Лавров задвинул замаскированную заслонку, через которую он мог незаметно наблюдать за тем, что делается на первом этаже, и в глубокой задумчивости вернулся за свой рабочий стол.
Через несколько минут замигала одна из лампочек, оповещающая о том, что на подходе посетитель из своих. Лавров поднял глаза и за толстым зеркальным стеклом увидел знакомую фигуру бывшего сыщика и начальника летучего отряда Евстратия Медникова, ставшего по новым правилам игры наблюдательным агентом 1-го класса Александром Харитоновым.
Щелкнул механизм дистанционного замка, которым начальник РО, не вставая с места, мог открывать дверь. Вторая кнопка, тревожная, могла мгновенно опустить перед застекленной входной дверью бронированный стальной лист толщиной без малого в дюйм, и тогда незваным гостям пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы попасть сюда.
Лавров кивнул, приветствуя вошедшего. Медников, расстегнув пиджак американского покроя, тяжело опустился в кресло. В кабинете повисла тяжелая пауза.
– Ну что, Степаныч, нарыл чего-нибудь интересного? – наконец без особой надежды поинтересовался начальник. Только за собой он оставил право называть сыщика по-старому.
– Ничего хорошего, господин ротмистр, – мрачно покачал головой агент. – «Крыша течет» все-таки у нас, язви ее в душу! Два десятка людей всего в нашей конторе, только семеро – оперативный состав. Уж проверенный-перепроверенный народ, кажется – и все равно подсадной завелся! Не знаю, на кого и думать!
– А может, перестраховываемся, Евстратий? Товарищество-то у нас по вывеске как раз перестраховочное! – невесело усмехнулся ротмистр. – Ладно, шутки в сторону! Давай-ка еще раз прогоним ситуацию. И вот что у нас получается: Агасфер, как мы и обговаривали, на связь выходит только через переписку супруги с ее подругой. Коды шифровок разовые, и, как меня сорок раз заверяли господа криптологи, в принципе нераскалываемые. Да и не было в них ничего про время отъезда Агасфера. Теперь лед с Ангары, судя по сообщениям газет, сошел – стало быть, наступило время отправляться Агасферу в дальнейший путь.
– Нынче в первой декаде мая лед там пошел, – вставил Медников.
– Ага… А в середине апреля у мадам Бергстрем, за которой мы присматриваем – в одном городе с Агасфером, стерва, на поселении живет все-таки, – появляются вдруг сразу два гостя. Одного из них твои ребята из охранки Петербурга срисовали еще здесь. И тебе по старой дружбе шепнули.
– Так точно, Терентьев объявился. Только он уже не Терентьев, с другими документами приехал, и личность изменил. Я тогда вам, если помните, сразу доложил…
– А я трогать запретил до поры до времени, помню. Очень хотелось второго вычислить. А вычислить удалось совсем недавно. Знаешь, Медников, кто вторым «путешественником» оказался?
Выдержав эффектную паузу, Лавров выдал:
– Никто иной, как разжалованный из гауптманов в обер-лейтенанты господин Гедеке! Тот самый, который у полковника Рунге в австрийской разведке работает и который в свое время так нашего Агасфера в Варшаве прижал, что тот еле оттуда ноги унес!
– Дела-а-а, – протянул ошеломленный Медников.
– Да, дела! Хорошо хоть, что мы Терентьева из виду не упускали. Так что теперь знаем, что за «путешественники» у мадам Бергстрем появились.
– Так брать обоих надо, Владимир Николаевич! – Медников вскочил с кресла. – Они же по душу нашего Агасфера в Иркутск поехали!
– Брать, говоришь? – Лавров тоже встал, прошелся по кабинету и остановился напротив старого сыщика. – Боюсь, что поздно, Евстратий! Я третьего дня своим людям в Иркутск шифровку отправил: задержать обоих под любым предлогом! Поздно! Гляди!
Вернувшись к столу, Лавров вынул из верхней папки синеватый бланк шифротелеграммы и протянул Медникову.
034286/03 СПб., Лаврову.Строго конфиденциально!
Выполнить ваше указание о немедленном задержании немецких путешественников фон Фишера и Лунге возможным не представляется по причине их срочного отъезда в район строительства Кр-Байкальской ветки ж/д. Вместе с ними, по словам квартирной хозяйки, выехала из Иркутска Серафима Бергстрем.
П-к Сережкин Шифровальщик к-н Забродный
– И что ж теперь делать? – Медников выглядел потрясенным. – У него же еще и Настька беременная – вот нашли тоже время… Что делать-то?
– Ждать, Евстратий! Только ждать. Агасфер, как ты знаешь, далеко не мальчик. И постоять за себя умеет! – Лавров помолчал, достал из шкафа графинчик, рюмку. – Жалко, что ты, старообрядец чертов, не пьешь! Самое бы время выпить за удачу нашего Агасфера.
– Доставай вторую рюмку, – глухо отозвался Медников. – Простит мне Всевышний, полагаю, сие прегрешение. А тебя, начальник, об одном прошу: найдем ежели гниду у себя – мне его отдай, а? Отдашь? Я с ним без следствия и суда разбираться стану…
Глава первая
(май 1903 года, Иркутск)
Весна нынче в Иркутске была похожа на норовистую непостоянную девицу: яркие дни с греющим лица и души солнышком сменялись тусклой ветреной непогодью. А то и вовсе казалось, что зима останется тут навечно – с трескучими морозами, нежданными вьюгами – это в апреле-то, прости господи! Вот и нынче: на дворе май, а метет, как в феврале! И с ужасом думаешь, что скоро надо надевать шинель, и, не слишком поспешая, чтобы не потерять начальственного достоинства, спуститься на десяток ступеней и нырнуть в экипаж.
Генерал-губернатор и командующий войсками Иркутского округа, генерал от инфантерии Горемыкин отошел от окна и тряхнул колокольчиком. Из присутственной комнаты в кабинет мгновенно всунулся адъютант Сорокин, всем своим видом изображая кипучую энергию и желание употребить ее во благо любимого начальника.
– Слушаю, Александр Дмитриевич! – по-свойски, но с должной почтительностью адъютант приготовил деловую тетрадь и карандаш.
– Оставьте эту вашу писанину, штабс-капитан! – поморщился Горемыкин. – Что там у нас нынче? Нету больше посетителей?
– Никак нет, сидит один статский, ваше высокопревосходительство!
– Черт их носит в такую погоду! – изумился губернатор. – Впрочем, просите! Я не думаю, что это надолго. А сам, голубчик, не сочтите за труд, скажите мерзавцу Матвею, чтобы в экипаже печурку затопил! Он, небось, у швейцара, в тепле задницу греет, а я как подумаю, что в стылом экипаже полчаса ехать – брр!
– Слушаюсь, Александр Дмитриевич! Стало быть, штафирка статская пусть заходит?
– Да-да, пусть. Не купец, надеюсь? – запоздало спохватился генерал.
– Не похож-с, – покачал головой уже в дверях адъютант. – Хотя я эту рожу где-то видел. Определенно видел!
– Ну, просите, просите… Только предупредите сразу: губернатор, мол, много времени уделить не сможет – крайне занят!
Сорокин понимающе кивнул и исчез. Не прошло и минуты, как дверь снова распахнулась, и на пороге появился господин средних лет в черной паре и с модной столичной тросточкой в левой руке. Это был не кто иной, как Агасфер. Поклонившись, он негромко представился:
– Титулярный советник Бергман. Инспектор Главного тюремного управления Министерства юстиции. Имею честь представиться по причине своего отбытия из вверенного вашему высокопревосходительству округа…
– По Министерству юстиции служите, господин Бергман? – не совсем вежливо перебил Горемыкин. – А почему без мундира, милостивый государь? Или в Министерстве юстиции сие при визите к первому лицу, осуществляющему распорядительные функции в округе, считается необязательным? И почему, собственно, по отбытию, а не по прибытию в мой округ?!
– Потому что я, ваше высокопревосходительство, на самом деле не по Министерству юстиции служу, – улыбнулся посетитель, доставая из кармана конверт и подавая Горемыкину извлеченную из него карточку с золотым обрезом:
Предъявитель сего является личным секретным порученцем военного министра генерал-адъютанта Куропаткина, со всеми вытекающими из сего полномочиями. Имеет право входа в Главный штаб в любое время суток. Содействие предъявителя сего всеми офицерами и генералами РА выполняется по его первому требованию, об отказе в содействии докладывается лично военному министру.
(подпись) Куропаткин
Машинально взяв в руку карточку, Горемыкин бросил на нее взгляд и невольно подтянулся. Вернувшись к своему рабочему столу, надел очки и внимательно изучил подпись военного министра. Он практически еженедельно получал из Петербурга циркуляры, приказы и распоряжения с этой размашистой подписью, поэтому ему не было нужды сравнивать ее с оригиналом.
– Прошу садиться! – кашлянув, произнес Горемыкин. – И извольте объясниться, господин титулярный советник Бергман. Насколько я понимаю, вы изволите быть тайным ревизором военного министерства? Полковник Сапрыкин, начальник контрразведывательного отделения округа, знает о вашей миссии?
– Никак нет, ваше высокопревосходительство, не знает.
– А почему, позвольте осведомиться?
– Я действую согласно полученным мной указаниям военного министра Куропаткина, ваше высокопревосходительство.
– То есть шпионите за своим же братом, офицером? – криво усмехнулся генерал. – Ну и как у вас получается, господин Бергман?
– Боюсь, что неправильно понят вашим высокопревосходительством.
– Что ж тут может быть непонятного? – снова усмехнулся генерал-губернатор. – Совершенно очевидно, что и среди офицеров есть люди, которым доставляет удовольствие узнавать гадости про своих товарищей и фискальничать. Вот вы, к примеру: надели на себя, с позволения сказать, чужую личину, вошли в доверие к офицерам моего округа, что-то выпытывали, подслушивали, надо полагать… А перед отъездом пришли ко мне и будете теперь открывать мне глаза на моих подчиненных и боевых товарищей. Если, конечно, парочку доносов в Санкт-Петербург уже не отправили… Чего ж сразу-то по приезду не явились? Чтобы все по-честному было? Кстати, вы давно в Иркутске?
– Почти полгода… Так вы позволите изложить цель моего визита, ваше высокопревосходительство?
– Излагайте. Раз уж явились, господин как вас там… Бергман? Только умоляю: покороче!
– Должен для начала признаться, ваше высокопревосходительство, что Бергман – не более чем мой рабочий псевдоним. Во-вторых, Иркутский военный округ – не главная моя цель. Скорее, промежуточная. Вынужденная, можно сказать. Я гвардейский офицер и служу в Разведывательном отделении Главного штаба. Надеюсь, вы, ваше высокопревосходительство, слышали об этой новой структуре? И о внимании, которое уделяется нашей деятельности командованием и лично… Гм…
– Только в самых общих чертах. Тема «рыцарей плаща и кинжала» более, по моему разумению, подходит для развлечения скучающих дамочек и всякого рода романтических личностей. А у меня работа, сударь! Огромный массив более прозаической работы…
– Не сомневаюсь, ваше высокопревосходительство. Уверен, что в Петербурге высоко ценят неутомимую службу…
– Перестаньте, милостивый государь! Я не нуждаюсь в комплиментах подобного рода, да еще и от… от…
– …шпиона, – невозмутимо закончил Агасфер. – Тем не менее я, с вашего позволения, или без оного, продолжу. В Иркутск я прибыл с документами инспектора Главного тюремного управления, потому получил приказ освоить совершенно новое для меня дело. Затем мне предстоит выполнить главное задание моего начальства. Попутно меня настоятельно просили осмотреться, так сказать, и в Иркутске.
– В каком смысле, простите, – осмотреться? – В последнее слово генерал вложил весь сарказм, на какой был способен.
– Иркутск – одна из ключевых точек на Транссибирской железной дороге. И единственная ниточка, связывающая центр России с Дальним Востоком. Главный штаб, вам должно быть это известно, рассматривает Японию как одного из наиболее вероятных военных противников. Причем в ближайшее время. И весьма обеспокоен ее активностью…
– Ах, оставьте, милостивый государь, эту многозначительность, основанную, как мне чудится, на досужих сплетнях бездельников! Я читаю, представьте себе, отчеты и донесения наших военных атташе, в том числе из Японии, в которых черным по белому писано, что эта страна и ее армия будет представлять сколько-нибудь реальную опасность не ранее как лет этак через 15–20.
– Я тоже читал эти отчеты, ваше высокопревосходительство, – улыбнулся Агасфер. – Ну а что вы скажете на это?
Сделав небольшое усилие, он отцепил от левой руки трость, достал из портфеля, висевшего на длинном ремне через плечо, коричневую папку и со всей возможной почтительностью положил ее перед Горемыкиным. Тот брезгливо подцепил карандашом крышку папки и начал читать. Не дочитав, однако, и до половины, Горемыкин встал, опершись обеими руками о раскрытую папку и, задыхаясь от негодования, вопросил:
– А позвольте у вас осведомиться, милостивый государь, каким образом к вам в руки попали эти секретные документы?! Большая их часть находится у меня в надежных сейфах, и если покидает их, то сие происходит под строжайшим контролем!
Агасфер хмыкнул:
– Все документы из этой папки имеются в распоряжении японских шпионов, которых в Иркутске едва ли не больше, чем в Петербурге, ваше высокопревосходительство! Не будучи сильно обременен своей инспекторской деятельностью на ниве Главного тюремного управления, я уже пять месяцев беру уроки японского языка у местных японцев. Вернее сказать, у двух резидентов японской разведки. Одного из них вы, ваше высокоблагородие, несомненно, знаете. Это господин Косаидзи, открывший в Иркутске фотоателье примерно два года назад. Я видел у него, кстати, ваш портрет с семейством на парадном месте в студии.
Горемыкин смутился:
– Ну и что с того, что у него висит моя фотография? Он делает отличные снимки, и весь город это знает…
– А вот чего вы, ваше высокопревосходительство, не знаете, так это того, что фотограф Косаидзи является резидентом японского общества «Гэнъёся» и выпускником «Школы русского языка» в японском городе Саппоро. Учеником самого Макано Дзиро[4 - Подлинное имя японского разведчика и руководителя тайного полугосударственного тайного общества. На рубеже веков в Японии существовало немало подобных обществ, созданных для подготовки шпионов со знанием русского, корейского и китайского языков.], проехавшим всю Россию с разведывательной миссией в 1897 году. Должен вам заметить, ваше высокопревосходительство, что с дозволения своего начальства и для пользы дела я позволил себя завербовать и получаю неплохие подачки за то, что хожу в офицерский клуб Иркутского военного округа и подыскиваю кандидатуры для господина Косаидзи. Правда, до сих пор рекомендованные мной офицеры его разочаровывали: они либо не знают военных тайн, либо категорически отказываются от сотрудничества с японцами. Так что Косаидзи даже грозит снять меня с довольствия как неумеху, – рассмеялся Агасфер.
– Невероятно! – прошептал Горемыкин, еще раз проглядывая папку с документами. – Вы хотите уверить меня, что знаете предателей в штабе, которые позволили умыкнуть у меня из-под носа секретнейшие документы и передать их этому, как его – Косаидзи?!
– Не всех, к сожалению, – признался Агасфер. – Господин Косаидзи – очень осторожный человек. Но пять-шесть человек я мог бы вам назвать, ваше высокопревосходительство. Остальных, полагаю, можно вычислить по характеру представленных здесь документов. Сделанные мной пометки на каждом из них означают время, когда они поступили в распоряжение японского резидента. Сопоставьте это время с временем работы над этими документами офицеров своего штаба – и все, надеюсь, будет понятно.
– Невероятно! – повторил Горемыкин. – Однако позвольте, господин Бергман: вы сами упомянули, что японские шпионы весьма осторожны. Как же вам удалось снять копии?
– Бог наградил меня необычайной памятью и способностями к запоминанию, которые мне удалось развить, ваше высокопревосходительство. Извольте убедиться сами: дайте мне на несколько минут любой документ с вашего стола или книгу – и я запомню и повторю прочитанное слово в слово…
Недоверчиво ворча, Горемыкин вручил посетителю подробный план прошлогодних маневров войск округа. Он продолжал недоверчиво улыбаться, видя, как тот быстро перелистывает страницы. Перелистав документ, Агасфер пожал плечами и вернул его генералу:
– С какой страницы прикажете цитировать, ваше высокопревосходительство?
Генерал наугад раскрыл топографическую часть отчета:
– С шестьдесят пятой страницы извольте…
– С шестьдесят пятой, – Агасфер нахмурился, полузакрыл глаза и начал монотонно воспроизводить только что просмотренный документ. Следивший за текстом Горемыкин скоро захлопнул папку и с восхищением уставился на посетителя:
– А таблицы, графики, тексты на иностранных языках – тоже умеете?
– Таблицы и графики занимают чуть больше времени, – признался Агасфер. – То же касается и любого незнакомого мне языка…
Горемыкин встал:
– Надеюсь, милостивый государь, вы простите мой скепсис и несколько резких выражений, допущенных мной в начале нашей беседы. Однако вы должны меня понять – не каждый день, знаете ли, приходится встречаться с подобным. Чем могу быть вам полезен, э… Вот черт, знаю, что вы офицер, причем весьма необычный – а вынужден называть вас сударем или милостивым государем! Вы действительно не имеете право представиться по чину – даже мне, генералу от инфантерии?
– Счел бы честью. Но увы, ваше высокопревосходительство! – покачал головой Агасфер. – Просьб и пожеланий также не имею. А вот кое-что рекомендовать вам рискну. Или попросить – как вам будет угодно. Первое – предатели. Избавляться от них, безусловно, необходимо, но, умоляю, без лишнего шума и трибуналов. Найдите возможность перевести их на должности, где они будут лишены доступа к секретным материалам. Очень аккуратно, по одному – чтобы не спугнуть японских резидентов. Капитана Захарчука можно и арестовать со всеми вытекающими из этого последствиями – произведя у него на квартире негласный осмотр. Я уверен, что он хранит копии секретных документов дома.
– Будет сделано, – заверил Горемыкин. – Что еще?
– Кругобайкальская ветка железной дороги, предмет вашего личного кураторства, ваше высокопревосходительство. Для ее строительства нанимаются в основном рабочие-японцы. Наши инженеры довольны их дисциплинированностью, отсутствием пьянства и аккуратностью. Однако есть основания полагать, что все эти «рабочие» – военнослужащие-резервисты, а их десятники – унтер-офицеры. Не хочу пугать ваше высокопревосходительство, но хорошо бы усилить контроль за их работой. Не исключаю возможность вредительства и даже диверсии в случае войны с Японией. Что-то вроде бомб замедленного действия. Необходимо также тщательно следить за отселением из полосы отчуждения[5 - Полоса отчуждения КВЖД – отведенные по контракту 1896 г. земли для постройки и эксплуатации дороги. Под станционные поселки земли отчуждались по мере практической надобности. В полосе отчуждения допускалось строительство служебных помещений и даже жилых домов для обслуживающего персонала.] всех лиц монголоидной расы – и не только их.
– Эх, батенька, это все гораздо легче запланировать, чем сделать, – посетовал Горемыкин. – Система полицейского надзора в моем округе довольно сложна. Помимо общей и жандармской полиции, в губернии действует ряд специализированных и вспомогательных охранительных формирований. В 1900 году вместо казачьей полиции, содержащейся за счет золотопромышленников, на золотых приисках была учреждена горно-полицейская стража. Реформирование горной полиции преследовало своей целью вывести ее из материальной зависимости от золотопромышленников. Комплектование горно-полицейских команд велось добровольцами, отслужившими действительную военную службу. В целом они удовлетворительно справлялись со своими обязанностями, главной из которых являлась борьба с хищением и другими незаконными способами приобретения золота. А что касается полиции сыскной, то тут дело плохо! Сыскарей в Иркутске, насколько я знаю, меньше десятка, причем половина – городовые, умеющие только «праздничную» мзду собирать. А тут еще политическая полиция… Кому железную дорогу-то охранять?
– Обещаю, что в первой же докладной записке поставлю свое начальство в известность о сложившейся ситуации. Думаю, дело сдвинется. – Агасфер встал, взялся за трость. – Ну а засим – честь имею, ваше высокопревосходительство!
– Спасибо, батенька! Куда дальше-то двинете, ежели не секрет?
– Всех планов и задумок моего начальства я просто не знаю, – уклонился от прямого ответа Агасфер. Однако, не желая обижать недоверием генерала, решился сказать часть правды: – скажем так: далее на восток, ваше высокопревосходительство. Здесь я ожидал вскрытия рек и прохода по ним основных льдов. Ну, теперь, слава богу, вроде препятствий нет. За пару недель доберусь на почтовых до Сретенска, а там уже по воде, пароходиками. Знающие люди говорили, что от Сретенска до Благовещенска 1200 морских миль, а до Хабаровки[6 - Так в начале ХХ века назывался нынешний Хабаровск.] около двух тысяч. За месяц доберемся, ежели Бог даст. Надеюсь, вы понимаете, что мой маршрут является государственной тайной. А ежели кто будет особо интересоваться – можно сказать, что, по вашим сведениям, мы направляемся в Китай.
– Так вы не один?
– С супругой, ваше высокопревосходительство, – улыбнулся Агасфер.
Горемыкин покачал головой:
– Места тут дикие, необжитые. Особенно в Забайкалье. Не страшно за супругу?
– Она у меня храбрая, хоть и смолянка![7 - Так называли девиц, получивших образование и воспитание в Смольном институте благородных девиц.]
– Погодите-ка! – Горемыкин выбрался из-за стола, быстро достал из шкафа многозарядный маузер[8 - 10-зарядный пистолет. Одна из причин популярности пистолета Маузера – его огромная по тем временам мощность. Пистолет позиционировался как легкий карабин, чем он в сущности и являлся: деревянная кобура использовалась в качестве приклада, а убойная сила пули заявлялась на дальность до 1000 м.] и винчестер[9 - Обычно под названием «винчестер» подразумевают наиболее популярную модель 1866 г. Первые рекламные объявления гласили, что опытный стрелок мог израсходовать магазин винтовки за 15 секунд. Это говорит о том, что у этой винтовки была высокая скорострельность – около 60 выстрелов в минуту.], протянул оружие гостю. – Надеюсь, от такого подарка не откажетесь, господин офицер?
– Не откажусь, – кивнул Агасфер. – Покорнейше благодарю, ваше высокопревосходительство.
Горемыкин смущенно кашлянул:
