мы это потянем?
– Разумеется.
– Вот и отлично. Подбором вариантов займутся девочки.
Под девочками бабушка подразумевала Наташу и Варвару. Младшим девочкам было всего по три годика. Так что они в дачах еще ничего не понимали. И умели лишь радоваться той легкой и беззаботной жизни, которую организовали для них старшие женщины.
Покупка летней фазенды дело далеко не простое, а очень хлопотное и суетливое. И Варя с Наташей отлично это понимали. Во-первых, нужно определиться с местом, где будет находиться ваше будущее приобретение. Во-вторых, выяснить, подходит ли вам сам дом. И наконец, третье, но далеко не самое последнее, – это оформление всевозможных бумаг и документов. А как вы хотели? В цивилизованном мире без бумажки ты кто? Правильно, никто и даже меньше того.
Поэтому, чтобы не стать жертвой обмана, сестры обратились в риелторскую контору, специализирующуюся на продаже загородной недвижимости.
– Вы уже выбрали направление? – первым делом спросили у них.
– Мы бы хотели у воды, – робко заикнулась Варя.
– Только Карельский перешеек и только на заливе! – более конкретно объявила Тата. – И не вздумайте предлагать нам места ниже дамбы. Не хотим плескаться в собственных испражнениях.
– Ну зачем вы так, – смутился риелтор – довольно привлекательный дяденька лет тридцати с небольшим.
