– Тварь! – Анна снова попыталась ударить Айзека, но тот перехватил руку.
– Не будь дурой! Говорю: подписывай. Ты же знаешь: через суд дороже выйдет. Я лишь куплю эту рухлядь – и дело с концом.
– Это дом моих покойных родителей – он мой, мои воспоминания в нём!
– Что за вздор? Я прекрасно помню, что тебе было наплевать.
– Ты не всё знаешь. Во всяком случае, не так, как тебе кажется. Он тебе не всё говорил о себе… о нас с ним…
– Я знаю с его слов предостаточно и просто выполняю его просьбу. Всё равно никто этот дом больше не возьмёт. Я согласен даже перестроить его по доброй старой памяти, но не к тебе. Ты совсем не изменилась, только хуже стала притворяться.
– Я так и знала, что ты постоянно пытался разрушить наше счастье!
– Не неси чушь! Ты здесь по его доброй воле, только поэтому я тебя и не трону, сможешь жить здесь и дальше, если захочешь! – Он кивнул на дом Пёрков и протянул ей бумагу и ручку.
Начали падать крупные капли, подул недобрый ветер, и Айзеку надо было поторапливаться.
– Ни за что! – выпалила Анна.
Дёрнулась к крыльцу, но он схватил её за развевающуюся полу халата и резко дёрнул назад, к себе. Она попыталась закричать, но он плотно, с силой закрыл ей рот – так, что слышался только тихий сдавленный гул. Когда тот прекратился, Великан медленно убрал ладонь и пронзительно посмотрел ей в глаза.
Губы у Анны дрожали, а на глазах заблестели накатывавшиеся неподдельные (как показалось Элли) слёзы. Силы будто покинули её, и послышался лишь шёпот:
– Я не верю тебе. Ты меня обманешь.
– Не путай меня с собой. Договор – для меня не цель, а гарантия того, что мне не придётся верить тебе на слово. Да здесь и не было ничего твоего…
– Но и твоего тоже…
– Оно и не будет моё. На, прочитай же уже!
На сей раз Анна вгляделась в написанное – какая-то безнадёжность изменила положение морщин на лице, облик сменился на жалкий и даже ничтожный. Перемена была разительной.
Она медленно взяла ручку и, колеблясь, то выпрямляясь, то наклоняясь к договору, через минуту неуверенной рукой поставила наконец свою подпись.
– Не разрушай всего, Айзек… Буду молиться, чтобы у тебя проснулась совесть…
– Моя совесть перед тобой, на законной бумаге.
Он сложил её и аккуратно сунул во внутренний карман пиджака.
– А молиться тебе лучше за себя, за свою душу, Анна, – отрезал он и быстро пошёл прочь.
Элли сидела ни живая ни мёртвая и смотрела, как мать заходила в дом.
Дождь усилился, и Птичке некогда было переваривать случившееся в саду; скоро она уже взлетела по лестнице на свой подоконник и, закутавшись в плед, рассматривала грозу из окна.
Если бы Элли только знала, что всю эту сцену она наблюдала не одна: позади неё несколько минут назад буквально на расстоянии семи метров кто-то не спускал глаз со всех троих…
* * *
Гроза бушевала не на шутку: в один миг ливень вдарил в полную силу, потрескивали ветви, под порывами ветра дотягивались до самого стекла, и Элли вздрагивала. «Да что же, чёрт возьми, всё это значит?!» Тогда девушка не знала, что эти слова надолго поселятся в её устах. Видимость отползла от низинного луга до самых ворот: виден был только сад. На него-то она и стала смотреть, замирая от силы стихии, но вскоре в кромешной темноте нельзя было различить ни единой зги.
Ярко вспыхнула молния и осветила пространство. Элли снова дёрнулась… нет, показалось…
Опять вспышка – и на этот раз сомнений не было: кто-то стоит под её окном. Ужас пробежал по позвонкам и затряс коленки. Элли вжалась в откос и спустя несколько секунд осмелилась всмотреться вниз.
Ещё всполох – и можно было различить женскую фигуру. Она что-то сжимала в руках и будто шевелила губами, возможно, даже выкрикивала какие-то слова, но в шуме капель ничего не было слышно. Затем стала размахивать чем-то, похожим на крест.
Из следовавших друг за другом молний, как по кадрам, девушка пыталась восстановить полную картину происходившего. Женщина в бесформенном чёрном одеянии достала исписанный лист, завернула в него крест и тщетно начала пытаться его поджечь. Но то беспощадный ветер тушил слабо тлевшие уголки, то дождь точно попадал в слабо занимавшееся пламя.
В конце концов непонятный предмет кое-как зачался неровным огнём. Помедлив некоторое время, женщина бросила его под окно Элли и поспешила прочь, похоже, прихрамывая на одну ногу. Как лисица, она проворно проскользнула по колыхавшемуся из стороны в сторону саду и слилась с безнадёжно тёмным, непролазным мраком, будто тень, вышедшая из него на несколько минут и скрывшаяся спешно обратно, под свою кровлю.
Всполошившаяся Птичка снова кинулась на улицу, стараясь не создать лишнего шума и не привлечь внимание любопытной няни, вечно шмыгавшей по дому в самые ненужные моменты. На этот раз путь был свободен, и она скоро очутилась у того места, где видела неблаговидную – да что там – пугающую женщину.
Скомканный предмет, конечно, не успел догореть в такую дурную погоду, и девушка, не теряя времени, схватила его и бросилась вспять. Не промокнуть не вышло. Наоборот – измокла девушка до нитки, – с неё даже в комнате ещё текло. Одежда на скорую руку была сменена на сухую, волосы обтёрты полотенцем.
С волнением в груди она развернула на столе подобранное. Верхняя бумага оказалась истлевшими остатками заклинания или заговора. По отдельным отрывкам она поняла: речь шла о том, чтобы заставить некие потусторонние силы привлечь в этот дом смерть. Возможно, дальше, по логике написанного, должно было идти имя или имена тех, кого она собиралась забрать, но места? те бесповоротно сгорели. Внутри действительно оказался крест, сложенный из восковых свечей – смоляных, обтёкших и загнутых вокруг обгоревшего с концов клочка.
Она поднесла его к свету – это оказалась карта. Элли всмотрелась и увидела… дьявола. Надпись под картинкой также гласила: «Диавол». Она тут же отбросила от себя противно-жуткое изображение, которое перевернулось несколько раз в воздухе и мягко приземлилось на пол рубашкой вверх…
Девушка нагнулась поближе, не веря своим глазам: в зрачках отражался уже виденный ею красный щит с двумя полумесяцами…
Глава 5
Еле поднявшись после неровного, прерывистого сна, Элли не могла остановить жужжавший в её голове рой пчёл. Она подошла к столу; там лежали вчерашние напугавшие её колдовские предметы, но больше всего, до дрожи, её волновало изображение дьявола. Что-то вертелось знакомое, неуловимое в памяти о нём. Всё будто было опутано пеленой, непроходимой для рационального понимания, ведь о магии девушка ничего не знала.
«Вот бы получилось поговорить с Мари! Но даст ли это хоть немного прояснения? Вряд ли, с её-то спутанностью в мыслях и “голосах”, но больше ничего не остаётся. – Она положила карту в карман. – А мама? Как она связана с Айзеком? От неё всё равно не добиться ответа – придётся, видимо, продолжить поиски разгадок в Руине. Чтобы просто защищаться от навязчивого соседа, мама была слишком агрессивна – кажется, ей действительно есть что скрывать. И скрывает ли она это “что-то” ото всех, или это меня водит за нос чуть ли ни каждый?..»
Невозмутимость Анны за завтраком ещё сильнее, чем вчера, возмутила Элли: ну не может же она так беспокоиться за дочерей, чтобы и слова не сказать о произошедшем! Или, раз никто не задаёт вопросов, то и комментариев не последует.
«Как-то по-другому стала я смотреть в поникший взгляд матери: всё больше видится двойное дно её поведения, некая призрачная наигранность… Вот оно! Вспомнила! Призрак! Он говорил что-то о дьяволе, которого нужно обязательно найти и живущем там, где садится солнце. Получается, я его нашла… Вчера при закате солнца карта и появилась под моим окном. Но для других же я не знаю о сеансах и, соответственно, о дьяволе – значит, буду молчать. Тем более, по словам Мари, да и самого духа, “призраки не ошибаются” – следовательно, они должны и так быть в курсе случившегося, если, конечно, они существуют».
После завтрака Элли незаметно проследовала за Мари, думая, с чего бы начать беседу, но никак не могла нащупать предлога для визита в её комнату. Однако везение и на сей раз не пробежало мимо: белокурая девушка направилась к заднему выходу, который вёл в малоухоженную, полузаросшую часть сада.
Элли потеряла её из виду, так как старалась держаться подальше. Один закуток, второй – никого. Поиски постепенно завели девушку в тупик. Растерянная Птичка остановилась, схватившись за лапу куста и не зная, куда направиться дальше.
– Зачем ты следишь за мной?! – резко послышался голос за спиной.
Ветка, которую сжимала Элли, дрогнула.
– Я… я не слежу за тобой, Мари… Я просто не знаю, с кем поделиться. Ты… ты же говорила, что тебе одиноко, – вот и мне стало одиноко, и я подумала: может…
Мари внимательно осмотрела преследовательницу, затем быстро улыбнулась и сказала:
– Хорошо, пойдём.
Она направилась вглубь зарослей, ближе к своему окну. Затем уселась прямо на траву, ожидая того же от Элли. Не жалея светлой юбки, Птичка устроилась рядышком.
– А отчего тебе стало одиноко, Элли? – Голос девушки был мягким и сострадательным.
– Что-то происходит здесь, таинственное и запутанное, но я не знаю точно что…
– Расскажи мне – тебе станет легче, – перебила Мари и пересела так, чтобы они находились лицом к лицу.
– Ладно. Только никому…
– Конечно, никто не узнает.
Элли поймала себя на мысли, что приятно говорить, когда понимают с полуслова, прониклась доверием и продолжила:
– Вчера мама ругалась с нашим новым соседом – Айзеком. Было слегка беспокойно за её состояние – ведь ей нельзя нервничать. А поговорить я с ней не могу: мне немного стыдно. Получилось, что я вроде как подслушивала. Они начали ссору, когда я спешила домой из-за дождя, и не заметили меня в кустах. А любопытство не позволило мне выйти из укрытия. Хоть я всё и услышала, но ничего не поняла. Ты не знаешь, почему между ними кошка пробежала, – Айзек и Полин ведь только заселились?
– Они уже были знакомы, – отчеканила Мари.
– Как знакомы?..
– Да, знакомы. Ещё до твоего появления.
– Расскажи…
– Мне просто знакомо лицо мистера Крейга, но я не помню отчётливо, кто он: я была слишком маленькой.
– Но хоть что-то ты помнишь? Очень нужно знать.
– Мне видятся много людей. Все говорят, пьют, веселятся. Обстановка чем-то напоминает нашу гостиную – может, это она и есть. – Мари задумалась немного. – Да, похоже на то. Детские воспоминания такие неясные, скорее это даже ощущения, которые переходят в образы, а не сами события. Всё очень мутно. Как бы пытаешься вглядеться поглубже, оказаться там заново, а получается ещё хуже сориентироваться в…
– Я поняла, Мари. Но Крейг, кто же он, ты помнишь?
– Не помню я. Он среди гостей. Их обычные посиделки, как у нас были недавно, только людей гораздо больше; вся комната заполнена…
– Ну хоть что-то! Сосредоточься, прошу! Ты сможешь.
Мари вздохнула и, сильно задумавшись, отвела глаза в сторону. Зрачки немного расширились, дыхание словно замерло. Не меняя положения, она сказала:
– Он мне даёт в руки какой-то предмет. Конфеты, наверное. Но всё как в тумане… И ещё одно… Когда он приходит, он не с Полин, а с другой миссис Крейг… Да, у него, видимо, была другая жена… или любовница – не знаю.
Дальше они молча просидели около минуты. Элли не знала, как продолжить: боязнь вывести девушку из спокойствия равнялась силе собственных подозрений насчёт найденной карты. Сам собой напрашивался вывод о прямом или косвенном участии Мари во вчерашних событиях. Наконец Птичка так осторожно, как могла, продолжила:
– Это не всё, чем я хотела поделиться. Но я не уверенна, стоит ли.
– Разве мы не будем дружить? – растерялась Мари. – Почему ты сомневаешься во мне?
Элли поняла, что теперь они на одной волне, и приступила, собственно, к главной цели:
– Ты можешь мне честно сказать: не выходила ли ты вчера из дома, пока шёл дождь?
– Естественно, могу: я такого не припомню. А что случилось, почему это так важно?
– Мне не по себе, даже жутко немного. Перед сном я нашла вот это.
Словно алое лезвие, сверкнула карта в её ладони, отразив блик осеннего солнца. Мари, сперва ничего не разглядев, потянулась взять предмет, но на полпути остановилась и вскрикнула:
– Откуда она у тебя?!
– Под моим окном лежала. Мари… только не обижайся: я должна спросить… Ты же мне показывала свои другие карты… Ты никак не причастна к этому?
– Ну зачем ты так? Ты же единственная, с кем бы я могла поговорить по душам.
– А что же мне тогда думать?.. Не теряла ли ты другие карты? Не мог ли их кто-нибудь у тебя забрать? Там же та рубашка, что и на твоих.
– Даже не знаю, что сказать. Я в недоумении… У меня же было только три пажа, о других картах речи не шло!
– Ну и как же мне быть?
Мари не ответила, грустно потупила взгляд и снова «улетела в облака». Элли расстроилась и теребила травинку у коленки: ничто не сдвинулось с мёртвой точки. Периодически девушки поднимали глаза на желтевшие листья, будто пытаясь прочитать ответы на свои неразрешённые вопросы, а затем снова возвращались к размышлениям, боясь нарушить тишину.
С каждой минутой Мари начинала всё больше волноваться: то чесала шею и щёки, то опять меняла местами подсунутые под себя ноги; на побледневших скулах выступила неровная рдяная краска, а пальцы не находили покоя на её расшитом мешочке. Боковым зрением Элли замечала, что собеседница несколько раз приоткрывала губы, но слова так и застревали, не найдя выхода, и дыхание, кстати сказать, стало прерывистым и суетливым. В конце концов Мари не выдержала и, сильно сжав брошь на платье, прошептала:
– Прости меня, Элли…
– Я не понимаю…
– Врать нехорошо, а я тебе соврала. Но я не могу не сказать правды, просто не могу. На самом деле у меня есть не только три пажа…
Тут Мари открыла свой мешочек и медленно стала доставать карты одну за одной: три уже знакомые Элли, потом – девятку мечей, десятку мечей и изображение скелета с подписью «Смерть»…
* * *
Тем временем у соседского дома началась суматоха перед очередным отъездом.
Также носились туда-сюда слуги, создавая комфорт хозяевам и заранее, по направлению взгляда, угадывая их желания. Айзек снова торопился успеть закончить дела в свой рабочий перерыв, Полин же, напротив, спокойна и сдержанна в жестах. Элли всего этого не заметила; перед ней по-прежнему на траве лежали непонятные карты, вселявшие в неё сверхъестественный ужас.
– Мари, почему ты соврала? Это же ты подложила мне под окно эту карту? Ты занимаешься каким-то колдовством? Ты хочешь причинить мне или кому-то зло за своё одиночество? Или…
